Все ли люди врут? Врут ли чиновники и финансисты чаще обычных людей? За последнее время наука заметно продвинулась в понимании природы вранья. Вранье — большая экономическая проблема. Американский ритейл еще 10 лет назад терял порядка $16 млрд в год на гардеробном мошенничестве — когда люди «покупают» одежду, немного носят ее, а потом возвращают, получая деньги назад. На рынке недвижимости потери от мошенничества вдвое больше, а налоговое мошенничество в то время, по оценкам Accenture, превышало $300 млрд — люди уклоняются от 15% налогов, которые должны заплатить. Еще вдвое выше сумма, которую теряют на воровстве и обмане со стороны своих сотрудников корпорации.
Недавно три экономиста из университета Цюриха во главе с Алайном Коном наделали шуму своей публикацией в Nature. Они выяснили, что банкиры много врут, причем подталкивает их к этому именно работа в банке. Экономисты провели эксперимент с 128 банкирами со средним опытом банковской работы 11,5 лет и 355 представителями других профессий. Перед экспериментом контрольной группе был задан ряд нейтральных вопросов (например, об увиденном по ТВ), а основной — об их работе в банке.
Затем банкиры из обеих групп должны были 10 раз подбросить монету, предварительно предсказав, как она упадет. За каждое верное предсказание банкир получал от экспериментатора $20 — предельный заработок мог составить $200. Возможность солгать была: никто, кроме испытуемого, не мог видеть, как в действительности упала монета: о совпадении результата с прогнозом он сообщал онлайн. Но понятно, что по теории вероятности среднее число угадываний должно было составить около 50%.
«Контрольная» группа, с которой разговаривали о ТВ, оказалась почти честной: она «угадала», как упадет монета, в 51,6% случаев. А вот банкиры, перед этим поговорившие о банковской работе, угадали результат 58,2% бросков! Это статистически значимое отклонение — если теория вероятности верна и для банкиров, в 16% случаев они солгали, и хотя бы раз это сделали 26% из них. Хуже того, в этой группе оказалось несколько человек, которые «врут как дышат»: 10% испытуемых правильно предсказали результаты всех 100% бросков! Хотя по теории вероятности шанс такой удачи составляет не 10%, а всего 0,1%. «Неудачников» — тех, кто угадал 5 и менее бросков из 10, среди банкиров было меньше, чем в других профессиональных группах.
Но может быть, разговор с любым профессионалом о его работе побуждает его врать? Нет. Кон и коллеги проверили это на нескольких профессиях, включая фармацевтов и компьютерщиков: на их честность разговор о работе влияния не оказал.
Только заключенные тюрем вели себя похожим образом, но там эффект выражен намного слабее.
Почему именно банкиры, поговорив о работе (то есть те, у кого актуализирована профессиональная идентичность), больше врут? Гипотеза Кона: разговор настроил их на материалистический лад. Например, после эксперимента они чаще, чем банкиры из «контрольной группы», соглашались, что социальный статус в первую очередь определяется финансовым успехом. Банкиры, более остальных согласные с материалистическими тезисами, «угадывали», как упадет монета, примерно на 15% чаще, чем те, кто с ними не согласен.
Получается, расхожий стереотип, будто среди банкиров много лжецов (до кризиса, по данным Gallup, так думали 10–15% американцев, а в последние годы — 25% и более), не так уж далек от действительности. Банкиры действительно много врут. Платя в последние годы гигантские штрафы регулирующим органам США, Британии и других стран, крупнейшие банки мира обещают больше не обманывать. Цюрихский эксперимент ставит под сомнение декларируемые цели, усилия по очищению своих рядов и выстраиванию честной политики по отношению к клиентам и обществу. Видимо, в корпоративной культуре множества банков есть то, что подталкивает их сотрудников к неэтичному поведению — вранью ради краткосрочного успеха, говорит Эрнст Фер, один из авторов исследования.
Проблема с банкирами в том, что они получают превышающие их основной оклад бонусы за рискованную, агрессивную игру с чужими деньгами.
Насколько она рискованна, станет ясно несколько лет спустя, когда, скажем, конкретный управляющий активами или кредитный менеджер, выдавший много «плохих» кредитов, уже покинул банк. Типичный случай: Христиану Биттару, инвестбанкиру из Deutsche Bank, как выяснилось только в 2013-м, был назначен рекордный бонус за 2008-й, кризисный год — €80 млн. Это почти в шесть раз выше самого большого бонуса, полученного за время работы в банке его тогдашним главой Йозефом Аккерманом. Правда, Биттар успел получить только половину суммы — он уволился, когда выяснилось, что он участвовал в манипуляции ставкой Libor, в которой оказалось замешано несколько крупнейших банков мира.
Еще много врут чиновники. Их в экспериментальную лабораторию заполучить сложно, но Рема Ханна (Гарвард) и Шин-Йи Ванг (Уортонская бизнес-школа) провели эксперимент с индийскими студентами, в том числе будущими чиновниками. Будущие чиновники врут чаще остальных студентов — в исследовании это проверялось на игре в кости (дизайн эксперимента похож на предыдущий). Чем менее альтруистически настроены студенты, тем больше среди них собирающихся пойти на госслужбу. А само вранье — хороший предсказатель того, насколько распространено коррупционное поведение среди носителей тех или иных профессий.
Честность или нечестность — это не врожденные свойства, а во многом функция от принятых в данном сообществе социальных норм, под которые подстраивается человек. Это в нескольких работах показал Дэн Ариэли из Университета Дьюка, чьи исследования, и особенно вышедшая в 2012 году на английском книга «Чистая правда о вранье: Как мы лжем всем и особенно сами себе», внесли большой вклад в понимание этого вопроса. Люди очень восприимчивы к принятым в сообществе правилам и нормам, показывает Ариэли и соавторы: если перед началом эксперимента неявный сообщник экспериментатора говорит, что врать нехорошо, испытуемые этого почти не делают. А если, наоборот, испытуемым показывают, как совравший получает награду, то они тоже врут больше — в случае если это сделал человек, принадлежащий к их социальной группе.
Насколько много будут врать люди, заполняющие декларацию или подающие отчетность, зависит даже от такой мелочи, как время, когда подающий декларацию должен расписаться. Если после того, как все сведения будут заполнены, — в них будет больше вранья. Если же роспись ставилась в самом начале, участники эксперимента Ариэли и его коллег относились к подаваемым ими сведениям заметно ответственнее. Получив в ресторане лишнюю мелочь ($3–12), выданную им в виде сдачи как бы по ошибке, 2/3 клиентов не будут ее возвращать, демонстрирует работа израильских специалистов по менеджменту. При этом женщины возвращают лишнюю сдачу значительно чаще мужчин, а постоянные посетители ресторана — чаще случайных.
Однако в целом люди не так уж любят врать, показали исследователи из Harris School of Public Policy Studies Чикагского университета и Колледжа Уильямса. Их эксперимент был «естественным»: в 1987 году в США был изменен налоговый закон, дававший большие вычеты по подоходному налогу тем, кто имел на содержании иждивенцев. Раньше, чтобы получить вычет, достаточно было указать их имена. Налоговая служба не проверяла, существуют ли эти люди. Вычет был существенным — около $500 в долларах 2010 года, или 1,3% медианного годового дохода после уплаты налога. С 1987-го нужно было указать еще и номер идентификационной карты ребенка — теперь налоговики могли проверить, существует ли он и однократно ли указан как повод для вычета налога. Количество иждивенцев в налоговой отчетности резко уменьшилось — как выяснилось, лгали 2,5% плательщиков налога. Но 97,5% этого не делали!
Как работает сознание у обманывающих, демонстрирует работа трех маркетологов из американских университетов. Подавляющему большинству людей важно ощущать себя честными, но в то же время нечестность дает им ощутимые выгоды. Неразрешимое противоречие? Нет!
Обманщики лгут достаточно, чтобы на этом «зарабатывать», но не так много (с их собственной точки зрения), чтобы это вранье помешало им считать себя достойными уважения людьми.
Они допускают максимальное количество вранья, которое не портит их позитивное представление о самих себе. Обман может быть более или менее унизительным для обманщика. Например, стащить у приятеля стоящий 10 центов карандаш менее позорно, чем украсть у него же 10 центов, нужных на покупку карандаша (первую ситуацию проще истолковать в терминах дружбы). Многие другие обманы от мелких до самых крупных обманщик тоже может — хотя бы в какой-то степени — истолковать в выгодную для себя сторону.
Что может снизить склонность к вранью со стороны банкиров и чиновников? Главный фактор, как показывают классические работы Гэри Беккера об экономике преступления, — это тяжесть наказания и его неотвратимость в сравнении с выгодой от обмана и шансом уйти от ответственности. А вот общественный контроль значим лишь в той ситуации, когда выявленный с его помощью мошенник будет потом наказан. Как показало исследование экономистов из университетов Амстердама и Лиона, в игровой ситуации испытуемые, чьи имена известны экспериментатору и про которых он точно знает, что они врут, делают это не меньше, чем те, кого экспериментатор напрямую не контролирует. Если за вранье нет наказания, то пристальный контроль не побуждает быть честным.