Зубы дракона: как китайские нефтяные компании покоряют весь мир
Экономический взрыв Китая, его растущее экономическое и политическое влияние тревожат многих соседей и конкурентов. Охота, которую ведет Китай за нефтегазовыми ресурсами по всему миру, — одна из самых острых и благодатных тем для геополитических спекуляций. Как работает нефтяная отрасль второй экономики мира? Кто ее главные игроки? Об этом в числе прочих тем в своей новой книге «В поисках энергии», вышедшей в издательстве «Альпина Паблишер», пишет Дэниел Ергин, мировой гуру в области энергетики, автор книги-бестселлера «Добыча». Ергин возглавляет крупную консалтинговую компанию IHS CERA.
Это была одна из тех холодных пекинских ночей, когда дует пронизывающий ветер и темный воздух наполнен чуть сладковатым запахом гари. На дворе был конец 1990-х годов, и потоки автомобилей только начали заполнять новую восьмиполосную автостраду, оттесняя на обочину привычные велосипеды. Запах гари исходил не от автомобилей, а от сотен тысяч допотопных угольных печей, которые по-прежнему широко использовались городскими жителями для приготовления пищи и обогрева домов.
Обед в China Club, который некогда был домом богатого торговца, а ныне стал любимым рестораном Дэн Сяопина, давшего старт реформированию китайской экономики в конце 1970-х годов, затянулся. Хотя дух угля витал в воздухе в буквальном смысле, главным пунктом повестки дня была нефть. По окончании обеда руководитель государственной нефтяной компании вышел во внутренний дворик ресторана: перед ним и его командой была поставлена задача, которая показалась бы невероятной 30 лет назад, когда он начал свою карьеру геологом в западном Китае. Им предстояло взять под управление значительную часть нефтегазовой промышленности Китая, созданной под нужды командно-административной плановой экономики Мао Цзэдуна, и превратить ее в конкурентоспособную компанию, удовлетворяющую требованиям листинга на Нью-Йоркской фондовой бирже.
Причины столь резкого отхода от идеологии прошлого были ясны — ожидаемые потребности Китая в нефти. Пока группа гостей стояла во внутреннем дворике ресторана, генеральному директору задали логичный вопрос: зачем связываться с преобразованием в публичную компанию? Ведь в этом случае руководство компании будет отчитываться не только перед властями в Пекине, но и перед армией аналитиков в Нью-Йорке, Лондоне и Гонконге, которые будут дотошно изучать и оценивать стратегии, расходы и доходы, а также эффективность самого руководства.
Было очевидно, что сам директор не очень рад подобной перспективе. Но он ответил: «У нас нет выбора. Если мы хотим преобразований, то должны ориентироваться на мировую экономику».
384 страницы рисков
Первой публичное размещение акций провела самая крупная из компаний, PetroChina, новая «дочка» Китайской национальной нефтегазовой корпорации (CNPC). IPO прошло успешно, но подготовка к нему оказалась куда сложнее, чем представлялось вначале. Необходимо было внедрить систему финансовой отчетности, соответствующую правилам Комиссии по ценным бумагам и биржам США. Для этого требовалось систематизировать массивы противоречивых и плохо организованных данных огромной китайской госорганизации, которая никогда не уделяла внимания подобным вещам и, уж конечно, не имела причин оглядываться на американское правительственное агентство, регулирующее деятельность NYSE. Проспект эмиссии, где детально описывались все риски, насчитывал 384 страницы.
Международные инвесторы в США и Великобритании и даже те, что находились по соседству с Китаем, в Сингапуре и Гонконге, были настроены скептически. Их беспокоил китайский риск — неопределенность, связанная с политической стабильностью и экономическим ростом страны. Кроме того, это была нефтяная компания, а в период расцвета «новой экономики» и бума доткомов нефтяной бизнес выглядел олицетворением старой экономики — застойным, неинтересным и погрязшим в вечном спаде из-за избыточных мощностей и низких цен.
Масштабы IPO пришлось существенно уменьшить. Наконец, в апреле 2000 года акции были размещены, хотя и по самому нижнему порогу диапазона, и PetroChina стартовала как публичная компания, частично принадлежавшая международным инвесторам, но с контрольным пакетом у CNPC.
На следующий год были проведены IPO двух других компаний, также выведенных из-под крыла некогда единых министерств — Sinopec (Китайская нефтяная и химическая корпорация) и CNOOC (Китайская национальная компания по эксплуатации морских нефтяных ресурсов). Прием со стороны инвесторов был таким же прохладным. Но несколько лет спустя скептицизм инвесторов рассеялся. За десятилетие, прошедшее после IPO, PetroChina увеличила рыночную капитализацию в 100 раз. По рыночной стоимости она обогнала Royal Dutch Shell, компанию со 100-летней историей, и Walmart и вышла на третье место в мире по стоимости.
Такое увеличение стоимости отражало растущую значимость Китая на мировом рынке. Благодаря начатому в 1979 году процессу реформ более 600 млн китайцев сумели преодолеть порог бедности, а 300 млн граждан пополнили слой со средним доходом. За этот период экономика Китая выросла более чем в 15 раз. В 2010 году она опередила Японию и стала второй по величине экономикой в мире.
Значительный рост экономики изменил положение Пекина и на нефтяном рынке. Два десятилетия назад Китай не только полностью обеспечивал себя нефтью, но и экспортировал ее. Сегодня он импортирует примерно половину потребляемого объема, и доля импорта растет вместе с увеличением спроса. Китай является вторым по величине потребителем нефти в мире, уступая только США. В 2013 году он стал крупнейшим импортером нефти. С 2000 по 2010 год потребление нефти в Китае более чем удвоилось.
И это неудивительно, когда экономика страны с населением 1,3 млрд человек стабильно растет в среднем на 10% в год. По мере роста китайской экономики спрос на нефть будет только увеличиваться. По оценкам, примерно к 2020 году Китай может обогнать США и стать крупнейшим потребителем нефти в мире. Это результат «великой стройки Китая» — урбанизации невиданных темпов и масштабов, массированных инвестиций в инфраструктуру, строительства зданий, электростанций, дорог, высокоскоростных железнодорожных магистралей, что сильно меняет китайскую экономику и китайское общество.
В течение следующих двух десятилетий «великая стройка» будет определяющим фактором не только для Китая, но и для мировой экономики. Городское население Китая стремительно увеличивается. В 1978 году всего 18% населения жило в городах. Сегодня уровень урбанизации составляет почти 50%. В стране насчитывается больше 170 городов с населением более миллиона человек и несколько мегаполисов с населением свыше 10 млн. Ежегодно 20 млн китайцев мигрируют из сельской местности в города в поисках работы, жилья и более высокого уровня жизни. Когда Джордж Буш поинтересовался у президента КНР Ху Цзиньтао, какая проблема не дает ему спать по ночам, тот ответил, что его постоянная головная боль — «создание 25 млн новых рабочих мест в год».
Эти люди, автомобили, новые здания и квартиры, бытовые приборы, а также транспортные перевозки — все требует энергии. В результате в мире растет спрос на уголь, нефть, природный газ, атомную энергию, возобновляемую энергию. Основой энергетики Китая пока остается уголь. Но с точки зрения отношений с мировыми рынками и мировой экономикой доминирующим фактором является нефть.
Китай превратился в крупнейшего мирового потребителя, обладающего значительным влиянием на баланс спроса и предложения и, соответственно, на цены — на нефть, а также на многие другие виды сырья и товаров потребления. До 2004 года автомобилисты в США и Европе едва ли могли вообразить, что когда-нибудь цена на бензин, которую они платят на местных автозаправках, будет зависеть от проблем с поставками угля и нехваткой электричества в Китае, который вынужден переключиться на нефть. И, разумеется, руководство General Motors, «самой американской» автомобильной компании, вряд ли могло представить, что через несколько лет в Китае будет продаваться больше их новых автомобилей, чем в США.
Коммунизм по-китайски
Поздним воскресным вечером на верхнем этаже роскошного пекинского отеля China World стоял человек и смотрел вниз на бесконечные потоки фар, скользящие в разных направлениях с восьмиполосной Чан’ань авеню, главной магистрали Пекина, на всегда загруженную скоростную Третью кольцевую дорогу.
Едва ли почтенный главный экономист CNPC Чжоу Цинцзу мог вообразить себе такую панораму в далеком 1952 году, когда пришел на работу геологом в нефтедобывающую отрасль. Тогда вся добыча Китая составляла меньше 3500 баррелей в день. Цинцзу был одним из немногих геологов, которые решили связать свою судьбу с этой малоперспективной, как казалось на тот момент, отраслью. После Второй мировой войны никто не сомневался в том, что нефть важна для экономики, а также для военного и политического могущества. У коммунистического Китая было к кому обратиться за помощью в поисках нефти — ее связывали тесные отношения с Советским Союзом, который был крупным производителем нефти. С помощью русских в Маньчжурии на северо-востоке страны было обнаружено крупное месторождение нефти. Его назвали Дацин, что означает «великое празднество».
Разработка месторождения, сама по себе сопряженная со значительными трудностями, еще больше осложнилась, когда СССР и КНР стали ярыми соперниками в борьбе за лидерство в коммунистическом мире. Москва отозвала людей и оборудование и потребовала выплаты долгов. В ответ Мао обрушил на Советы потоки брани, назвав русских «отступниками и предателями... рабами и приспешниками империализма, фальшивыми друзьями и двурушниками».
Китайцам предстояло осваивать Дацин самостоятельно. Без современных технологий. Без крупных поселений вблизи месторождения. Буквально в чистом поле. В Дацин подобно войскам на передовую в срочном порядке начали перебрасываться тысячи и тысячи рабочих-нефтяников. Несмотря на холода, они спали в палатках, шалашах, землянках и даже под открытым небом, использовали для освещения и обогрева свечи и костры и прочесывали окрестности в поисках дикорастущей зелени и овощей. Административные службы размещались на крытых скотных дворах.
В довершение всего Советский Союз сократил поставки нефти в Китай. «Если импорт прекратится, наши самолеты останутся на земле, — заметил один высокопоставленный чиновник. — Это же касается военной техники». И добавил: «Мы больше никогда не должны зависеть от импорта». С тех пор самообеспечение и решимость, олицетворяемая «духом Дацина», стали руководящими принципами развития нефтяной промышленности Китая.
За Дацином одно за другим последовали другие месторождения, которые осваивались ускоренными темпами под руководством легендарного министра нефтяной промышленности, впоследствии вице-премьера Кана Шиэня. Теперь Китай сам обеспечивал себя нефтью, что, как писала китайская «Народная ежедневная газета», «разбило в прах миф о скудости нефтяных ресурсов Китая». В другой публикации говорилось, что «так называемая теория о том, что Китай беден нефтью, играет на руку агрессивной грабительской политике империалистических государств во главе с США». Но США были не единственным врагом Поднебесной. Победа нефтяной кампании была торжественно провозглашена успешным залпом по «советской клике ревизионистов-ренегатов».
Нефть на продажу
В середине 1960-х годов Мао начал опасаться оттеснения от власти в результате провала экономической доктрины «Большого скачка», из-за которой страну охватил голод, унесший около 30 млн жизней. В 1966 году Мао объявил войну самой Компартии, заявив, что партийная власть была захвачена ренегатами «с буржуазным менталитетом». Для осуществления «культурной революции» Мао мобилизовал фанатиков в отряды хунвейбинов. Известных людей подвергали унижениям, избивали, отправляли на тяжелые физические работы или убивали. Страна погрузилась в террор.
Но из-за важности нефтедобывающей промышленности для национальной безопасности она была взята под личную защиту премьер-министром Чжоу Эньлаем, который задействовал армию, чтобы оградить промышленность от царивших в стране беспорядков. «Днем я руководил производством, как обычно, — вспоминал Чжоу Цинцзу, главный экономист CNPC. — А по ночам сидел перед рабочими, говорил, что я был неправ, приносил извинения и излагал свои ошибки. Днем я был начальником. Ночью я был никем».
В конечном счете «культурная революция» зашла слишком далеко даже с точки зрения Мао — страна оказалась на грани хаоса и беспорядков, и он использовал армию, чтобы устранить хунвейбинов.
Самая разрушительная фаза «культурной революции» закончилась. Вице-премьер Дэн Сяопин и другие пытались вернуть страну к работе. Они понимали, что доктрина «самообеспечения» нежизнеспособна. Китай нуждался в доступе к международным технологиям и оборудованию, чтобы модернизировать экономику и возобновить экономический рост. Но у него на пути стояло серьезное препятствие: чем платить за импорт?
«Рост будет обеспечиваться экспортом нефти» — таков был ответ Дэна. «Чтобы импортировать, мы должны экспортировать, — сказал он в 1975 году. — Первое, что мне приходит на ум, — это нефть». Страна должна «экспортировать столько нефти, сколько сможет. Взамен мы получим много полезных вещей».
На тот момент Дэн был главным проводником стратегии открытости Китая по отношению к внешнему миру. Убежденный коммунист еще со студенческих времен во Франции, где он учился после Первой мировой войны, Дэн занимал ряд высоких постов после прихода коммунистов к власти. Во время «культурной революции» его семья сильно пострадала — хунвейбины вытолкнули его сына из окна четвертого этажа, в результате чего тот стал инвалидом. Сам Дэн работал эти годы простым рабочим на тракторном заводе и некоторое время жил в полном уединении. Он часами мерил шагами двор, спрашивая себя, в чем ошибки Мао и как восстановить экономику Китая. Дэн всегда был прагматиком. Даже активное участие в подпольном коммунистическом движении во Франции после Первой мировой войны не мешало ему открыть китайский ресторан.
После смерти Мао и короткой борьбы с радикальной «бандой четырех» Дэн Сяопин стал фактическим лидером Китая. У него появилась возможность начать интеграцию Китая в глобальную экономику. Историческое решение о начале политики «реформ и открытости» было провозглашено на третьем пленуме ЦК Коммунистической партии в 1978 году.
Нефтяной промышленности отводилось центральное место в новой политике. К тому времени Китай, который больше не был «беден нефтью», добывал нефть сверх собственных нужд и мог начать ее экспорт. Тем более что ближайший рынок находился по соседству, в Японии, которая хотела уменьшить зависимость от Ближнего Востока.
Когда дверь во внешний мир приоткрылась, китайские нефтяники были потрясены масштабом технологического разрыва, отделявшего их от мировой промышленности. Но теперь благодаря выручке от экспорта нефти они могли покупать за границей современные буровые установки, сейсмическую аппаратуру и другое оборудование, что существенно расширяло их технические возможности.
К 1993 году национальная нефтяная промышленность перестала успевать за потребностями быстрорастущей экономики. В результате Китаю пришлось отказаться от экспорта нефти и превратиться в импортера. Хотя для остального мира эта перемена прошла незамеченной, Китай пережил шок. «Правительство смотрело на происходящее как на катастрофу, — заметил один китайский специалист по нефтяной промышленности. — Как отрасль, мы чувствовали себя посрамленными. Это была потеря лица. Однако ученые и эксперты сказали: «Невозможно быть самодостаточными во всем. Что-то вы экспортируете, а что-то должны импортировать».
Это подчеркнуло необходимость модернизации структуры нефтяной промышленности. Фундамент такого перехода был заложен еще в 1980-е годы. Тогда из-под крыла министерств были выделены три государственные компании: Китайская национальная нефтегазовая корпорация (CNPC), Китайская нефтяная и химическая корпорация (Sinopec) и Китайская национальная компания по эксплуатации морских нефтяных ресурсов (CNOOC). Следующим шагом в конце 1990-х годов стала кардинальная реструктуризация этих национальных корпораций, чтобы сделать их более современными, технологически продвинутыми и более независимыми. «Они должны были сами зарабатывать себе на жизнь», — сказал Чжоу Цинцзу. В скором времени все три компании осуществили IPO на международных рынках и перешли в частичную собственность акционеров со всего мира. Ставшая публичной дочерняя компания CNPC получила новое название — PetroChina, а Sinopec и CNOOC использовали для своих публичных дочерних компаний существующие названия. Их корпоративная культура претерпела глубокие изменения. «Теперь нам требовалась конкурентоспособность, — сказал Чжоу. — А ведь мы сроду ни с кем не конкурировали».
Спичка в комнате с бензином
Первые шаги Китая за границей были небольшими, сначала в Канаде, затем в Таиланде, Папуа — Новой Гвинее и Индонезии. В середине 1990-х годов CNPC приобрела фактически заброшенное месторождение нефти в Перу. Но эти проекты были незначительными и не привлекали к себе внимания. Прежде чем браться за крупные международные проекты, нужно было приобрести опыт и технологии, а на это требовалось время.
Стратегия выхода в мир подразумевала интернационализацию китайских компаний — превращение их в международные компании, имеющие доступ к сырью, столь необходимому для быстрорастущей экономики, и к экспортным рынкам для сбыта продукции. Для энергетических компаний это означало, что частично приватизированные государственные нефтяные компании должны владеть, разрабатывать или вкладывать капитал в зарубежные источники нефти и природного газа. Для нефтедобывающей промышленности эта стратегия была дополнена лозунгом «Идти на двух ногах», то есть развивать национальную промышленность и одновременно осуществлять международную экспансию.
Сегодня результаты стратегии выхода в мир видны по всему земному шару. Китайские нефтяные компании активно работают на африканском континенте и в Латинской Америке (как, впрочем, и китайские компании из других секторов). Они приобрели значительные нефтяные активы в соседнем Казахстане и после многочисленных попыток сумели добиться некоторого присутствия в России. В Туркменистане они разрабатывают месторождения природного газа.
Китайские нефтяники вышли на международную арену с опозданием. Но они обладают хорошими техническими навыками и финансовыми ресурсами вкупе с готовностью платить премию за вход в игру. Кроме того, они стараются быть предпочтительными партнерами, предлагающими значительные «дополнительные выгоды», особенно на африканском континенте. Они приносят с собой финансируемые государством программы развития, помогая строить железные дороги, порты и автомобильные дороги, что редко практикуется традиционными западными компаниями. Все это порождает жаркие споры. Критики обвиняют Китай в колонизации Африки и в том, что китайские компании предпочитают использовать китайских же рабочих, а не местную рабочую силу. Китайцы отвечают, что они помогают создавать рынки для африканского сырьевого экспорта, что гораздо лучше жить на доходы от экспорта, чем на иностранную помощь, и что они стимулируют устойчивый экономический рост. Китайские банки в сотрудничестве с китайскими компаниями предоставили ряду стран многомиллиардные кредиты, которые будут погашаться поставками нефти или газа на протяжении многих лет. Одна такая сделка рассчитана на 15 лет.
Стратегия энергетической безопасности также включает очевидные шаги — строительство трубопроводов в целях диверсификации, уменьшение зависимости от морских путей и укрепление отношений со странами-поставщиками. В рекордные сроки были построены трубопроводные системы, по которым нефть и газ из Туркменистана и Казахстана стали поступать в Китай. По российскому трубопроводу Восточная Сибирь — Тихий океан стоимостью $22 млрд, по которому нефть перекачивается на тихоокеанское побережье (главным образом для поставки в Японию и Корею), нефть идет и в Китай в обмен на кредит размером $25 млрд, предоставленный Китаем.
Но наибольшие разногласия стратегия «выхода в мир» вызывала не в Африке, а в США. В 2005 году между Chevron и CNOOC разгорелась борьба за приобретение крупной американской компании Unocal, которой принадлежали значительные добывающие активы в Таиланде и Индонезии, а также в Мексиканском заливе. Соперничество между двумя компаниями было очень жестким, с яростными спорами о роли китайских финансовых институтов, а также времени подачи предложений. Для многих в Пекине такая глобальная битва за поглощение была не только непривычной, но и обескураживающей. Предложенная CNOOC цена была больше, чем стоимость самой дорогой и большой плотины в мире «Три ущелья», которая строилась несколько десятилетий. Длившаяся несколько месяцев борьба закончилась победой Chevron, которая предложила за Unocal меньше, а именно $17,3 млрд.
Дело в том, что поглощение вызвало ожесточенные политические дебаты в Вашингтоне, несоизмеримые с масштабами самого вопроса. Когда весть о соперничестве за Unocal дошла до Вашингтона, по словам одного из американских участников, «она оказалась горящей спичкой в комнате, облитой бензином». Новость спровоцировала взрыв антикитайских настроений на Капитолийском холме, где Китай давно был больной темой из-за вопросов, связанных с торговлей, валютой и рабочими местами.
В 2010 году, пять лет спустя после ожесточенного сражения за Unocal, Chevron и CNOOC объявили о том, что они объединяют свои усилия для совместной разработки нефтяных месторождений, но не в Мексиканском заливе, а в прибрежных водах Китая. Примерно в это же время CNOOC стала вкладывать средства в добычу сланцевого газа и трудно извлекаемой нефти в США. Эти сделки не получили широкого освещения. В 2012 году было объявлено о покупке Nexen, канадской нефтегазовой компании, за $15,1 млрд. На тот момент это была крупнейшая китайская энергетическая сделка.
Партия и коммерция
Спустя десятилетие после сомнительно успешных IPO китайские компании превратились во влиятельных игроков на мировом нефтяном рынке. Между тем мотивы, которые движут этими компаниями на международной арене, вызывают жаркие споры за пределами Китая. Одну группу целей для них, безусловно, определяют правительство (держатель контрольного пакета акций) и партия, которые осуществляют надзор за их деятельностью. Директора крупнейших компаний также имеют чин вице-министров в правительстве — а многие занимают высокие посты в Коммунистической партии. В то же время китайские компании преследуют коммерческие и конкурентные цели, как и любые другие международные нефтяные компании. Им приходится учитывать интересы международных инвесторов, которые сравнивают их с другими международными компаниями. Вдобавок они подпадают под международное регулирование и международные стандарты корпоративного управления. И, наконец, они управляют крупным и сложным бизнесом, который постепенно приобретает глобальный размах. Короче говоря, китайские нефтяные компании представляют собой гибриды, нечто среднее между привычными международными компаниями и принадлежащими государству национальными нефтяными компаниями.
Так каков же баланс сил? Иногда китайские компании представляют как «инструменты» государства. Но в последнем исследовании Международного энергетического агентства сделано другое заключение, согласно которому «главным двигателем являются коммерческие стимулы» и компании работают «с высокой степенью независимости» от государства. Как говорилось в его отчете, хотя «контрольный пакет принадлежит государству», компании «не управляются государством». И по мере их интернационализации они начинают все больше работать так же, как другие международные компании.