Сила контакта: как два брата изменили судьбу ЮАР, предотвратив гражданскую войну

Констанд и Абрахам Фильюны родились 28 октября 1933 года. В детстве они были неразлучны. Братья ходили в один класс, слушали одних учителей и одну и ту же пропаганду превосходства белой расы.

Что еще важнее, их объединяло общее представление о своем происхождении. Констанд и Абрахам были африканерами — потомками французских гугенотов, которые прибыли на континент в 1671 году и смешались с голландскими поселенцами. В 1899 году африканеры восстали против британского правления в Южной Африке, но их бунт был безжалостно подавлен.

Отец мальчиков в детстве оказался в британском концентрационном лагере, где у него на глазах погибли две его сестры и брат. Семья Констанда и Абрахама принадлежала к угнетенному народу. Но иногда угнетенные становятся угнетателями — и именно эта истина разлучила близнецов.

В 1951 году, вскоре после того, как мальчикам исполнилось восемнадцать, мать сказала им, что денег на учебу в колледже в Претории хватит только на одного брата. «Поезжай ты», — сказал Констанд Абрахаму (Браму, как все его называли). Из них двоих Брам считался умнее.

Брам поступил на факультет теологии, а Констанд пошел в армию. Ему нравилась военная служба, и вскоре армия стала его второй семьей. Пока Брам корпел над книгами, Констанд прыгал с парашютом с вертолета. Брам учился в Нидерландах и Америке, а Констанд сражался в Замбии и Анголе. Брам заводил себе друзей по всему миру, а Констанд находил верных боевых товарищей.

С годами братья все больше отдалялись друг от друга. «В определенный момент я задумался о справедливости, — позднее вспоминал Брам, — о том, что все люди равны». Он начал осознавать, что политика апартеида преступна и противоречит всему, о чем говорится в Библии.

Когда спустя несколько лет Брам вернулся домой, многие соотечественники сочли его предателем. Еретиком. «Они говорили, что мне промыли мозги, — рассказывал он. — Что меня вообще не надо было туда отпускать». Но Брама такой прием не смутил, и он продолжил бороться за равноправие сограждан. В 1980-е годы он участвовал в выборах от партии, которая стремилась покончить с апартеидом. Ему было очевидно, что нельзя поддерживать кровавый режим, убивающий собственных граждан.

Констанд к тому времени добился известности и уважения среди южноафриканских военных. Его грудь была увешана медалями. Он стал главнокомандующим южноафриканскими вооруженными силами. И до 1985 года оставался ярым сторонником политики апартеида.

Констанд и Абрахам не общались много лет, и мало кто помнил, что у генерала Фильюна — патриота, героя войны и любимца африканеров — есть брат-близнец.

Но именно им двоим было суждено изменить судьбу Южной Африки.

Как примирить заклятых врагов?
В поисках ответа на этот вопрос один американский психолог отправился весной 1956 года в Южную Африку. Апартеид в стране действовал тогда в полную силу. Были запрещены смешанные браки, а чуть позднее вышел закон о резервировании лучших рабочих мест для белых.

Психолог, которого звали Гордон Олпорт, всю свою жизнь пытался ответить на два вопроса: откуда берутся предрассудки и как с ними бороться. Спустя годы работы он нашел чудодейственное средство. По крайней мере, так ему казалось.

Что же это за средство?

Контакт. Ни больше ни меньше. Американский ученый предположил, что предрассудки, ненависть и расизм происходят от недостатка контактов. Мы строим предположения о злых намерениях незнакомых нам людей просто потому, что недостаточно хорошо их знаем. Значит, чтобы решить эту проблему, нужно больше общаться.

Большинство коллег Олпорта не оценили его теорию, посчитав ее слишком наивной и примитивной. Еще свежи были воспоминания о Второй мировой войне, и в научном сообществе бытовало мнение, что частые контакты ведут к бóльшим трениям. В те же годы южноафриканские психологи все еще изучали различия между расами, пытаясь подвести научную базу под идею «раздельного развития» (то есть апартеида).

Многие белые южноафриканцы были шокированы теорией Олпорта. Ученый утверждал, что апартеид — не решение, а причина их проблем! Если бы чернокожие и белые могли встречаться в школах, офисах, церквях и в других местах, то они лучше узнали бы друг друга. В конце концов, человек способен любить только то, что ему знакомо.

Это и есть суть теории контакта, и она настолько проста, что в нее трудно поверить. Но Олпорт подтвердил свою теорию фактами. В частности, он ссылался на случаи расовых беспорядков в Детройте в 1943 году, во время которых социологи отметили любопытный феномен: жившие по соседству представители разных рас не участвовали в беспорядках. Белые и чернокожие студенты Университета Уэйна спокойно учились весь «кровавый понедельник», да и на военных заводах, где трудились рабочие с разным цветом кожи, никаких стычек не наблюдалось7. Напротив, соседи защищали друг друга — некоторые белые семьи прятали у себя чернокожих, за которыми охотились бунтовщики, и наоборот.

Еще примечательнее были данные, собранные американскими военными во время Второй мировой. Официально чернокожим и белым солдатам не полагалось сражаться бок о бок, но в пылу сражения это порой происходило. Армейский исследовательский центр обнаружил, что в ротах, состоявших из смешанных взводов, белых солдат-расистов было меньше в девять раз.

Гордон Олпорт написал множество статей о положительном влиянии контактов. Его теория оказалась применимой и к солдатам, и к полицейским, и к соседям, и к студентам. Например, если чернокожие и белые дети ходят в одну школу, они постепенно избавляются от предрассудков. Выходит, трансформация, пережитая Брамом Фильюном во время учебы за границей, была не исключением из правила, а самим правилом.

Пожалуй, самый убедительный пример, подтверждающий справедливость теории контакта, относится к 1938 году. Тогда афроамериканцев впервые приняли в крупнейший профсоюз моряков. Сперва это решение вызвало массовый протест. Но как только белые и чернокожие моряки начали работать вместе, протесты прекратились.

Гордон Олпорт был осторожным человеком; он знал, что его теорию рано считать доказанной. Вполне возможно, что моряки, соглашавшиеся выходить в море в смешанных командах, изначально исповедовали менее расистские взгляды.

Во время путешествия по Южной Африке в 1956 году — спустя два года после публикации своего главного труда по теории контакта — Олпорт вновь начал терзаться сомнениями. В этой стране, где чернокожие и белые веками жили бок о бок, уровень расизма не только не падал, но даже рос. Белые африканеры, которых встречал Олпорт, не страдали психическими расстройствами, однако спокойно участвовали в дискриминации и ущемлении прав своих соотечественников. Значит ли это, что его теория в корне неверна?

Вспоминая позднее свой визит в ЮАР, Олпорт был вынужден признать, что был слеп к «силам истории».

7 мая 1993 года. На регбийном стадионе в Почефструме, примерно в 120 километрах к юго-западу от Йоханнесбурга, собрались 15 тысяч белых африканеров. Над ними реяли сотни красно-бело-черных флагов с символами, подозрительно похожими на свастику. Бородатые фермеры в бежевых рубашках явились на стадион с дробовиками и пистолетами.

В числе других на митинге выступал Эжен Тербланш, лидер Движения сопротивления африканеров. Тербланш был большим ценителем ораторских приемов Адольфа Гитлера, а его приспешники, если и отличались чем-то от куклуксклановцев, то разве что большей жестокостью.

В тот день стадион бурлил от гнева и страха. Пришедшие боялись победы Манделы на первых всенародных выборах, боялись утраты национального флага, гимна и своей культуры. Пятнадцать тысяч разъяренных демонстрантов называли себя биттерейндерами — в честь африканеров, которые сто лет назад до печального конца бились против британцев. Они считали себя борцами за свободу, готовыми пойти на все.

Вот только им чего-то не хватало. Или, если быть точнее, кого-то. Лидера. Человека, вызывающего уважение. Человека с безупречным послужным списком. Человека, который стал бы для африканеров тем же, кем стал Мандела для «черной опасности» — swart gevaar, — и повел бы их за собой в решающей битве за свободу.

Короче говоря, им нужен был кто-то вроде Констанда Фильюна.

И в тот день Констанд был в Почефструме. Несколько лет назад он вышел в отставку и вел спокойную жизнь фермера. Но когда толпа принялась скандировать его имя, он без лишних колебаний поднялся на сцену.

— Африканеры должны быть готовы защитить себя! — прокричал Констанд в микрофон. — Кровавый конфликт неизбежен, он потребует жертв, но мы с радостью принесем их, потому что наше дело правое!

Толпа зашлась от восторга.
— Веди нас! — вопили африканеры. — Мы с тобой!
Так Констанд стал лидером новой коалиции «Народный фронт африканеров». Это была не просто партия или альянс, а настоящая армия. Констанд готовился к войне и стремился любой ценой предотвратить многорасовые выборы.

«Нам пришлось собрать мощные силы», — вспоминал позднее Констанд. За два коротких месяца в ряды НФА вступило 150 тысяч африканеров, в том числе 100 тысяч бывших военнослужащих с боевым опытом. Многим хватало одного упоминания имени Констанда Фильюна.

При разработке плана действий высказывались самые безумные предложения. Давайте устроим засаду на руководство «Африканского национального конгресса», политической партии Манделы! Нет, лучше линчевать 15 тысяч чернокожих в Западном Трансваале и бросить тела в братскую могилу! С каждым днем звучали все более кровожадные речи.

В 120 километрах от Почефструма, в йоханнесбурге, брат Констанда Абрахам серьезно обеспокоился. «Такое впечатление, что у нас на глазах разворачивается классическая трагедия», — писал он в записке, адресованной Манделе и АНК. Брам понимал, что нужно действовать. Он — единственный во всей Южной Африке человек, который способен переубедить брата. Они не общались сорок лет, и вот пришла пора возобновить диалог.

«Если бы ему удалось переубедить Констанда, — напишет позже историк, — мирный переход от апартеида к демократии стал бы возможен. В противном случае война была неизбежна».

В начале июля 1993 года, за десять месяцев до выборов, Брам приехал в офис НФА в центре Претории. Они с братом сели за стол, и Брам сразу заговорил о главном:

— Какие у вас варианты?

— В нынешней ситуации, — ответил Констанд, — вариант один: война.

Затем Брам озвучил свое предложение. Это был план, который они разработали с Нельсоном Манделой и держали в строжайшей тайне. Как Констанд смотрит на то, чтобы лично встретиться с руководством АНК и обсудить позицию африканеров? К этому моменту Констанд отклонил уже девять подобных предложений. Но на сей раз он ответил согласием.

На сей раз просьба исходила от его родного брата.

12 августа 1993 года в двери виллы в Йоханнесбурге звонили два брата-близнеца. Они думали, что их встретит прислуга, но на пороге перед ними с широкой улыбкой появился сам Нельсон Мандела.

Это был исторический момент: герой новой Южной Африки встретился лицом к лицу с героем прошлого. Миротворец и военный посмотрели друг другу в глаза. «Он спросил меня, пью ли я чай, — вспоминал Констанд спустя годы. — Я сказал, что да, и он налил мне чашку. Потом спросил, надо ли мне молока; я опять сказал да, и он налил мне молока. Затем спросил насчет сахара — я кивнул, и он добавил сахар. Мне осталось только помешать в чашке ложечкой!»

В процессе беседы стало ясно, что Мандела потратил немало времени на то, чтобы проникнуться историей и культурой африканеров. Констанд был особенно впечатлен, когда Мандела провел параллель между вековой давности борьбой семьи Фильюн против британцев и его собственной борьбой против апартеида. Но самым главным, как отмечают историки, было то, что Мандела говорил с Констандом на его родном языке.

— Генерал, — убеждал он его на африкаансе, — если эта война начнется, в ней не будет победителей.

— Победителей не будет, — кивнул Констанд.

Эта встреча стала первой в череде тайных переговоров между Фильюном и Манделой. Переговоры длились четыре месяца, и о них не знал даже президент Фредерик Виллем де Клерк. Сегодня этот эпизод редко упоминают в учебниках, однако он стал поворотным моментом в истории Южной Африки. В конце концов бывшего генерала убедили сложить оружие и принять участие в выборах со своей партией.

С каждым рукопожатием Констанд все больше восхищался человеком, которого когда-то считал террористом. И это чувство было взаимным. Мандела проникся к генералу огромным уважением доверял ему так, как не доверял профессиональному политику де Клерку.

«Он взял моего брата за руку, — скажет позже Брам, — и больше уже не отпускал».

К тому времени Гордон Олпорт, психолог, сформулировавший теорию контакта, уже умер. Но студент, вместе с которым он в 1956 году ездил в Южную Африку, был еще жив.

В отличие от сдержанного Олпорта, Томас Петтигрю был бунтарем и активистом. Он играл заметную роль в американском движении за гражданские права, и у ФБР имелось на него толстое досье. В Южной Африке Петтигрю посетил ряд подпольных собраний АНК, о чем стало известно спецслужбам. Когда полгода спустя он предъявил на границе свой паспорт, его вернули с крупной печатью: «ВЪЕЗД В ЮЖНУЮ АФРИКУ ЗАПРЕЩЕН».

Петтигрю и не думал, что когда-нибудь вернется в страну Манделы. Но полвека спустя, в 2006 году, его пригласили в ЮАР на международную психологическую конференцию.

«Куда ни посмотри, — делился впечатлениями Петтигрю, — повсюду видны следы прогресса, хотя сделать, конечно, предстоит еще многое». Прекрасные пляжи Дурбана теперь открыты для всех. На месте печально известной тюрьмы выросло здание Конституционного суда с вывеской, приветствующей посетителей на одиннадцати официальных языках ЮАР.

В роли одного из ведущих экспертов в своей области и почетного гостя конференции Петтигрю представил масштабное исследование, которое полностью подтвердило справедливость теории его бывшего наставника. Петтигрю и его коллеги проанализировали 515 исследований, проведенных в 38 странах. Они пришли к выводу, что теория контакта работает, и мало какое открытие в области социальных наук имеет столь же внушительную доказательную базу.

Контакт способствует росту доверия, солидарности и взаимопонимания. Он помогает увидеть мир глазами других людей. Более того, контакт меняет вас как личность — чем более разнообразен ваш круг общения, тем терпимее вы к незнакомцам. А еще контакт заразителен: если ваш сосед дружелюбен с окружающими, это заставляет вас пересмотреть собственные предубеждения.

Но в ходе исследований ученые также выяснили, что единичный негативный опыт (ссора или сердитый взгляд) производит на нас более глубокое впечатление, чем добрая шутка или предложение помощи. Так работает наш мозг. Поначалу это озадачило Петтигрю и его коллег. Почему, если мы лучше запоминаем негативный опыт общения, контакт все-таки способствует сближению? Ответ оказался прост. На каждый негативный опыт общения приходится гораздо больше позитивных.

Даже если зло кажется сильнее, добро превосходит его численностью.