Российское общество находится на этапе, когда предприниматели, которые определяли облик отечественного капитала в 1990-х годах, начинают отходить от дел. Сейчас многим из них по 50–60 лет и более, кто-то перестает заниматься бизнесом в силу возраста, кто-то уходит из жизни. В нашей стране отсутствует культура оформления взаимоотношений даже между партнерами, а что уж говорить о наследниках. После смерти основателя ПАО «Кокс» Бориса Зубицкого не прекращаются споры между наследниками, в судах рассматриваются многомиллиардные иски. Эта семейная тяжба вокруг крупной промышленной группы выплеснулась на страницы СМИ. А сколько таких споров остаются неизвестными широкой публике?
Мало кто думает о своем уходе из жизни. Возможно, состоятельным людям кажется, что с ними точно ничего не произойдет. Но, увы, это не так, несмотря на все достижения медицины. Отсутствие завещания чревато конфликтами. Согласно исследованию PwC «Частный и семейный бизнес в России, 2018», только 36% предпринимателей собираются передавать бразды правления наследникам. И лишь у 7% предприятий есть разработанный в виде документа план преемственности бизнеса. Если даже собственники компаний не видят в своих детях достойных продолжателей дела, что тогда говорить о партнерах, топ-менеджерах и контрагентах? Такое отношение к наследникам подвергает их права на получение доли в семейном бизнесе большому риску.
Обычный для нынешнего времени случай — это наследники, которые после смерти предпринимателя остались без прав на долю в бизнесе. Если отношения самого бизнесмена с его партнерами не были оформлены на бумаге, его преемников никто не воспринимает как полноправных участников компании. Механизм применения действующего законодательства сложный, но партнеры могли бы на такой случай договориться о том, что наследник исключается из числа партнеров и его доля выкупается.
Осенью 2017 года разгорелся конфликт вокруг группы компаний Redmond после смерти одного из ее основателей Максима Агеенко. Его вдова и дети посчитали заниженной сумму, которую им хотели заплатить партнеры предпринимателя за долю в совместном бизнесе. Конфликт сопровождался уголовными делами, стороны обменивались взаимными обвинениями, в итоге совладелец Redmond Диана Желяскова получила год колонии общего режима за уклонение от уплаты налогов. Чтобы предотвратить такое развитие событий, можно разработать механизм оценки компании с привлечением независимых экспертов и зафиксировать, каким образом будет происходить выкуп и в какие сроки, чтобы не осталось неопределенности. После того как с этим механизмом согласились все партнеры, подписываются обязывающие документы, которые в случае необходимости легко предъявить в суде.
Есть и другой вариант. Когда наследник получил свою долю, он, если не хочет сам заниматься бизнесом, может продать ее структуре, которая будет недружественной по отношению к другим партнерам. Если эта компания обладает значительным финансовым и административным ресурсом, она может устроить другим акционерам такую жизнь, что им самим придется выходить из бизнеса. Чтобы предотвратить конфликт, необходимо предусмотреть преимущественное право партнеров на выкуп доли у наследника. Это должны быть прозрачные процедуры, расписанные до мелочей. Конечно, не все наследники такие «зубастые», многие из них вступают в переговоры с партнерами покойного бизнесмена и совершают много ошибок, прежде чем привлечь профессиональных людей. И когда они находят тех, кто способен им помочь, другая сторона уже выстроила немало легальных барьеров, перепродала бизнес другим лицам или же провела его реструктуризацию.
Есть и совсем вопиющие случаи, когда наследники многомиллионных состояний могут лишиться их в одночасье. Весьма показательным является случай бывшего владельца компании «Партия» Александра Минеева. Он жил в Лондоне как рантье, пока не обнаружил, что всю недвижимость его же управленцы переоформили на других лиц. В 2014 году Минеев решил разобраться и вернулся в Россию, где его убили. Наследники коммерсанта уже несколько лет ждут окончания следствия и судебного процесса. Для любой компании такие судебные процессы несут большие риски. Длительные тяжбы требуют больших финансовых затрат, и не каждый наследник способен это выдержать, особенно если он отрезан от денежного потока компании, которую совсем недавно считал семейной. Услуги адвокатов могут исчисляться миллионами долларов, и в более выгодном положении оказывается тот, кто уже контролирует финансовые потоки, а не является потенциальным претендентом на них.
Разбирательства сильно усложняются, когда бизнес имеет не только материальную, но и интеллектуальную собственность, оценку которой можно долго оспаривать в судах. Распространенной практикой стали конфликтные проекты с участием вдов, которые усугубляются тем, что некоторые пары много лет не оформляли свои отношения, и это создает еще одну сложность при попытках доказать свои права на имущество супруга.
О том, что у предпринимателя Кахи Бендукидзе есть дочь, стало известно только после его смерти. Анастасия Гончарова судилась с вдовой Натальей Золотовой за активы покойного, в числе которых ведущие университеты Грузии. Тяжба шла не только в этой стране, но и в России и Великобритании и завершилась признанием прав дочери на наследство. У основателя «Союз Маринс Групп» Александра Куликова осталось шестеро детей от пяти женщин, и после его внезапной смерти наследство в виде торговых центров, гостиниц и дорогой недвижимости стало предметом ожесточенных споров. Две старшие дочери вступили в корпоративный конфликт с руководством компании, мать еще одного ребенка добилась ареста имущества покойного предпринимателя.
Конфликты между родственниками являются следствием не только борьбы за бизнес, но и разных взглядов на его развитие. Именно поэтому один из хороших способов сохранить компанию — это заранее вводить туда своих наследников вместе с юридическим оформлением.
На примере Агаларовых мы видим появление династий: сын ведет бизнес вместе с отцом. Стратегия постепенного введения детей в бизнес дает возможность и познакомить их с партнерами, и обеспечить мягкий транзит полномочий. Кроме того, это хороший способ избежать ошибок, которые склонны допускать наследники в момент внезапного получения состояния. Это отработанный в развитых странах путь, когда дети получают профильное образование и затем начинают карьеру в бизнесе родителей, постигая его нюансы с нуля.
Основатель сети «Мария Ра» Александр Ракшин привел в компанию детей. Сын Евгений занимается стратегическими проектами, дочь Алла — финансовый директор. Таким образом обеспечивается преемственность. Саид Гуцериев начинал карьеру аналитиком в лондонском офисе трейдера Glencore, совладельца «Русснефти». Затем уже в Москве возглавил семейную компанию «Фортеинвест». Владелец «Северстали» Алексей Мордашов передает своим сыновьям 65% крупной золотодобывающей компании Nordgold и будет их наставником. Одним из мотивов стал интерес детей к бизнесу.
Когда дело передается сыновьям, то всегда возникает вопрос: будут ли они такими же успешными, как родители? Американский президент Дональд Трамп стал намного богаче своего отца. А вот нефтяная империя Пола Гетти, некогда одного из самых богатых людей в мире, прекратила существование, в том числе из-за того, что наследники откровенно тяготились бизнес-рутиной. В таких случаях самый эффективный способ избежать конфликтов — это оформить механизм передачи прав от наследников деловым партнерам, выкуп доли в бизнесе и т. д.
Англосаксонская модель правосудия, которая уже стала привычной для владельцев крупных отечественных компаний, устроена так, чтобы мотивировать людей решать споры в досудебном порядке. Судебные процессы в Лондоне стоят дорого, тянутся годами, а издержки по силам далеко не всем. Поэтому там привыкли договариваться и оформлять все свои бизнес-интересы на бумаге, прежде чем нанимать дорогих юристов. В Великобритании исключено использование административного ресурса, а крупная корпорация может проиграть судебный процесс обычному человеку. Поэтому лучший способ застраховать себя от неожиданностей — это скрупулезно прописать процедуру наследования, чтобы потом сам бизнес мог спокойно функционировать.