За прошедший год цены на нефть упали более чем вдвое: с $100 за баррель сорта Brent в конце августа 2014-го до $44 год спустя. Однако ощущения, что рынок уже нащупал дно, продолжают развеиваться так же быстро, как возникают. Цены скачут вверх-вниз, и мнения о тенденциях на ближайшие месяцы разнятся.
Некоторые склонны винить в «загогулинах» рынка биржевых спекулянтов. Однако нам, экономистам ВР, продолжает казаться, что финансовые инвесторы оказывают влияние лишь на скорость изменения котировок нефти. Долгосрочные же тренды нефтяных цен продолжают определяться динамикой спроса и предложения.
Начнем с простого наблюдения: в отличие от 2008-2009 годов, когда глобальный финансово-экономический кризис привел к падению мирового потребления нефти, во второй половине 2014 года, когда началось стремительное падение нефтяных цен, ничего особенного на стороне спроса не наблюдалось.
Пертурбации произошли на стороне предложения.
Сначала разрушилось случайно сложившееся равновесие между увеличением добычи нефти в США (где произошла сланцевая революция) и сокращением поставок нефти на рынок традиционными экспортерами от Ливии до Ирана. Объемы «новой» нефти, выходившей на рынок, превысили выпавшие объемы, и на рынке образовался излишек (около 1,5 млн барр/сут.). Затем ОПЕК приняла решение не сокращать добычу (что требовалось бы для балансировки рынка) и допустить обвал цен.
Сегодняшние колебания нефтяных цен в основном определяются совокупностью трех факторов: а) динамикой добычи сланцевой нефти в США, б) объемами нефти, возвращающейся на рынок из стран, ранее сокративших ее экспорт (у всех на устах иранская нефть, чьи поставки могут возрасти после снятия санкций), в) добычей нефти «ядром» ОПЕК: Саудовской Аравией и странами Персидского залива.
Попробуем оценить перспективы каждого из этих факторов.
Безусловно, американская революция сланцевой нефти (которую точнее было бы называть нефтью из труднопроницаемых коллекторов) является новым, а потому наименее предсказуемым явлением. Более того, эта революция в основном технологическая. А технологии продолжают совершенствоваться, внося дополнительные трудности в прогнозы. Наглядный пример недостаточной изученности этого феномена представлен на следующем графике.
Хорошо видно, что традиционный способ оценивать грядущие изменения объема добычи по числу используемых буровых установок оказался малоприменим (по крайней мере, пока) к сланцевой нефти. С рекордных значений, зарегистрированных в октябре 2014 года, число буровых установок в нефтяной промышленности США упало почти на 1000 единиц (на 58%). Но сопоставимого падения добычи не произошло. Более того, несмотря на стремительное падение числа буровых с начала нынешнего года, добыча нефти продолжала расти и в августе 2015-го была выше, чем год назад, почти на 800 000 барр/сут.
Такое расхождение стало неожиданностью для рынка (в том числе, похоже, и для ОПЕК). Напомню, что как только данные компании Baker Hughes стали показывать падение числа буровых установок в нефтяной отрасли США в январе-феврале 2015 года, мировые цены на нефть пошли вверх. Рынок воспринял это падение как провозвестник скорого обвала добычи сланцевой нефти.
Но, как оказалось, зря.
Применение все более совершенных технологий наклонного бурения и гидроразрыва позволяет наращивать объемы сланцевой нефти, добываемые при помощи одной буровой установки. За последние 5 лет (с 2009 по 2014 год) эта производительность выросла в 2,5 (!) раза и продолжает расти. Похоже, осознание рынком (хоть и медленное) этих новых реалий и является одним из важных факторов нынешнего падения цен.
Конечно, было бы неверным утверждать, что технологический прогресс сделал добычу сланцевой нефти в США нечувствительной к ценовой динамике. Но уровни окупаемости этой добычи оказались совсем не такими, на какие ориентировался рынок в конце 2014 года. Бытовало мнение, что добыча сланцевой нефти начнет падать, как только цены опустятся ниже $80 за баррель. А оказалось, что рост этой добычи только начинает тормозиться, когда цена (по WTI) стремится к $40.
На графике добычи нефти в США хорошо видно, что ее динамику можно уподобить ваньке-встаньке — как только цены хоть немного повышаются, рост добычи возобновляется. И это неудивительно: в отличие от привычных нефтяных проектов, где лаг между увеличением вложений в добычу и выходом дополнительной нефти на рынок измерялся годами, бурение скважины на сланцевом месторождении ныне колеблется от двух до трех недель. И при росте цен американская сланцевая нефть возвращается на рынок в течение месяца. Это еще одно новое явление, с которым рынку придется считаться.
Как и с тем, что пределы наращивания добычи нефти США пока просматриваются недостаточно ясно. Напомню, ежегодный прирост добычи нефти в США за последние 5 лет превышал 1 млн барр/сут. (1,6 млн барр/сут. в 2014 году). Исходя из нынешней оценки запасов сланцевой нефти, такие темпы роста добычи США могли бы поддерживать до первой половины следующего десятилетия.
В действии второго фактора — постепенном возвращении на рынок ранее выпавших объемов — ничего такого же принципиально нового, как в добыче нефти в США, пока не наблюдается. Революции, конечно, происходят и там («арабская весна» внесла весомый вклад в выпадение 3 млн барр/сут.). Но по крайней мере неопределенности относительно объемов, которые могут вернуться на рынок, и времени, требующегося для устранения перебоев, заметно меньше. Перебои были всегда (от Нигерии до Ирана). И закономерность прослеживается более или менее четко: возвращающиеся на рынок объемы обычно меньше выпавших, а на восстановление поставок уходит около трех лет.
Сейчас основное внимание приковано не к Ливии или обоим Суданам с Йеменом, а к Ирану, который обещает всего за год восстановить экспорт в прежних объемах, что выплеснет на рынок дополнительно 1 млн барр/сут. Утверждать, что это нереально, пока нельзя. В отличие от прочих поименованных стран, иранские нефтяные мощности не пострадали в ходе гражданских войн.
Но в каком состоянии они находятся после десятилетий лет санкций, никто за пределами Ирана точно сказать не может.
И наконец, третий фактор — добыча нефти в Саудовской Аравии — тоже демонстрирует повышательный тренд. ОПЕК не только не сократила общую квоту на добычу в прошлом ноябре (30 млн барр/сут.), но и добывает в настоящий момент примерно на 1 млн барр/сут. больше квоты (в том числе Саудовская Аравия на 700 000 барр/сут. больше, чем в 2014 году).
Говоря об ОПЕК, стоит упомянуть еще и об Ираке. Со времен первой войны в заливе эта страна освобождена от участия в квотировании добычи в рамках картеля. И последние годы добыча нефти в Ираке уверенно растет (+1 млн барр/сут. в июле 2015 года, по сравнению с 2014 годом). Более того, существующий там режим распределения доходов (фиксированная маржа добывающих компаний) делает наращивание добычи нечувствительным к уровням нефтяных цен.
Итак, предложение нефти становится пока только больше. Можно ли рассчитывать, что рынок сбалансируется за счет сокращение производства где-нибудь еще или за счет более значительного, чем раньше увеличения спроса на нефть?
Конечно, более низкие цены на нефть не могут не сказаться на новых проектах по ее добыче. Компания Wood Mackenzie недавно насчитала 46 нефтегазовых проектов, отложенных из-за низких цен на нефть и газ. Все это так. Но ни один из этих проектов не дошел даже до стадии принятия решения об инвестициях. То есть эта нефть и не должна была попасть на рынок в ближайшие годы. Иначе говоря, будущее предложение нефти безусловно будет меньше из-за откладывания этих проектов. Но к решению нынешних проблем излишка нефти на рынке это не имеет большого отношения. Та нефть, которая выходит на рынок сегодня, является результатом инвестиций, сделанных в прошлые годы. Потому пока не только не падает, но, более того, все еще продолжает расти добыча даже из наиболее дорогостоящих нефтяных проектов, таких как нефтяные пески Канады и глубоководный шельф. А уж про таких важных поставщиков нефти на мировой рынок, как Россия, и говорить не приходится. Добыча нефти в нашей стране выросла на 1,6% за первую половину 2015 года. Это даже более высокий темп роста, чем в прошлом году.
В целом, по нашим оценкам, добыча за пределами ОПЕК при ценах в $50-60 за баррель Brent могла вырасти в текущем году более, чем на 0,5 млн барр/сут. Это намного ниже прошлогодних двух с лишним млн барр/сут. Но все же рост только усугубил сложившийся дисбаланс на рынке. Нужны были более низкие цены на нефть.
Конечно, низкие цены стимулируют ускорение роста потребления нефти. Мы ожидаем вдвое более высокий прирост мирового потребления нефти в этом году по сравнению с прошлым (1,5 против 0,7 млн барр/сут.). Но этого недостаточно для рассасывания сложившегося излишка нефти на рынке.
Тем более что часть вышедшей на рынок нефти мир все равно не собирался потреблять сегодня.
Если нефть не потребляется сразу, излишки накапливаются в нефтехранилищах. Так до сих пор и происходило, в результате чего коммерческие запасы нефти в ОЭСР побили исторические рекорды. Но по мере заполнения имеющихся емкостей все более актуальной становится проблема сохранения стимулов к хранению нефти. Не вдаваясь в детали экономики хранения нефти, отметим одну простую закономерность: чтобы кто-то решился хранить нефть (не самое дешевое удовольствие), его ожидания разницы между сегодняшними ценами и ценами будущих периодов (обычно при таких расчетах оперируют 12-месячным фьючерсом) должны окупать издержки хранения и приносить прибыль.
До нынешнего падения цен на нефть эта арифметика выглядела все более и более проблематичной. Дальний конец форвардной кривой был ненамного выше спотовых цен. Отмечу, что в 2008-2009 годах эта разница (называемая контанго) была заметно больше. Получалось, что и с этой стороны нужны были более низкие цены.
Что рынок, в конце концов, и получил.
Причем, чем ниже упадут цены, тем быстрее сбалансируется рынок. Рост предложения за пределами ОПЕК (да, думаю, и в ОПЕК) замедлится, прирост потребления нефти окажется еще выше, да и стимулы к хранению нефти повысятся. Вопрос только, при каких ценах новый баланс спроса-предложения окажется более или менее устойчивым. Пока этого не произойдет, волатильность цен имеет все шансы сохраниться на высоком уровне.
Ну и не маловажный вопрос, как долго финансы Саудовской Аравии выдержат эти низкие цены. Нынче королевству нужно не менее $100 за баррель, чтобы сбалансировать бюджет. И пока бюджетные расходы там не сокращали, как, впрочем, и добычу нефти.
При всей описанной неопределенности, представляется все же, что ориентирами для цен на нефть будут выступать, с одной стороны, снижающая себестоимость добычи сланцевой нефти в США. А с другой — не снижающиеся бюджетные потребности Саудовской Аравии. Вот только пока не понятно, кто кого.