Как заканчивается эпоха первоначального накопления капитала в России

Подходит к своему логическому завершению тот период ведения бизнеса в России, который связан с накоплением активов и распоряжением ими «по правилам лихих 90-х». Оставлю за кадром человеческий фактор, когда некоторые бизнесмены, пересмотрев свои жизненные приоритеты, сами приняли решение что-то поменять: начать платить налоги, вести бизнес честно и взять на себя бремя социальной ответственности. Кто-то из них, возможно, решил заняться благотворительностью, подумав в конце концов о семье и будущих поколениях, и перейти из категории «баронов-разбойников» в ранг респектабельных бизнесменов-капиталистов. Таких людей, к величайшему сожалению, не так уж и много.

Значительная часть российских бизнесменов и владельцев крупных состояний вынуждена задуматься о всем вышеперечисленном и делать пока еще первые шаги в этом направлении. Причиной тому —  давление целого ряда внешних факторов. И вот основные из них.

Финансовая прозрачность иностранных активов и операций

Россия не является пионером во внедрении идеи о декларировании и финансовой прозрачности иностранных активов: компаний, счетов в банках и финансовых компаниях. Мы лишь присоединились в этом вопросе к наиболее развитым странам.

На сегодняшний день более 100 стран присоединились к Автоматическому обмену финансовой информацией (Common Reporting Standard, CRS), в том числе и Россия. Подавляющее большинство развитых стран борется не только с чисто криминальным отмыванием денег, но также с уклонением от уплаты налогов. Я несколько раз слышал от коллег истории, когда иностранные специалисты по налогам 10–15 лет назад приезжали консультировать российскую налоговую службу и видели практически «чистое поле». Сейчас многое изменилось — российские налоговики достигли определенных успехов в сборе и обработке информации, в том числе в анализе Big Data.

Очевидно, что борьба с отмыванием «грязных денег» в России будет усиливаться. В октябре 2018-го появились слухи от «информированных источников» о том, что в 2019 году правительство всерьез намерено ужесточить ответственность за легализацию преступных доходов как в своем интересе (ст. 174.1 УК РФ), так и для третьих лиц (ст. 174 УК РФ). Например, по аналогии с британским «Законом о криминальных финансах» планируется расширить ответственность за легализацию преступных доходов. Подразумевается, что ответственность будет распространяться даже на консультантов, юристов и бухгалтеров.

Но вернемся к Автоматическому обмену, основная задача которого — борьба с уклонением от уплаты налогов. Несмотря на недавние рассуждения отдельных российских и иностранных консультантов, финансистов, банкиров о том, что никакого автоматического обмена с Россией не будет, — он уже случился. В 2018 году порядка 70 стран передали российским налоговым органам информацию о финансовых счетах лиц, которые были названы там российскими налоговыми резидентами. Ожидается, что еще 20 стран сделают это в 2019 году. По итогам 2019 года Россия получит финансовую информацию о счетах своих налоговых резидентов из 90 стран. Возможно, таких стран станет еще больше. Процесс «присоединения» новых стран к CRS не окончен и с завершением 2019 года не закончится.

Широко известно и применяется такое решение, как «паспорт инвестора» страны с нулевой ставкой, не участвующей в обмене налоговой информацией. Однако и с ним не все так однозначно. 16 октября ОЭСР (главный провайдер и модератор финансовой прозрачности) проанализировал существующие программы выдачи «золотых паспортов» и дал рекомендации банкам из обменивающихся юрисдикций очень тщательно оценивать реальное резидентство тех лиц, кто предъявляет им паспорта «сомнительных стран».

Подобные инициативы по борьбе с укрывательством активов от налогообложения делают практически невозможными (и уж точно малорентабельными) схемы «лихих 90-х». Тогда легко можно было «закинуть» пару миллионов долларов на офшор за «маркетинговые исследования» и дальше распоряжаться ими по своему усмотрению, покупая виллы, машины и яхты с самолетами во вполне приличных странах.

Но надо понимать, что движение мира в сторону финансовой прозрачности, или, как это модно говорить, «транспарентности», влияет не только на конкретного бизнесмена и его взаимоотношения с родным или любым другим государством, но и на его семью.

Фактор второй — имущественные отношения внутри семьи

К сожалению, разводы в России — далеко не редкость. Как правило, супруг, который является источником благосостояния, не сильно мотивирован на раздел совместно нажитого имущества поровну, то есть так, как это предусмотрено законодательством. Конечно, существует такой инструмент, как брачный договор. Однако за первый период «амнистии капиталов» (2015-2016 годы) и сейчас, во время второго периода, мы имели дело с сотнями семей, которым готовили декларации. Знаете, в скольких случаях мы имели дело с брачным договором? Я помню только два. Два на несколько сотен. Это что-то на уровне статистической погрешности. При этом один из них вообще не выдерживал никакой критики — искренне не понимаю, как нотариус его заверил.

Представим такой диалог супругов:

— Дорогая, я хочу развестись с тобой. Как настоящий джентльмен, я оставляю тебе квартиру и машину, а больше нам и делить-то нечего!

— А как же бизнес? Твой холдинг «ЛесПромГазНефтеЭкспорт», с ним что?

— Ну что ты, он не мой! Он принадлежит кипрской компании «Лонг Вояж Кэпитал» и английскому трасту Nothing to Nobody, а там я ну абсолютно никто! И, кстати, вилла на Лазурном Берегу — она тоже этому трасту принадлежит!

С теми возможностями и фактическими данными о зарубежных активах и их реальных владельцах, которыми теперь обладают государственные органы, полагаю, такой разговор теряет свою актуальность.

Я не имею в виду, что всю информацию о том, где, у кого и сколько по офшорам лежит, можно будет купить на «Горбушке». Надо отдать должное налоговым органам — они хорошо умеют хранить налоговые тайны. Но истребовать через суд такую информацию в ситуации «конфликтного раздела имущества» возможно, и наверняка это будет широко применяться юристами на практике.

Например, в соответствии Гражданским процессуальным кодексом РФ (ст. 57) сторона по делу, участвующая в судебном разбирательстве, вправе истребовать документы, являющиеся доказательствами по данному делу. Так, в делах о назначении алиментов возможно истребование через суд сведений о доходах ответчика–алиментоплательщика у его работодателя или в налоговых органах. Кроме того, есть подобная судебная практика и по несемейным делам — в деле о банкротстве, когда по ходатайству одной из сторон суд обязывает налоговые органы предоставить «налоговую» информацию в материалы дела, и налоговики это требование выполняют.

Следует отметить: если имущество «структурировано» через иностранные юрисдикции, то это еще сильнее может подорвать позицию стороны, которая не желает справедливого раздела, а пытается оставить все себе. Для примера: суды Великобритании склонны отступать от принципа равенства при разделе имущества (в случае развода и при отсутствии брачного договора). Как правило, большую часть имущества присуждают тому супругу, с кем остаются дети. Здесь суд руководствуется следующим доводом: уровень жизни супруга с детьми после развода не должен стать хуже, чем был до него.

Третий фактор связан с наследованием активов

С течением времени никто из нас не становится моложе, и вопрос передачи активов по наследству рано или поздно встает перед каждым.

По результатам исследований российского частного капитала (компанией PWC, бизнес-школой «Сколково»), капитал и бизнес в России сосредоточен в руках «первого поколения бизнесменов» — более 80%. Это те бизнесмены, кто активы и бизнес создавали сами. Разумеется, рано или поздно эти активы и капитал будут переданы по наследству.

В рамках «деофшоризации» (подготовки Специальных деклараций в рамках амнистии капиталов, безналоговой ликвидации иностранных компаний) за последнее время мы имели дело более чем с 200 иностранными компаниями, причем около 70% из них — это классические офшорные компании. А сколько раз мы видели в уставах этих компаний (Memorandum of Association), в договорах номинального держания акций (Trust Deed, Declaration of Trust) хотя бы какое-то описание наследственных вопросов, спросите вы. Ни одного!

Если взглянуть на аналогичную статистику с трастами и фондами, выступающими в первую очередь как наследственные «инструменты», то в половине случаев это «прокисшие» списки бенефициаров второго порядка. Поясню, что я имею в виду. Такой траст, как правило, создавался 10–15 лет назад. Список бенефициаров, которые должны получить доход из этого траста после смерти бенефициара первого уровня, за эти 10–15 лет ни разу не актуализировался. А состав семьи учредителя траста за тот же период претерпел существенные изменения.

Парадоксальным образом именно инициативы со стороны ОЭСР в целом и России в частности вынудили подавляющее большинство состоятельных россиян обратить внимание на то, как структурированы их активы. Заставили задуматься над тем, могут ли эти активы быть структурированы так, чтобы передача по наследству прошла без проблем для членов семьи.

Пожалуй, ни одному государству не удалось еще добиться абсолютной прозрачности ведения бизнеса. Чтобы ни делали государственные органы, всегда найдутся предприимчивые граждане, которые считают, что смогут спрятать все так, чтобы никто не нашел. Допустим, кому-то это и вправду удалось. Но что в этом случае делать наследникам такого «предприимчивого фокусника»? Смогут ли они вообще когда-нибудь узнать, что, где и в каких количествах он припрятал? Через какие компании, фонды и анштальты со штифтунгами это структурировано? И как заявить свои права на эти несметные богатства?

Чем лучше активы спрятаны, тем труднее будет «путь» наследников к ним.

Резюме

Безусловно, кроме названных факторов существуют и иные. Изменение экономической и политической ситуации в целом, изменение бизнес-среды и мировоззрения отдельных бизнесменов здесь тоже играет важную роль.

Пример из моей личной практики. Два партнера по бизнесу начинали еще в 1990-х и построили большой серьезный бизнес. На протяжении этих лет им удалось не только расширить сам бизнес, но и сохранить рабочие партнерские отношения. И тут один из них решил принять участие в «амнистии» и задекларировать все свои активы (счета, компании), как того требует законодательство. Второй партнер в этом случае попадает в неоднозначную ситуацию, не так ли?

Подводя итог, хочу поделиться мыслью одного из коллег, которую он высказал на одной из конференций по частному благосостоянию: «Это очень хорошо, что в России началась деофшоризация. Теперь наши клиенты хотя бы попробуют разобраться, что же у них есть и что теперь с этим делать!»