Миллиардер Моэд Альтрад не знает, сколько ему лет. Ни в одном документе не зафиксировано, когда именно в бедуинском племени, кочевавшем по сирийской пустыне, родился еще один мальчик. Чтобы определиться, когда поздравлять отца с днем рождения, его дети недавно вытянули произвольную дату из шляпы — 9 марта. Год рождения он выбрал сам, когда 46 лет назад прибыл в Монпелье во Франции, чтобы начать новую жизнь — решил, что 1948 год вполне подходит. Альтрад тогда не говорил по-французски, не знал на новом месте ни души и питался всего раз в сутки.
Сегодня его имя в Монпелье трудно не заметить. Минимум десять раз оно повторяется на серебристых стенах местного стадиона для регби, недавно переименованном в честь Альтрада и компании его имени. Альтрад в темно-синем костюме, удачно оттеняющем его седеющую шевелюру, смотрит с собственного балкона на трибуны, вмещающие до 15 000 человек. «Странно, — говорит он задумчиво. — Обычно объекты называют в честь людей только после их смерти».
На стадион Альтрада призвал гражданский долг. В 2011 году мэр Монпелье обратился к богатейшим жителям города с просьбой помочь построенному 29 лет назад стадиону Hérault Rugby местного клуба, терпевшего финансовое бедствие.
Альтрад, который даже ни разу не был ни на одном матче, откликнулся на призыв мэра и купил команду.
Теперь владелец клуба ходит на каждую игру, а лацкан его синего пиджака украшает красный орден Почетного легиона, что во Франции соответствует рыцарскому титулу. Он получил его в 2005 году.
Билет в один конец
История жизни Альтрада для Франции — повторение истории американского писателя Горацио Элджера. Чтобы превратить Altrad Group в ведущего мирового поставщика строительных лесов с доходами свыше $1 млрд, ему пришлось преодолеть бедность и невзгоды. Производство строительных лесов — низкотехнологичная индустрия, мало изменившаяся со времени своего зарождения в Древнем Египте. Это близко к продаже сырьевых товаров. Однако Альтрад увеличивает доходность (по оценке Forbes, маржа у него достигает 6%) за счет того, что поставляет заказчикам и сопутствующие товары — от бетономешалок до тележек. К тому же он агрессивно скупал других игроков. После стабильного роста прибыли и дохода в течение четверти века, Альтрад за последние пять лет добился увеличения продаж вдвое, в результате чего его доля в компании теперь стоит около $1 млрд (ему принадлежит 80% компании).
Конструкции производства Altrad украшают стройплощадки и промышленные территории более чем в 100 странах мира, включая США. Однако большинство клиентов Altrad Group находятся в Европе, в основном — во Франции. И это делает его знаковой фигурой в стране, которая все еще говорит Je Suis Charlie. После резни в парижской редакции Франция столкнулась с экзистенциальным вопросом: что значит быть французом и как эта овеянная славой страна может лучше интегрировать существенную (и преимущественно бедную) арабскую часть населения?
Альтрад — хороший пример для подражания. Когда он приехал во Францию, встретили его антиарабскими эпитетами — память новых соотечественников об алжирской войне за независимость была слишком свежа. Он выучил французский так, что стал признанным писателем. Потом создал международную компанию в стране, которая понимает, что ее со скрипом продвигающейся экономике нужны новые предпринимательские импульсы. Его компания сейчас, кстати, играет важную роль в сохранении французской архитектуры, которая почти так же важна для национального духа, как багеты и Бордо. Альтрад не был в Сирии с 1972 года, когда навещал своего отца.
«Я быстро осознал, что не смогу туда вернуться, — вспоминает он. — Куда? У меня был билет в один конец».
«Если вы почитаете статьи обо мне, там всегда говорят обо мне как о «французе сирийского происхождения», — он ненадолго умолкает. — Зачем они это говорят?»
Наперекор судьбе
Альтрад редко говорит о своем прошлом, что и неудивительно. Когда ему было 4 года, его совсем юная мать заболела и умерла. Его отец, могущественный лидер племени, который ее изнасиловал, отказался от него. Единственный брат Альтрада, который жил с отцом, умер от избиений. Моэда вырастила бабушка, которая жила в палатке и кочевала вместе с племенем, перемещавшемся вслед за дождями от оазиса к оазису, чтобы там могли пастись козы, овцы и верблюды. Бабушка не хотела отдавать Альтрада в школу, утверждая, что пастухам книги ни к чему. Но он все равно тайком убегал туда, пока она спала (до школы шел босиком час по дюнам). Он верил, что образование стоит того, чтобы выносить ее гнев, не говоря о насмешках одноклассников. Даже по бедуинским стандартам он был изгоем.
«Это был инстинкт самосохранения, - говорит Альтрад. – Я знал, что я обречен и школа – мой единственный шанс».
Когда ему исполнилось семь лет, отец ненадолго появился, чтобы купить ему велосипед — редкое сокровище в пустыне. Первым предпринимательским проектом Альтрада стала сдача велосипеда в аренду другим мальчикам. На вырученные деньги он купил школьные принадлежности.
Еще через несколько лет он переехал к родственнику в местечко неподалеку от города Ракка, в котором теперь расположилось так называемое «Исламское государство». Он первым в регионе получил звание бакалавра и стипендию сирийского правительства для обучения во Франции. «У меня не было какой-то определенной мечты в то время, — говорит он. — Только стремление не мириться со своей судьбой».
Быть французом
В 1969 году Альтрад прибыл в Монпелье, средиземноморский город на полпути между границами с Испанией и Италией. Он изучал французский несколько месяцев, но когда начались его занятия в Университете Монпелье по физике и математике, он понимал лишь десятую часть из того, что говорили преподаватели. К тому времени, когда Альтрад в начале 70-х переехал в Париж, чтобы получить докторскую степень в области информатики и вычислительной техники, он говорил по-французски достаточно бегло, чтобы очаровать француженку, которая тоже училась в университете. Вскоре она стала его женой. Во время учебы он подрабатывал инженером в технологических компаниях, что помогло ему набрать баллы для получения гражданства.
Позже он провел четыре года в Абу-Даби, где работал в национальной нефтяной компании. Так как налоги там были низкими, а деньги тратить было не на что, к моменту окончания его контракта в 1984 году он смог скопить несколько сотен тысяч долларов. Вернувшись в Париж, вместе с тремя товарищами он основал и быстро продал стартап по производству портативных компьютеров. Альтрад заработал на этом почти $600 000 и понятия не имел, что с ними делать.
В августе 1985 года, когда он проводил отпуск во Флорансаке, родном городе своей жены на юге Франции, сосед спросил его, не хочет ли он купить убыточного производителя строительных лесов. Компания Méfran со штатом 200 человек теряла по несколько сотен тысяч долларов в год, а размер ее банковского долга стремительно рос. Хотя Альтрад тогда ничего не знал ни об этой индустрии, ни об основных принципах бухгалтерского учета, ни даже как по-французски «строительные леса», он решился купить компанию вместе с Ричардом Элкоком, британцем, с которым он сдружился в Абу-Даби и который также был его партнером по компьютерному стартапу. Они заплатили символическую цену — один франк — и взяли на себя все обязательства по долгам. Альтрад получил 90% акций.
«Это была интуиция, — говорит Альтрад. — Я видел, что это нужная продукция, потому что леса нужны во всех секторах – в строительстве, в нефтеперерабатывающем производстве, в аэропортах».
Он немедленно сократил расходы и ввел сдельную систему оплаты труда, что вызвало понимание у французских работников, так как они видели, что босс лично заинтересован в успехе компании, напрямую участвуя в капитале. «Я сказал людям, что вложил в компанию все деньги, которые заработал за пять лет. Они подумали: «Он в нас верит».
Через год компания начала приносить небольшую прибыль и запустила дочерние проекты в Испании и Италии.
«Он никогда не говорил о своих амбициях, — вспоминает Элкок. — Его целью было только увеличение компании».
В кризисе
Преследуя эту цель, он довольно скоро столкнулся с препятствиями. Альтрад решил диверсифицировать бизнес, купив французскую компанию по производству хирургических перчаток. «Я быстро понял, что это ошибка, — говорит он. – Нашей сильной стороной был фокус на профильной деятельности». Он продал компанию и расширил свои активы за счет бетономешалок, строительных инструментов и других товаров, привлекающих тех же клиентов, которые покупают леса. Во время рецессии начала 1990-х едва начавшая вставать на ноги компания за полгода потеряла четверть своих доходов. По словам Альтрада, их спасло то, что он предвидел спад за полгода и сократил 30% рабочей силы.
Выбираясь из кризиса, Альтрад обнаружил, что банки не хотят давать кредит предпринимателю сирийского происхождения без опыта в индустрии, вне зависимости от его балансовых отчетов. Поэтому Альтраду пришлось воспользоваться для наращивания бизнеса теми же способами, с которых он начинал: скупать за копейки мелких конкурентов, находящихся в бедственном положении, и делать их более эффективными. «Это был тяжелый для меня период, — говорит он. — Я потратил много времени, потому что мне не доверяли».
Перелом произошел в 2003 году. К этому времени у компании была прочная база из двух десятков подконтрольных предприятий, приносивших $130 млн. Тогда Альтрад совершил свою самую крупную на тот момент покупку, заполучив солидного конкурента из Германии, компанию Plettac. Эта сделка обеспечила Altrad Group узнаваемость по всей Европе и позиционирование, позволяющее бороться за промышленные контракты, а также агрессивно расширяться в более высокомаржинальных областях, таких как аренда и монтаж оборудования. Вслед за этим Альтрад, совершая в среднем по три приобретения в год, занялся консолидацией европейских предприятий. По его словам, каждая из купленных компаний стала прибыльной.
Манифест Альтрада
Штаб-квартира Altrad Group расположена на узкой улице в жилом квартале Монпелье. Генеральный директор решил перебраться в первый город, где он почувствовал себя по-настоящему дома, и теперь это одна из немногих крупных компаний в стране, которые базируются не в Париже. Офисы находятся в двух шагах от принадлежащего Альтраду столетнего особняка с затейливым названием Le Cottage. Там есть три бассейна, а во дворе припаркованы бок о бок Ferrari и Lamborghini. Штат компании размещен в бывших домах для прислуги. Офис Альтрада — бывшая конюшня.
Эти буколические декорации, казалось бы, не годятся для центрального офиса компании с миллионом клиентов и 7000 сотрудников. Здесь работают всего 25 человек, а у Альтрада даже нет персонального ассистента. Он говорит, что успех бизнеса во многом связан с такой децентрализованной структурой управления: простая и эффективная холдинговaя компания и полуавтономные дочерние предприятия. Покупая новую компанию, Альтрад вводит минимум собственных требований, оставляя костяк рабочей силы и корпоративную культуру компании в неприкосновенности.
«Я люблю свободу и я хочу, чтобы люди, работающие на меня, были свободными, — говорит он. — Мы договариваемся принципиально по нескольким пунктам, и все вольны действовать про своему усмотрению, координируя свои действия с другими».
Неприязнь Альтрада к иерархическим структурам отражена в 605-страничном кодексе компании (написанном параллельно на французском и английском языках), который местами похож на манифест. Однако это работает. Дочерние компании, количество которых по всему миру выросло до 92, оперируют как динамичные самостоятельные предприятия, каждое из них держит руку на пульсе местного рынка, пользуясь при этом преимуществами капитала, производственных ресурсов и эффективности расходов крупной межнациональной компании.
Эта формула работает при поддержке $100 млн, вложенных при ведущем участии госфонда Франции. С 2011 года Altrad Group совершила 22 приобретения, включая компании Катара и Марокко, направленных на агрегацию максимально возможного международного бизнеса. Следующими на очереди могут стать США: Альтрад, у которого там пока есть только небольшой офис продаж, говорит, что ведет переговоры о значительном приобретении, хотя этот рынок, где конкуренты прочно укрепились и где отдают предпочтение дешевым лесам из Китая, может оказаться сложнее. В любом случае Альтрад не обещает публичного размещения акций в ближайшем будущем, так как это могло бы нанести вред духу корпоративной свободы, который он лелеет.
Его давний партнер Элкок, продавший свою долю в 2008 году, говорит: «Не могу себе представить, чтобы он когда-нибудь выпустил контроль из рук».
В качестве руководителя Альтрад понимает принцип прозрачности буквально. Две из четырех стен в его офисе полностью стеклянные, так что подчиненные могут наблюдать его за работой. Солнце освещает коралловые стены и плитки на просторном полу. Его рабочее кресло из черной кожи с золотистой окантовкой похоже на трон. С потолка свисает роскошная люстра. Дополняет картину галерея из семейных фотографий, на которых пятеро его детей и женщина, с которой он живет 13 лет, британско-французский адвокат (с женой он развелся в 1995-м).
Между двух миров
Единственная память о его прошлом — книга в рамке на стене. Это его роман «Бедуин» («Badawi»), опубликованный в 1994 году и выпущенный в новой редакции в 2002-м. «Там практически вся правда», — говорит Альтрад. Badawi — не столько славная история в стиле «из грязи в князи», сколько рассказ о человеке, оказавшемся между двух миров. Он часто пишет перед рассветом, когда не может заснуть. «Иногда это тяжело, — говорит Альтрад. — Кто-то занимается спортом, кто-то — любовью, кто-то пьет. Мне необходимо писать». Книгу хорошо встретили критики, она даже получила литературную премию в 2003 году. В 2012 году Академия Монпелье рекомендовала включить ее в курс литературы в школах региона.
«Это настоящее литературное произведение, — говорит Франсуаза Ниссен, директор его издательства Actes Sud в Арле. — Он достаточно умен, чтобы понимать, что в жизни есть вещи важнее, чем зарабатывание денег; и достаточно скромен, чтобы знать, что литературный успех нельзя купить».
Два более поздних романа Альтрада, выставленных в рамках рядом с первым, тоже чтение не из легких. Один из них исследует вопрос существования Бога, а второй — природу любви. Последний заканчивается рассказом о евреях и палестинцах, что несет особенный смысл для Франции, учитывая недавний всплеск антисемитизма, в особенности со стороны арабского сообщества. Альтрад, который редко говорит о своей вере и не уверен, что считает себя мусульманином, вспоминает, что в сирийской школе его учили, что он должен ненавидеть евреев и стараться их убить. Этот опыт он долго осмыслял.
«Если люди верят, что между ними непреодолимые противоречия, — это катастрофа. Это значит, что они не могут сосуществовать. Это значит — война. Это не по-человечески. Если вы хотите жить в мире, надо начать разговаривать».
Эту точку зрения не помешало бы начать разделять его соотечественникам. «Когда ты пережил изоляцию, голод, страдания, унижения, у тебя есть исключительный потенциал для развития, — говорит Франсуа Леотар, бывший министр культуры и обороны, который считает Альтрада своим другом. — Я думаю, что в каком-то смысле его жизнь — это месть его юности. Если его компания продолжит расти, а она продолжит, то потому, что для этого выходца из пустыни нет преград. Он всегда смотрит за горизонт».