План миллиардера Троценко: как он создает лидеров в золотодобыче и химии

Штаб-квартира корпорации АЕОН 49-летнего Романа Троценко разместилась вблизи Фрунзенской набережной по соседству с Минобороны и Следственным комитетом. Комплекс малоэтажных зданий окружен глухой стеной с проволокой, на входе — будка охраны. Центральный корпус с ограниченным доступом стоит за отдельной оградой, для прохода туда требуется магнитная карта. Троценко, отметившийся в 2000-х агрессивными сделками с московской недвижимостью, не имеет отношения к дизайну территории, утверждает его секретарь. Планировка не менялась с 1930-х, когда здесь располагалась Всесоюзная строительная выставка.

О первом серьезном бизнесе миллиардера — речных перевозках — напоминают два метровых корабельных винта, которые вращаются на стене между первым и вторым этажами. По словам Троценко, в здании 1936 года постройки одно время работал легендарный конструктор ракет Сергей Королев. Одну из стен переговорной, где миллиардер дает интервью Forbes, целиком занимает масштабное панно — фантазия на тему добычи гелия-3 на Луне. Недавние инициативы Троценко тоже отмечены космическим размахом. С 2013 года он планомерно выходит из девелоперских проектов и судостроения, а вырученные деньги вкладывает в химию и золото. В этих отраслях миллиардер намерен войти в тройку лидеров. О транспорте он тоже не забывает — затеял мегастройку в Арктике.

Речник без верфей: Роман Троценко избавился от судостроительного бизнеса

Общая химия

Опустевшие цеха, груды оборудования, бездомные собаки — таким предстал перед Андреем Донских некогда величественный волгоградский «Химпром». Руины произвели на бывшего зампреда правления Сбербанка гнетущее впечатление и скорее напоминали декорации к фильму «Сталкер», нежели одно из крупнейших химических производств СССР.

В 2000-х производство «Химпрома» было перепрофилировано с химического оружия на полимерную тару и пленку. «Оборудование было устаревшим, продукция — абсолютно невостребованной», — вспоминает заместитель волгоградского губернатора Роман Беков. Ежегодно завод приносил убыток в 1 млрд рублей. К 2014 году совокупный убыток достиг 12 млрд рублей, и «Ростех», которому принадлежал «Химпром», решил закрыть производство.

В обладминистрацию зачастили ходоки, рассказывает Беков. Но они проявляли интерес к отдельным цехам, комплексного решения не было. В 2016 году на «Химпром» обратил внимание Донских, к тому времени завершивший карьеру банкира. Он искал объект для инвестиций и заинтересовался переработкой газохимического сырья. «Россия занимает первое-второе место по производству нефти и газа и отстает в производстве первого и второго передела — пластиков и метанола», — объясняет Донских.

«Химпром» показался ему перспективной площадкой: близость к Каспийскому нефтегазовому сектору сулила сырье, а река Волга — «привлекательную экспортную логистику». Поучаствовать в проекте он предложил Троценко, с которым был знаком еще по Сбербанку: «Мне нравится его стиль — достаточно агрессивный на рынке. Для меня он составлял разумный баланс, я-то вообще банкир. Но в целом он человек, просчитывающий риски».

К тому времени Троценко собрал крупнейший региональный аэропортовый холдинг (всего 17 аэропортов) и искал новую нишу. «Как отраслевой консолидатор, АЕОН всегда смотрит на несколько ключевых параметров: чтобы отрасль была комплементарна текущему этапу развития страны, чтобы в ней можно было сделать игрока, который входил бы в первую тройку, и чтобы компания могла выйти на $1 млрд EBITDA», — говорит он. Химия соответствовала этим условиям.

Троценко по пять часов в день занимался изучением новой для себя темы — заказывал отчеты, расспрашивал специалистов. Точкой входа стал кемеровский «Азот». Он купил 60% крупнейшего химического предприятия за Уралом у «Сибирского делового союза» (СДС) Михаила Федяева и Владимира Гридина. Сделку прокредитовал ВТБ, деньги (около $500 млн) ушли в счет погашения долгов СДС, ранее Троценко выкупил у Федяева с Гридиным кемеровский аэропорт.

В Волгограде у Троценко тоже был аэропорт. Сначала бизнесмен собирался выпускать на «Химпроме» продукцию, которую производит «Азот». Но после консультации с Донских решил синтезировать метанол и экспортировать его в Южную Европу и Северную Африку. Донских, Троценко и его соратник Александр Шведов выкупили на торгах площадку «Химпрома» за 103 млн рублей и долги предприятия. Проект на 1 млн т метанола оценили в $800 млн. Технологическими партнерами стали японские Marubeni Corporation и Mitsubishi: американские и европейские компании опасались работать с Россией из-за санкций.

Обе японские компании собирались стать партнерами «Роснефти» по строительству газохимического комплекса на Дальнем Востоке. Но в мае 2019 года госкомпания признала проект нерентабельным и отказалась от него. И на саммите G20 в Осаке Marubeni и Mitsubishi объявили, что займутся сбытом продукции волгоградской площадки Троценко, бывшего советника главы «Роснефти» Игоря Сечина (миллиардер называет себя его учеником). Тогда же прошла встреча Владимира Путина с премьером Японии Синдзо Абэ, на которой Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ) вместе с Japan Bank for International Cooperation пообещал присоединиться к проекту. «Хронологическую последовательность вижу, а логическую – нет», — сообщил пресс-секретарь «Роснефти» Михаил Леонтьев. Он также отметил, что газохимический проект госкомпании был закрыт из-за изменения регулирования, в первую очередь фискальных условий, что сделало проект экономически неэффективным.

Миллиардер Роман Троценко о школе управления Игоря Сечина

После встречи Путина и Абэ проект поддержал и «Газпром», согласовав поставку 1,5 млрд кубометров газа в год (используется для получения метанола). «Подтвердить лимиты газа потребовали японцы», — рассказывает Беков. На 30–35% проект будет профинансирован за счет собственных средств, рассказывает Троценко. Он рассчитывает, что РФПИ и зарубежные инвесторы предоставят около $150 млн в обмен на 30% в проекте. У него с Донских останется по 34%, у Шведова — 3%. Возможно участие и «Роснано». Остальное профинансируют японские экспортные агентства и российские банки.

На Санкт-Петербургском экономическом форуме в 2019 году глава Сбербанка Герман Греф подписал соглашение с Троценко о сотрудничестве. Решение о финансировании еще не принято, отмечает сотрудник госбанка: «Смотрим на эффективность проекта». Троценко он характеризует как «творческую личность»: «Энергичный, бодрый». «Троценко — деятельный парень, придумывает то, что выпадает из фокуса «больших», а потом им продает. Или сам становится «большим», — описывает бизнес-модель миллиардера менеджер РФПИ. Как правило, вклад в проект у него не столько денежный, сколько «на уровне идей или решений», говорит собеседник Forbes.

Сбыть 1 млн т метанола не проблема, считает руководитель центра Rupec Андрей Костин. По его оценкам, себестоимость волгоградского метанола стремится к $300 за т. При нынешних ценах (около $400 за т) проект вполне жизнеспособен, но к запуску производства в 2023 году цены могут упасть ниже $250, и проект станет убыточным, предупреждает Костин.

Троценко, судя по всему, так не считает. По его подсчетам, если завод будет приносить даже по $180 млн в год, то окупится за семь лет. Более того, он планирует запуск второй линии на 1 млн т метанола и дальнейшую переработку в полиэтилены и полипропилены. Весь проект обойдется в $6 млрд. «Слона мы будем есть частями», — заверяет Донских.

Троценко тем временем нацелился еще на одно химическое предприятие — татарстанский «Аммоний». «Масса других отраслей циклична и может показывать стагнацию, а вот химпром, точно, может стать флагманом экономики России на следующее десятилетие», — считает миллиардер. Почему? У нас есть сырье, инженерная школа и возможность строить большие предприятия, перечисляет Троценко. Ворваться в топ-3 отрасли он рассчитывает к 2025–2027 году.

Упорное золото

В июне 2017 года структуры Романа Троценко приватизировали Новосибирский аффинажный завод. Маржа на аффинаже не превышает 1%, интересен не сам завод, а 3 га земли под ним, решили игроки отрасли. Миллиардер и раньше застраивал земли своих речных предприятий недвижимостью. Но в этом случае получилось по-другому.

Завод понадобился для того, чтобы на практике изучить новую отрасль, рассказывает Троценко. Анализ показал, что в золотодобывающей промышленности существует шесть сотен игроков, многие из них «добывают только то, что находится на поверхности, не занимаясь ни геологоразведкой, ни созданием оптимального плана добычи». Примерно 50% добычи приходится на небольших и средних игроков, прикинул миллиардер, «значит, есть тема для консолидации».

Зачем Роман Троценко предложил залог в миллиард рублей за Михаила Абызова

Первым золотодобывающим активом Троценко стала компания GeoProMining с запасами в Якутии и Армении: «Это компания, которая столкнулась с проблемой упорных (труднообогатимых) руд и элегантно ее решила». GeoProMinig первой в мире запустила золотоизвлекательную фабрику по передовой технологии «Альбион», рассказывает бывший заместитель Германа Грефа в Минэкономразвития Кирилл Андросов.

Весной 2019 года фонд Андросова продал Троценко свою долю в компании (17%). Контроль остался у основателя GeoProMinig Симана Поваренкина. Еще 32% Троценко выкупил у Сбербанка, который вошел в капитал компании в 2014 году на фоне падения цен на золото, чтобы контролировать погашение своего кредита. С тех пор цены на золото выросли с $1200 до $1500 за унцию. «Мы завершили свой цикл и зафиксировали прибыль», — говорит Андросов. Он считает, что Троценко заинтересовали опыт  и экспертиза команды GeoProMining в разработке новых месторождений и фабрик.

Следующим приобретением Троценко стала доля в Petropavlovsk. Казахский бизнесмен Кенес Ракишев, который продал Троценко 28% компании, считает сделку выгодной: за то время, что он владел Petropavlovsk, капитализация выросла в два раза. «Стоимость относительно исторических показателей не такая высокая», — отмечает один из миноритариев Petropavlovsk. Сейчас компания стоит около $500 млн, а некогда оценивалась в $3 млрд.

Впрочем, Троценко привлекла не столько недооцененность Petropavlovsk, сколько ее компетенции. Компания, как и GeoProMining, столкнулась с упорными рудами и решила проблему, построив автоклав. Это крупнейший в России комплекс, который реально работает и получает хорошее извлечение, говорит один из золотопромышленников. До сих пор большинство игроков работает на россыпях, но их запасы близятся к истощению. «А к упорным рудам практически не приступали. За ними будущее», — считает собеседник Forbes. При этом он отмечает, что Троценко достались непростые активы — как по технологии, так и по инфраструктуре. Кроме того, они не локализованы в одном регионе и управлять ими достаточно сложно. «По большому счету ничего общего у GeoProMining и Petropavlovsk нет», — заключает золотопромышленник.

Троценко говорит, что GeoProMining и Petropavlovsk станут «центрами консолидации» для тех компаний, которые не могут собственными силами реализовать у себя «Альбион» или автоклав. В ближайшие два года миллиардер намерен искать таких игроков. Его интересуют компании, которые входят в первую тридцатку (за исключением мейджоров из топ-4), имеют существенные запасы и проблемы с обогатимостью. Пока Троценко потратил на экспансию $300 млн (основная часть — кредиты ВТБ и Сбербанка), а в планах — $1 млрд собственных и $2 млрд кредитных средств.

В золотодобыче масштаб имеет большое значение, говорит Андросов: «Он может существенно снизить расходы на единицу конечной продукции». «Можно все спылесосить. Но только как этим управлять?» — удивляется один из конкурентов Троценко. Консолидация должна влиять на эффективность компании, а не на объемы, подчеркивает собеседник Forbes. Запасы можно скупить довольно быстро, отмечает сам Троценко. А вот стройка обогатительных фабрик займет уйму времени. На выращивание отраслевого чемпиона миллиардер отводит себе 6–8 лет.

Миллиардер Роман Троценко: «Стоимость биткоинов будет равна нулю»

Венчурная Арктика

«Когда я приехал в регион, мне казалось, что порт Индига — это такое важное, прорывное направление экономики округа», — откровенничал перед региональными депутатами губернатор Ненецкого автономного округа (НАО) Александр Цыбульский в конце декабря 2019 года. Но по какой-то причине идею всюду приняли в штыки. В конце концов Цыбульский разобрался, в чем дело: строительство порта обсуждают с 1940-х, и «все время это остается незавершенной идеей».

Одним из инициаторов проекта была «Роснефть». Незамерзающий глубоководный порт был нужен госкомпании сразу для двух проектов: экспорта СПГ из НАО и перевалки нефти с месторождений Требса и Титова. Но добиться разрешения на вывоз СПГ Игорь Сечин не смог, а «Транснефть» отказалась тянуть до Индиги нефтепровод. Пресс-секретарь «Роснефти» Михаил Леонтьев отказался от комментариев. Казалось, идея порта снова умерла. Однако в 2018 году ее реанимировал Троценко.

Еще 15 лет назад Романа Троценко «заразил» Индигой экс-депутат Госдумы, основатель Национальной контейнерной компании Виталий Южилин. «Мы обсуждали, что можно сделать с российской грузовой базой. Если смотреть с высоты птичьего полета, то Россия, имея выходы на Средиземное море через Черное море и европейскую торговлю через Балтику, на северном маршруте представлена только Мурманском. А он расположен достаточно далеко. И ближайшей точкой для обслуживания Кузбасского бассейна и Пермско-Камского промышленного района становилась Индига», — рассказывает он. «Это единственная крайняя точка Северного морского пути, которая способна обеспечить 22-метровую глубину при ледовой обстановке, примерно равной Санкт-Петербургу и Приморску», — добавляет Южилин, окончивший арктический факультет Ленинградского высшего инженерного морского училища (22-метровая глубина нужна для захода крупных грузовых судов на 150 000 т). Если построить 600 км железной дороги, то к Индиге «можно поднять» до 60 млн т грузопотока из Кемерово и с Урала, прогнозирует Южилин. Для проектирования порта Троценко и Южилин создали совместную компанию. Ее первым заказчиком оказался Троценко.

За $20 млн он приобрел месторождение коксующегося угля на полуострове Таймыр. Еще 40 млрд рублей (20% — средства Троценко, остальное — кредит ВТБ) пойдет на запуск добычи (5 млн т) и освоение территории: карьер, обогатительную фабрику, электростанцию, дорогу, взлетно-посадочную полосу и порт. Кроме того, Троценко был нужен «аэродром подскока», рассказывает Южилин: терминал, в котором маленькие и средние суда с Таймыра складировали бы уголь для экспорта в Азию крупнотоннажными траулерами. «Роман сделал предложение, я согласился: работать с таким крупным игроком и настоящим бизнесом приятно и комфортно», — говорит Южилин.

Так родился проект угольного терминала в Индиге, который обойдется Троценко еще в 20 млрд рублей, 30–35% профинансирует он сам, недостающую сумму займет в банках. Сейчас идет проектирование, стройка намечена на 2021 год, интерес, по словам Троценко, проявляют Сбербанк и ВТБ. «Нас любые инфраструктурные проекты привлекают», — говорит топ-менеджер Сбербанка. Но Индига — очень сложный проект c большим количеством деталей, признает собеседник Forbes: «Нужно очень подробно смотреть. Если там будет экономическая целесообразность и эффективность, будем участвовать».

Троценко с Южилиным между тем не ограничатся одним терминалом. Всего в Индиге их может быть десять, тогда общая стоимость порта составит около 120 млрд рублей. Еще 200 млрд рублей потребуется на 610 км железной дороги Сосногорск — Индига. Астрономические суммы партнеров не пугают. «Это венчурный проект, мы инвесторы и найдем решение», — уверяет Южилин. Одно из таких решений — собрать пул угольщиков, которые профинансируют строительство железной дороги. По приблизительным прогнозам, транспортировка угля через Индигу может двукратно снизить расходы на логистику.

«Идея из серии «Петр Первый решил сделать Россию морской державой», — иронизирует один из угольщиков: ни железной дороги, ни порта, ни людей, могущих там работать, ни кораблей, могущих возить уголь по Севморпути в достаточном количестве, ни ледоколов. Инвестировать в проект он бы не стал, хотя и признает, что идея может реализоваться: развитие Севморпути — задача из майских указов Владимира Путина, это сулит господдержку. Сегодня рынка угля нет, сокрушается другой угольщик: цена упала в два-три раза. «Логистика очень дорогая, потребителя нет. Будут цены — можно везти хоть через Северный полюс», — выносит вердикт собеседник Forbes.

В ближайшие 5–10 лет движение по Севморпути станет значительно интенсивнее, «это будущее нашей страны», уверен Южилин. «Проект сложный», — признает Троценко. На его реализацию он отводит 20 лет: «Куда нам торопиться? Мы все молодые».

При участии Игоря Попова

Миллиардер Роман Троценко рассказал, почему русские люди привыкли опираться на друзей