Автор – директор по прикладным исследованиям РЭШ
Крепость Ваксхольм под Стокгольмом похожа на николаевской постройки форты, охраняющие подступы к Севастополю и Петербургу. Те же поднимающие отвесно прямо из воды стены, взгромоздившиеся на крохотном островке, те же четыре-пять рядов амбразур, идущие друг над другом по всему периметру форта. Ваксхольм вошел в строй в середине XIX века: он стоил дорого, строился долго, и безнадежно устарел уже в момент завершения строительства. Лет десять спустя его решили все же испытать на прочность: напротив острова стала новенькая канонерка, на стене краской намалевали мишень. При эксперименте присутствовал сам Мольтке, создатель современной немецкой военной машины. Шведские экскурсоводы уверяют, будто генерал смеялся лишь дважды в своей жизни: когда умерла его теща, и когда он увидел, как нарезное орудие с третьего выстрела насквозь прошибло двухметровый гранит ваксхольмской стены.
Поняв, что на Ваксхольм надежды мало, шведы принялись строить новые системы береговой обороны. Вплоть до середины XX века батареи уходили все дальше от столицы, закапывались все глубже в землю: на смену стенам пришли врезанные в скалы казематы. Ваксхольм находится всего в получасе езды от столицы, а самая современная линия береговой обороны проходила в итоге по самой внешней кромке Стокгольмского архипелага, нацелив пушки в открытый простор Балтики. Сам замок оставался военным объектом вплоть до начала XXI века. Сейчас в нем музей: в одном из бывших казематов стоит пушка середины позапрошлого столетия, вокруг расположились в синих мундирах, изображающие орудийный расчет, из динамика раздаются звуки команд – артиллеристы тренируются.
Интересно здесь вот что: представленный манекеном офицер середины XIX века никогда в своей жизни не воевал. Более того, никогда в своей жизни не воевали и те, у кого он учился. И те, кого он сам учит заряжать орудие, тоже ни разу в своей жизни не выпустят ни одного снаряда по врагу. И их ученики, и ученики их учеников. Поколения за поколениями военнослужащих королевской береговой артиллерии проводили всю свою жизнь в тренировках, ни разу не применяя полученные знания на практике.
Удивительно не то, что Швеция двести лет содержала армию, которая ей так и не пригодилась, а в том, что армия эта, похоже, смогла избежать разложения. Представьте себе, что вы врач, вы годами учитесь делать операции – но к больным вас так и не подпускают: надолго вас хватит? Или представьте, что вам надо поддерживать высочайшую культуру обслуживания в ресторане, куда десятилетиями никто, совсем никто, не заходит. Как долго вам удастся поддерживать форму, когда неиспользованные белоснежные салфетки точно в срок сменяются такими же белоснежно-накрахмаленными, а официанты движутся между пустыми столиками с непринужденной отточенностью движений? И как скоро вам самому все это надоест?
Конечно, оценка состояния никогда не воевавшей армии – это сама по себе нетривиальная задача. Возможно, шведская армия на протяжении последних двухсот лет, не была грозной военной силой. Но явных следов ее разложения – когда офицеры презрев устав, а рядовые в кустах на сухих местах, и далее по тексту – мы, во всяком случае, не видим. На фотографиях что XIX, что XX века улыбаются подтянутые, довольные жизнью артиллеристы, а не спившиеся от безделья небритые люмпены. Казалось бы, армии необходима война: война проверяет организацию на прочность; наказывает за клановость и кумовство при подборе кадров; беспощадно выявляет неспособных; выкашивает целые когорты офицеров, открывая выжившим дорогу для продвижения вверх по карьерной лестнице; дает возможности отличиться. Как может армия двести лет выживать без войны, решительно непонятно. Устоявшиеся традиции и нормы? Допустим. Но устои-то откуда берутся и, главное, как поддерживаются?
Автор – директор по прикладным исследованиям РЭШ