26 ноября фонду «Подари жизнь» исполнилось 18 лет. С 2006 года фонд помогает детям с онкологическими заболеваниями получать всю необходимую для выздоровления помощь. За время работы фонда поддержку получило более 90 000 детей. Ко дню рождения совместно с книжным сервисом Литрес фонд выпустил сборник рассказов, основанных на историях людей, прошедших путь болезни и выздоровления. Рассказы, созданные на основе интервью с подопечными фонда «Подари жизнь»,  облекла в литературную форму писательница Дарья Благова, номинантка премий  «Национальный бестселлер» (2022), «Ясная Поляна» (2023, 2024) и «Большая книга» (2024). 

Хрустальная ваза

Луч ударился в хрустальную вазу и разбился: пятна света разбросало по унылой зелено-серой палате. Пахло хлоркой и душным детским кремом, аромат пионов еще не успел разлететься: мама принесла их только что и поставила в вазу. Когда стебли воткнулись в хрусталь, пионы подпрыгнули, словно пышные танцевальные юбки. 

После того как вышел врач, мама зарыдала, и Катя не смогла на нее смотреть. Вместо этого Катя рассматривала розовую пионовую кожицу: она хотела бы опустить лицо в нежный трепетный бутон, но сил на это не было. Поэтому Катя представляла, как ощущались бы лепестки на лице, веках и на языке. 

Мама продолжала плакать и вздрагивать. А Катя не плакала, ей нельзя было заплакать. Кожа лица Кати оставалась нежной, но сухой, как майские цветы.

Когда Катю выписали, хрустальная ваза вернулась на свое место: в витринный шкаф над телевизором. Это была самая крупная, торжественная ваза, которую всю Катину семнадцатилетнюю жизнь доставали только для дорогих букетов: бордовых роз на длинных мощных стеблях, пахучих лилий, пышных альстромерий. 

Когда Катю положили в больницу, бабушка подарила ей эту вазу. «Вырастешь, выйдешь замуж, заберешь себе, а пока пусть тут тебя порадует», — сказала бабушка, когда пришла навестить Катю и поставила на тумбу хрустальный артефакт. Катю в семье очень любили и не жалели для нее ничего.

В июне Катя лежала в своей маленькой комнате и читала книги по списку литературы на лето. Когда мама и бабушка не видели, она открывала окно и смотрела, как штора уворачивается от ветровых пинков. Но потом вбегала мама или бабушка, и окно закрывали. «Ты что, ты же простудишься», — слышала Катя.

Одноклассницы разъехались из Пензы: кто-то на море, кто-то — в областные лагеря, другие — к бабушкам, а одну девочку повезли в Москву смотреть вузы. Одноклассницы были заняты своими интересными летними делами, поэтому их переписки, по оценке Кати, выглядели тупо.

как дела?

норм

как там у бабушки?

кринж ((

Зато никуда не уехал Дима: он был рядом всю Катину осмысленную жизнь. Во дворе, в школе, иногда в ее квартире, а потом — в палате. Дима все знал про Катю и все равно звал ее гулять. Кате нравилось, что он ее продолжал звать.

ну че пойдешь гулять?

а как…

я помогу

не знаю мама не пустит

Сначала Катя даже не спрашивала маму или бабушку, можно ли ей погулять. Она продолжала заниматься лежанием в своей комнате. Все говорили, что это и есть ее основное занятие.

Когда Катя не могла уснуть, она представляла игру в настольный теннис: до больницы она ходила на тренировки почти каждый день. Катя не воображала себя играющей, потому что не знала, сможет ли снова играть. В своей голове она нависала над столом для пинг-понга и наблюдала за мячиком апельсинового цвета. Невесомый мячик упархивал от тяжелой липкой ракетки, потом отскакивал от стола, одной половины и другой, и снова встречался с ракеткой. Ритм напоминал вальсовый, и воображаемый стук работал как маятник, он убаюкивал Катю и помогал погрузиться в спокойный темный сон.

слышь ну пойдем хотя бы во дворе посидим

да не пустят ((

иди спроси

лаааадно ок

Катя подняла свое туловище на локтях и села в кровати. Подтянула костыли, взялась за холодный пластик и оттолкнулась ногой. Катино тело повисло между двумя костылями, и Катя начала медленно перемещать его в сторону кухни. По пути Катя думала, как бы задать вопрос, чтобы ее тут же не уложили обратно. Услышала, как мама с бабушкой снова перешептываются, видимо, снова обсуждают ее, и решила не задавать никаких вопросов.

— Ма, ба, я иду с Димой во двор. Посидеть.

— Катенька, солнышко, да разве можно? Ты же еще слабенькая.

— Ба, хватит меня опекать, я не слабенькая.

— А как же?… — мама посмотрела в пространство, где должна была стоять Катина нога, и тут же подняла взгляд обратно. Катя увидела, что маме стыдно за этот взгляд. Продолжая препираться с бабушкой, Катя полезла в карман за телефоном, чтобы написать Диме: все ок, можно за ней заходить.

Ваза потянула из дома другие предметы. Мама хотела, чтобы Катя чувствовала себя не совсем как в палате, а немножко как дома. Поэтому принесла пушистый плед, яркие тарелки и рамочку с семейной фотографией. На снимке — мама, папа, бабушка, крестный и сама Катя, все нарядные, позади — елка в мишуре. Никто из них еще не знает, что им принесет новый год.

В день, когда мама поставила в хрустальную вазу танцующие пионы, заходил Катин врач. Он сидел рядом, улыбался, долго расспрашивал, как дела у Кати, как дела у мамы, как дела дома, а потом сказал, что будет ампутация ноги и Кате с мамой нужно подписать документы. Мама сразу же начала плакать и всхлипывать. Затряслась. Катя посмотрела на вазу, на пионы, на врача и поняла: она рыдать не будет. Катя уверенно подписала бумажку и улыбнулась врачу.

— Только ампутируйте мне ту ногу.

— В каком смысле?

— У меня же не будет выбора, с какой ноги встать!

Мама замерла и обиженно посмотрела на Катю. Врач отвел глаза и с усилием улыбнулся, типа, его все-таки развеселила Катина шутка, хотя на самом деле нет. А Катя почувствовала, что она может пережить все. Ей плакать нельзя.

Когда врач ушел, на экран телефона прыгнула эсэмэска от бабушки. Вдруг в животе все скукожилось и замерзло. Катя совсем не подумала, как она скажет об ампутации бабушке, ведь та так переживает. Позвонить? Перед или после? И какими словами объяснить?

Вечером Катя каталась на коляске по коридору, продолжала не плакать и думать. Как сказать бабушке? Как сделать маму не несчастной? Как уберечь всех родных — бабушку, маму, папу, крестного — от своей отсутствующей ноги?

Когда в вену вставили толстую иглу и приставили к «бабочке» шприц с мутной жидкостью, в животе Кати все еще был холод. Кате не плакала. В последний момент перед глубоким сном в голове Кати, как апельсиновые шарики для пинг-понга, толкнулись два последних вопроса.

Как сказать бабушке?

Что будет с мамой?

В середине лета Катя сделала вместе с Димой три круга по двору и решила, что 1 сентября вернется в школу. Когда она принесла эту новость в дом, бабушка резала лук к ужину, а мама мыла в гостиной люстру. Поэтому Катя объявила о своем решении прямо из прихожей. Мама и бабушка подпрыгнули к Кате и стали кричать, заклинать, поддавливать.

— Ладно в школу добраться, как-нибудь повозим, — говорила мама. — Но как же по коридорам? А лестницам?

— Мне Дима поможет, он сам предложил. К тому же в августе уже будет протез.

— Катя, но на нем тоже тяжело ходить, нужно будет привыкнуть.

— Ма, я как раз успею потренироваться.

— Солнышко, рыбонька, а детки такие злые сейчас, как же ты пойдешь…

— Ба, ты что, предлагаешь мне никогда из дома не выходить?

— Ну что ты, солнышко, конечно, нет, ты на дискотеки еще ходить у нас будешь. Но сейчас все-таки лучше на домашнем…

— Катя, мы с бабушкой хотим для тебя только лучшего…

— Никакого домашнего обучения! Я буду ходить в школу!

Катя дошла до своей комнаты и хлопнула дверью так, чтобы что-нибудь звякнуло. Только после этого она легла в кровать, накрыла голову одеялом и заплакала. 

Ночью Катя снова долго не могла уснуть и представляла, как стучат апельсиновые шарики. Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре. Шарик все стучал и стучал, о ракетки и столы, а Катя никак не засыпала. Весь дом молчал, даже двор затих, звуки улеглись во тьму, спал весь город, только Катя думала и не спала. Вдруг Катя увидела хрустальную вазу, набитую пионами. Она стояла на постаменте позади теннисного стола. Насмешливо блестела. Откуда здесь ваза? Катя швырнула в нее ракетку. Хрустальные осколки выстрелили разом во все стороны, пионы шмякнулись о пол. Проснувшись, Катя, как тогда в больнице, почувствовала силу.

За завтраком Катя была спокойной, а мама и бабушка всматривались в ее лицо и гадали, улеглось ли. Катя доела овсяную кашу, выскоблив ложкой все до последнего размякшего зернышка, вытерла салфеткой рот и сказала:

— Я все равно пойду в школу.

Мама и бабушка снова начали кричать, заклинать, уговаривать. А Катя встала из-за стола, оперлась на костыли и пошла на улицу к Диме. На следующий день все повторилось. Потом пришел рассудительный Дима и рассказал, как именно будет помогать Кате. Катя продолжала говорить, что пойдет школу, и начала подготовку к 1 сентября. Заказала онлайн канцелярию и белые банты. Составила школьные луки. В августе Катя примерила протез и уверенно прошлась с ним по квартире. В конце концов мама сдалась.

— Я все равно пойду в…

— Все, Катя, хватит. Пойдешь, но сначала на два урока в день. А там посмотрим по состоянию.

Бабушке пришлось подчиниться.

В первую неделю Катя приходила на два урока в день. К третьей неделе выдерживала уже половину учебного дня. В октябре Катя стала ходить в школу, как все. Помогал ей не только Дима, но и все одноклассники. Кто-то подавал руку на лестнице, кто-то подхватывал рюкзак с учебниками. Катя не любила, чтобы ее жалели, но в школе ее никто и не жалел, иногда даже шутили. Другой, оберегаемой, слабенькой Катя продолжала чувствовать себя только дома. На декабрьскую дискотеку Катя пришла сама — в сияющем топе и брюках клеш. На Новый год, когда вся большая семья — мама, бабушка, папа, крестный, тетя, тетины дети, дядя — собралась за праздничным столом и стала жечь бумажки под бой курантов, Катя громко сказала:

— Хочу поступить в РГСУ и уехать в Москву!

Конечно, ей тут же сказали, что вот этого точно не случится. Про Москву лучше сразу забыть. В Пензе много отличных вузов. Казалось, все загадали, чтобы Катя осталась дома. Но ее желание было уже в бокале: она залпом выпила детское шампанское и прожевала пепел.