На рубеже 2000-2010-х годов самым быстрорастущим сегментом российской экономики стали «короли госзаказа» (см. рэнкинги Forbes за 2012-й и 2013-й годы; новый рэнкинг опубликован в мартовском номере журнала, в продаже — с 27 февраля). Это частный бизнес, осваивающий растущие потребности государства в инфраструктурных отраслях и обслуживающий госкомпании.
Как сказывается экспансия государства и исполнителей его воли на экономике, можно лишь догадываться. Феномен это достаточно новый, толком не исследованный. Но сказывается вряд ли хорошо: экономика стагнирует. Не имея конкретных данных о том, как распоряжаются заработанными на государстве деньгами российские короли госзаказа, можно посмотреть на поведение их иностранных коллег. Таких исследований тоже немного. Логично было бы ожидать, что, например, в США влияние госзаказа на экономику будет нейтральным: фирмы, делающие бизнес на государстве, будут вести себя в инвестиционной, зарплатной политике, распределении прибыли так же, как остальные компании.
Это не так, показали недавно Лорен Коэн, Джошуа Ковал и Кристофер Мэллой из Гарвардской бизнес-школы в докладе «Mini West Virginias» — по имени штата с рекордными госрасходами (в 2010 году — 56,6% ВРП). Благодаря щедрому госфинансированию благоденствуют не только жители. Существуют и компании, которые всецело зависят от распределения бюджетных денег, удивляются Коэн, Ковал и Мэллой. Выяснить это удалось благодаря норме, обязывающей публичные компании раскрывать клиентов, на которых приходится более 10% продаж. В 1977-2011 годах 7% публичных компаний США называли в отчетности различные госструктуры. У фирм этой группы на государство приходилось в среднем 23% выручки. Самой зависимой от него оказалась Delta Tucker Holdings (оборонная отрасль): 96% продаж — госструктурам. У McDonnel Douglas (авиастроение, в 1997 была поглощена Boeing), Raytheon (оборонка) и PacifiCare Systems (здравоохранение) — более 50%.
Зависящие от государства фирмы отличаются от прочих пониженными (на 5-6%) темпами роста инвестиций.
За подключенность к государственной кормушке они платят низким ростом выручки: на 13% медленнее конкурентов из той же отрасли. В компаниях, где более 10% продаж приходится на частных клиентов (например, Walmart, Apple, Microsoft и т. д.) этого эффекта не наблюдается. Наоборот, такие фирмы опережают конкурентов по темпам роста инвестиций и выручки на 15%.
Но что здесь является причиной, а что следствием? Медленный рост — результат работы на государство? Или наоборот, выбор государства основным клиентом — результат принадлежности фирмы к определенному типу? Выявить направление влияния помогла информация о фирмах, обжаловавших в суде свой проигрыш на конкурсах по госзакупкам. Если у победителей госконкурсов темп роста выручки и инвестиций находится на уровне остальных зависимых от государства фирм, то проигравшие, как ни странно, ускоренно развиваются. Они вынуждены конкурировать за частного потребителя и быстро наращивают инвестиции. А те, кому посчастливилось заполучить в клиенты государство, теряют стимулы к росту. Зависимость от государства оборачивается для бизнеса проблемами, даже если это государство — США.
Госзаказы часто достаются наименее эффективным компаниям. Так было в России в начале 2000-х годов, доказали Максим Миронов (IE Business School) и Екатерина Журавская (Paris School of Economics). Пользуясь утекшей в 2005 году из Центробанка базой банковских проводок, они продемонстрировали, что госконтракты выигрывают фирмы, из которых в период выборов выводится больше средств через фирмы-однодневки. Нелегальная активность остальных фирм этой закономерности не знает.
Максимума перечисление денег однодневкам достигает в месяц после выборов.
Возможно, это взятки за госконтракты, которые получат фирмы. Компании, более 5% выручки которых приходится на госзакупки, во время выборов направляли однодневкам дополнительно 5,8% месячной выручки. Чем больше перечисляет компания однодневкам в период выборов, тем выше ее шансы получить госзаказ и тем прибыльнее он окажется.
В среднем в каждом российском регионе, согласно базе проводок, в начале 2000-х годов было 84 фирмы, более 5% выручки которых обеспечивает государство. Каждая такая фирма во время выборов перечисляла однодневкам на $30 000 больше обычного, а потом получала госконтракты, обеспечивавшие ей дополнительную прибыль в $100 000. Госконтракты доставались фирмам с относительно низкой производительностью труда — особенно в регионах с высоким уровнем коррупции. Утечка базы российских банковских проводок осталась единственной; хотя один из экономистов ЦБ предлагал сделать базу публичной, этого не случилось.
В Италии компании с политическими связями на муниципальном уровне получают дополнительную прибыль в 5,7%. Вся она генерируется за счет продаж внутри страны и может доходить до 22% у фирм, специализирующихся на госзакупках. Из-за того, что чиновники оказывают покровительство неэффективным фирмам, общество, по оценке экономистов Банка Италии, недополучает порядка 20% товаров и услуг.
Рост доходов в результате изменений во власти характерен не только для исполнителей госзаказа, но и для множества компаний, обладающих связями с политиками. Такие фирмы экономисты за последние годы изучили на порядок лучше, чем компании, зависящие от госзакупок. Эти два различных, но в сильной степени пересекающихся множества. А в российских условиях пересечение, можно предположить, выше, чем в других странах. В получении заказов государства и госкомпаний преуспевают преимущественно компании с политическими связями. Российские «короли госзаказа» — Аркадий Ротенберг, Геннадий Тимченко, Зияд Манасир, Зияудин Магомедов и другие — не могут посетовать на нехватку знакомств с высшими политическими лидерами страны.
Судьба компаний с политическими связями зависит от их покровителей. Это очевидно для стран с высоким уровнем коррупции, но характерно и для развитых демократических режимов. Включая Данию, выяснили Марио Даниэле Аморе (Bocconi University) и Мортен Беннедсен (INSEAD). Они исследовали финансовые показатели фирм, чьи руководители или члены совета директоров обладают семейными связями с депутатами местных муниципальных собраний. В ходе реформы 2005 года муниципалитеты были сильно укрупнены (из 271 муниципалитетов сделали 98, при этом 33 остались в прежних границах).
Возросшая политическая власть политиков из 65 укрупненных муниципалитетов пошла связанным с ними фирмам на пользу. Трехкратное увеличение расходов в расчете на избираемого политика приводило к двухкратному (на 3,25%) росту рентабельности активов. У фирм со связями, занимающимися госпоставками, рост был еще сильнее. Но наиболее сильным оказался рост прибыли у тех компаний со связями, что до слияния муниципалитетов не демонстрировали большой прибыльности. Это означает, что госзаказ достается не сильнейшим, а ближайшим. У фирм, не связанных с политиками, или работающих в муниципалитетах, где слияний не было, прибыльность не изменилась.
Компании с политическими связями приоритетно наделяются госзаказами и в США, показали Эйтен Голдман (Indiana University), Йорг Рохоль (European School of Management and Technology, Berlin) и Йон Со (University of Korea). Они обнаружили в американских госзакупках партийную систему. Победа республиканцев на выборах парламента и президента (1994-й и 2000-й годы) существенно повлияла на размер контрактов, полученный фирмами из S&P 500, близких партийцам. К примеру, в составе совета директоров Philips Petroleum в 1990-2004 годах было несколько видных республиканцев (и ни одного демократа), а в совете Occidental Petroleum — наоборот, работали демократы, включая Альберта Гора. В 1994 году контроль над парламентом перешел к республиканцам. Результат: госконтракты Philips Petroleum, в 1990-1993 годах составившие $120 млн, за 1995-1998-м достигли $289 млн. Госконтракты демократической Occidental Petroleum за те же периоды упал со $170 млн до $144 млн.
В среднем близость к республиканцам, победившим в 1994 году, приносила компании рост госзаказов примерно на $140 млн в следующее четырехлетие. А близость к победителям в 2000 году давала рост госзаказов на $500 млн за четыре года. У «демократических» компаний средний объем госконтрактов в первом случае немного сократился, а во втором — незначительно вырос. При этом средний объем госконтрактов у партий, близких республиканцам, был за 1990-2004 годы в 4,5 раза выше, чем у «демократических» корпораций.
Изменение объема госконтрактов не объясняется ни принадлежностью фирм к отраслям, которым традиционно покровительствуют партии, ни затраченными на лоббирование средствами. «Партийной» экономисты считали компанию в случае, если в ее совет директоров входил один из высокопоставленных бывших партийцев (конгрессмен, член администрации, руководитель одного из госагентств) и там не было представителей другой партии. 81 компания из S&P 500 была квалифицирована как связанная в 1994 году с республиканцами, а 39 — с демократами. В 2000 году «республиканских» компаний было 55, число «демократических» не изменилось. Уменьшение числа связанных с республиканцами компаний в период их правления объясняется тем, что чиновники и конгрессмены идут в советы директоров, когда их партия проигрывает выборы.
Рынок умеет ценить политические связи. В 2001 году сенатор Джим Джеффорд перешел из республиканской партии в демократическую, что привело к потере контроля республиканцев в Сенате. Это повлияло на капитализацию связанных с ними компаний (объем пожертвований в партийную кассу — более $250 000). В результате неожиданного «эффекта Джеффорда» акции таких компаний упали за неделю на $84 млрд (0,8% тогдашней капитализации рынка, или 0,7% ВВП).
Госзаказами поддержка фирм, связанных с политиками, не ограничивается. По бурному океану бизнеса они плывут в спасательном круге, позволяющем вести рискованную политику. Это позволяет им интенсивнее других нанимать персонал и наращивать долги. Фирмы с политическими связями в первоочередном порядке получают кредиты госбанков. Недавно обнаружилось, что в Китае у компаний, близких политикам, чаще умирают рабочие. Фаворитизм позволяет компаниям не опасаться несчастных случаев, не обращать внимания на технику безопасности и не опасаться санкций со стороны проверяющих.
В политические связи нужно инвестировать значительные суммы денег. Возможно, поэтому финансовые результаты фирм со связями хуже, чем у обычных компаний. Если рискованная политика приведет компанию со связями к затруднениям, у нее есть все шансы получить госпомощь. В момент, когда государство оказывает таким фирмам поддержку, они находятся в заметно худшем состоянии, чем остальные получатели госпомощи. Наконец, компании со связями могут рассчитывать, что госорганы не заметят происходящих в них злоупотреблений или обнаружит их позже. И по крайней мере отнесутся к преступлениям с максимальной снисходительностью, вплоть до пониженных уголовных наказаний для руководителей.
В Пакистане фирмы со связями получали на 45% больше банковских кредитов и в 1,5 раза чаще обычных фирм могли не выплачивать их полностью. Все преференции заемщикам со связями обеспечивают госбанки, показали гарвардские экономисты. Такая «политическая рента» составляет ежегодно 0,3-1,9% ВВП.
Как показали еще в 2002 году Екатерина Журавская, Евгений Яковлев и Ирина Слинько, в России политические связи в 1990-х вообще были условием выживания и роста бизнеса. Фирмы со связями получали бюджетные гарантии, налоговые освобождения, инвестиционные кредиты и субсидии, энергоресурсы по сниженной цене, им легко доставались лицензии и разрешения. У таких фирм были выше финансовые показатели. А есть страны, где главам компаний опасно занимать отличную от власти позицию. Фирмы, руководители которых осмелились подписать петицию против Уго Чавеса, столкнулись с повышенным налогообложением и затруднениями в доступе к валютной бирже.
Можно ли выразить «ренту», которую извлекают из политических знакомств компании, в денежном выражении? Раймонд Фисман (Columbia University) проанализировал влияние слухов о плохом здоровье индонезийского президента Сухарто в последние годы его правления на акции компаний, близких его родственникам и друзьям. Чем сильнее были связи фирмы с диктаторским режимом (им покровительствовали дети президента и его многолетние соратники), тем резче падали ее акции при известиях о плохом здоровье патрона. Значит, часть акционерной стоимости таких компаний создана не продуктивной деятельностью, а политическими связями. В 1997-1998 годах выстроенная на связях индонезийская экономика пережила обвал фондового рынка, мощную девальвацию рупии, спад ВВП, массовые беспорядки и отставку Сухарто, правившего страной более 30 лет.
Компаний с политическими связями очень много.
По оценке Мары Фацио, в 47 странах они составляют 2,7% публичных компаний мира, на которые приходится 7,7% глобальной капитализации. А в России в 2001 году, по расчетам Фацио, на такие фирмы приходилось до 87% рыночной капитализации. Компании со связями преобладали в Малайзии, Таиланде, Индонезии, Италии, Великобритании, Ирландии. Экономист считал компанию обладающей политическими связями, если ее крупный акционер или один из руководителей был чиновником, партийным деятелем, региональным руководителем или находился с ними в родстве. Сильнее всего стоимость компании вырастает, когда ее акционер или менеджер становится членом правительства, показал Фацио.
В авторитарных режимах с высоким уровнем коррупции ценность политических связей может превышать 5% стоимости бизнеса. В 1933 году, когда к власти пришли нацисты, партию Гитлера поддерживали около 1/7 немецких публичных компаний. На них приходилось больше половины капитализации Германии. Их акционерная стоимость за пару месяцев возросла на 5-8% в сравнении с конкурентами.
А в Малайзии в июле 1997-го — августе 1998 года капитализация компаний с политическими связями упала на $60 млрд, и 9% этой суммы приходится на девальвировавшуюся дружбу с политиками, чье положение стало шатким. Политики стали бесполезны — снизилась ожидаемая стоимость госсубсидий, которые могли в будущем получить компании со связями. Затем премьером стал Махатхир Мохамад, который ввел контроль за движением капитала. Как и аналогичные меры в России, это было на руку компаниям со связями. Их капитализация отыграла $5 млрд из потерянной стоимости, и $1,6 млрд из этой величины (32%!) — снова поднявшийся в цене политический капитал.
Но заглянем в будущее. Что бывает с фирмами, инвестировавшими в связи, когда режим меняется, показывает свежий доклад Стефана Стро из Тулузской школы экономики.
В 2008 году в Парагвае потеряла власть Партия Колорадо, царившая в стране 61 год (включая 35 лет диктатуры Альфредо Стреснера). В это время была построена мощная система по перекачке общественного богатства в карманы элиты и его распределения среди сторонников диктатора и его партии. Возникла сеть приближенных к власти фирм, основным клиентом которых было государство. Они часто получали госконтракты на нерыночных условиях. Парагвай стал одной из самых коррумпированных стран мира. В 1970-1980-е годы было построено две ГЭС, суммарная стоимость которых ($35 млрд) восьмикратно превосходила парагвайский ВВП 1989 года. Вырабатывая электричество для Аргентины и Бразилии, эти ГЭС обеспечивают половину доходов Парагвая. ГЭС называли «монументом коррупции»: Всемирный банк подозревал, что больше половины потраченных на одну из них денег были нецелевыми расходами. В итоге Стресснер и его семья аккумулировали $5 млрд — около 27% парагвайского ВВП.
Стро проанализировал базу, содержащую 124 000 госзакупок (6-10% ежегодного ВВП страны), чтобы понять, как сказалось поражение партии на 200 крупнейших поставщиков государства, на которых приходилось 70% госзакупок. После смены власти близкие к ней фирмы были наказаны: количество выигранных ими контрактов резко сократилось. Особенно у компаний, связанных с членами правительства. Фирмы, близкие членам оппозиционного правительства, после выборов получили больше госзаказов, но в целом главными бенефициарами оказались фирмы, не связанные с политиками.
Итак, активное развитие государственного сектора не идет экономике на пользу. Распределение подрядов в госсекторе становится основным каналом коррупции, она растет с ростом доли госсектора в экономике. Из-за коррупции компании, растущие на удовлетворении госнужд, менее эффективны, чем те, что работают на «открытом» рынке. Но во многих странах прибыль при работе с государством выше рыночной даже с учетом взяток, и этот сектор привлекает наиболее талантливых предпринимателей.
Извлечение ренты начинает превалировать над придумыванием новых продуктов.
Обгоняющие конкурентов компании с политическими связями позволяют политикам капитализировать влияние, но населяет экономику неэффективными «зомби». Гарантированная господдержка провоцирует такие фирмы на инвестиции в нерентабельные и рискованные проекты. Сеть фаворитизма тянет национальную экономику на дно. В разные годы это происходило в Италии, Малайзии, Индонезии, Парагвае, Пакистане, России. Но компании со связями не тонут — в зону риска они попадают только когда их покровители вынуждены оставить власть. Тут справедливость восстанавливается: поставив свою судьбу в слишком большую зависимость от дружбы с сильными мира всего, компании со связями далеко не всегда могут пережить пережить политиков, которые им благоволят.