Первый уик-энд Каннского фестиваля выдался на славу. Немка Марен Аде и англичанка Андреа Арнольд показали фильмы примерно об одном – о возвращении в детство. У них и хронометраж совпадает – 2 часа 42 минуты чистой радости.
Андреа Арнольд назвала фильм «Американский мед» по одной из песенок кантри-группы Lady Antebellum, чья лирическая героиня росла хорошей и созревала медленно, как американский мед. Это вязкое и хмельное кино, действительно, течет как густой мед, как пейзаж за стеклом автомобиля, когда пространство меняется, но не сразу, а постепенно и незаметно. Андреа Арнольд вдохнула новую жизнь в роад-муви, превратив долгий путь в обаятельный рэп-концерт:
- Лузер ты? — Nope!
- Ты победитель? — Yeah!
«Американский мед» влюблен в дорогу, по которой на малых скоростях продвигается сюжет, и вообще-то удивительно, что режиссеру удалось спустить эту черепашку в пруд и все-таки закончить фильм. Он мог бы длиться и петься вечно, как кино Теренса Малика, от мотеля к мотелю, меняя скалы на нефтяные вышки равнин, следуя не маршруту, а одному лишь чувству пространства, интуитивному «горячо – холодно». Nope — yeah. Версия классического викторианского романа «Грозовой перевал» в исполнении Арнольд на 90% состояла из мокрой травы, навоза, влажных волос, промокшего платья и отсыревшего низкого неба над йоркширскими холмами, обходилась без слов. «Американский мед» сделан в другой тональности и не столь радикально, но с тем же вниманием к физической реальности, ее фантастическому сырью.
18-летняя Стар, названная так в честь Звезды смерти Дарта Вейдера, оставляет малолетних брата и сестру на наркозависимую мать и отправляется по огромной стране в Канзас с юной бандой продавцов журналов. Они налетают на благополучные дома, на стоянки грузовиков и толкают свой товар под занятный треп. Занятие так себе, но погоды теплые, Стар влюблена и наконец свободна от тоски преждевременно взрослого, нищего, беспросветного существования. Yeah. Взгляд Андреа Арнольд празднично преображает жизнь, с рождения сданную в утиль, и, по счастью, в этом взгляде абсолютно нет хищного социального интереса. Nope.
С тем же дружелюбием Андреа Арнольд смотрит на стрекоз и на медведя, заглянувшего в кадр, на спящих в автобусе полудетей — на банду живых в мертвеющем мире. Партнер Саши Лейн, сыгравшей Стар, Шайя ЛаБаф отвечает за комическую сторону дела, замечательно уравновешивая серьезность своей подружки по фильму.
Возможно, президенту жюри Джорджу Миллеру, чья «Дорога ярости» не так уж противоположна созерцательной дороге Арнольд, придутся по вкусу ее скорости, музыкальные предпочтения и способ раздвинуть в кадре горизонт. В 2009 году ее «Аквариум» с Майклом Фассбендером и Кэти Джарвис разделил каннский приз жюри с "Жаждой" Чхан Ук-Пака. Нынче, несмотря на повторившееся в конкурсе соседство с корейским режиссером, у Арнольд хороший шанс не делиться ни с кем.
Немецкий режиссер Марен Аде рассказывает историю «Тони Эрдманна» с тем же замечательным мастерством, с каким Андреа Арнольд уклоняется от необходимости что-либо рассказывать. На момент, когда пишется эта заметка, у «Тони» самый высокий рейтинг критики, оценившей безупречно выстроенную драматургию взаимоотношений двух людей друг с другом и с миром.
quote_block node/320071Герои фильма – отец и дочь, отличные Петер Симонишек и Сандра Хюллер в главных ролях. Пожилой папа мило разыгрывает знакомых и незнакомых с помощью зомби-грима и накладной челюсти. Инес работает в Румынии в международной консалтинговой компании, помогающей другим компаниям принимать непопулярные решения, и за годы бизнеса отрастила нешуточные яйца и непробиваемую броню. Когда папа рядом, она имитирует телефонные переговоры. Разговор не клеится, минутная заминка у лифта превращается в триумф неловкости, физически ощутимой. Способ существования Инес в консалтинговых чертогах хищного разума отдает мертвечиной, и отцу больно это видеть. На день рождения дочки он приезжает в Бухарест и делает ей подарок – Тони Эрдманна. Отныне где бы ни появилась Инес, она будет встречать лохматого герра Эрдманна с большими зубами: под видом то немецкого посла, то бизнесмена, то непринужденно болтающего с ее начальством, то охмуряющего ее подружку, то налаживающего немецко-румынские связи на уровне сортира.
Тони Эрдманну удастся сделать то, с чем не справился папа: извлечь Инес из брони, вернуть ей способность испытывать и выражать живые чувства – стыд, ярость, веселье. «Тони Эрдманн» щедро подарил все это и каннскому залу. Никогда еще здесь так не смеялись, не аплодировали, не чувствовали себя просто зрителями, полностью готовыми идти за автором и героями настолько далеко в их игре, насколько достанет воображения.