Автор — начальник управления макроэкономического анализа ВТБ Капитал
Удивительно: всего каких-то три месяца назад мне приходилось не реже чем раз в день отвечать на вопросы друзей и знакомых о том, стоит ли спасать личные сбережения от неизбежной, как тогда казалось, девальвации. Закончилась осень, о девальвации забыли, а с началом весны и вовсе заговорили о возврате рубля на крепкие докризисные уровни. Есть ли в такой сезонности причины более весомые, чем просто психологическое влияние наступающих холодов осенью или таяния снегов весной? Да, есть.
Первый квартал любого года в России характеризуется самыми сильными показателями экспорта и самым низким импортом, а четвертый — наоборот. Кроме того, инвестиции чаще осуществляются в начале года, а репатриация — в конце. Поэтому для каждого года характерно сезонное укрепление рубля в начале года и ослабление — в конце. В этом году на сезонность наложилась еще и нестабильность на Ближнем Востоке и последовавший за ней рост цен на нефть, который, на мой взгляд, питается очень мягкой денежно-кредитной и бюджетной политикой ряда стран, в первую очередь США (иначе говоря, денег стало больше, а нефти — меньше).
Тем не менее высокие цены на нефть лишь помогли замаскировать два неприятных факта.
Во-первых, отток капитала из страны продолжается, даже несмотря на положительную сезонность и более положительное восприятие российской инвестиционной привлекательности на фоне высоких цен на нефть. По моим оценкам, отток капитала в январе-феврале составлял около $7-10 млрд в месяц. О причинах я уже писал: это и географическая диверсификация бизнеса, и затянувшиеся последствия «перестановок в московском правительстве», и просто инвестиции в иностранные финансовые активы.
Во-вторых, профицит текущего счета сейчас существенно ниже, чем он мог бы быть при таких ценах на нефть из-за очень высокого импорта. В августе прошлого года был зафиксирован баланс по текущему счету — ситуация беспрецедентная для России при сложившихся тогда ценах на нефть. Таким образом, вся твердость рубля, к сожалению, не подкреплена столь же железной макроэкономикой, как это было, например, в 2006 году. Поэтому говорить об устойчивом тренде на укрепление, похоже, не приходится, и он вполне может смениться коррекцией уже ближе к лету.
Другими словами, рубль сейчас существенно больше зависит от мировой экономической и, как недавно выяснилось, политической конъюнктуры, чем это было во времена устойчивого профицита текущего счета. Банк России, похоже, все это прекрасно понимает, как и то, что все это означает: волатильность курса рубля будет не только высокой, но и непредсказуемой по направлению. Еще осенью Банк России активно защищал рубль от падения, а сейчас — от укрепления. Такая волатильность, по сути, не позволяет проводить ни предсказуемую валютную, ни процентную политику. Иначе говоря, выбор стоит не между стабильным и контролируемым рублем или стабильными и контролируемыми процентными ставками, а между контролем за ставками или его отсутствием, так как сохранить эффективный контроль над рублем в текущих условиях, похоже, невозможно. Поэтому Банк России и разбирает столь планомерно механизмы курсового контроля: расширяя коридор, снижая объем интервенций и всячески отказываясь от каких-либо обещаний по валютному курсу, приучая экономику к тому, что курс рубля будет де-факто находиться в свободном плавании. Курс рубля будет укрепляться и ослабевать часто и малопредсказуемо — как доллар/евро — и нам пора перестать быть страной валютных спекулянтов, когда каждый, управляя личными сбережениями или корпоративным казначейством, считает, что легче всего заработать на укреплении той или иной валюты. Каждый должен делать свое дело, а валютные риски — хеджировать, то есть передавать профучастникам финансовых рынков, делом которых как раз и является нести их на себе.
Автор — начальник управления макроэкономического анализа ВТБ Капитал