«Что значит мыслить?»: как отвечает на этот вопрос философ Александр Афродисийский
1. Мыслить — значит приобретать. Все средневековые авторы это знали, повторяли, по-своему трактовали. Разум работающий — это разум приобретенный.
При всей банальности это верное утверждение. И речь не о том, чтобы противопоставить представлению о врожденных способностях идею, что человеческий разум изначально — чистый лист, и что лишь потом, совершенствуясь, пожиная плоды опыта, постепенно развиваясь, он приобретает знания. Мыслить можно научиться, если захотеть. Но приобретенный разум в средневековом понимании — это нечто иное.
Эта идея возникла в арабских переводах текстов Александра Афродисийского, величайшего и самого влиятельного из греческих экзегетов Аристотеля. Идея Александра состояла в том, чтобы выявить в деятельности человеческой мысли основополагающую роль «Бога», Перводвигателя Вселенной. Этот Перводвигатель он уподобляет как «деятельному» (agent) разуму, который Аристотель упоминает в трактате «О душе», объясняя с его помощью способность разума к абстрагированию, так и «внешнему» разуму, о котором речь идет в трактате «О возникновении животных», где Аристотель довольно загадочно утверждает, что способности души будущего ребенка уже присутствуют в семени отца и что «только разум входит извне (thurathen)».
Идея Александра, выраженная в его трактате «Об уме», соединяет эти два аристотелевских понятия и заключается в том, что для приведения в действие человеческой мысли необходимо вмешательство внешнего божественного разума. Чтобы мыслить вещи мира, абстрагировать их формы из материи, нужно предварительно — и это парадоксально, так как тут же как будто сам собой напрашивается summum, — постичь чистый акт, каковой есть Бог, то есть интериоризировать его, принять его в себя посредством мысли о нем. Однако арабский перевод всее переворачивает, добавляя одно-единственное слово. Разум «извне», который человек вбирает в себя, становится разумом, «приобретенным извне»; так то, что было всего-навсего толкованием, порождает новую реальность: чтобы мыслить, как будут отныне говорить, необходим приобретенный разум.
2. Приобретенный разум — это, прежде всего, божественный, или деятельный, разум, который входит в нас. Он входит в нас, когда мы его мыслим, а мыслим мы его сразу, так как мысль о нем дается, преподносится и дарует нам способность совершать наш мыслительный акт самим. Иными словами, вся умственная деятельность предполагает эту непосредственную открытость небесному разумению, эту исходную проницаемость (порог, проходимый в детстве), основополагающее и непроизвольное приятие перворазума или чего-то равного ему, в совершенствовании чего человеческая душа обретает свою способность абстрагировать.
Красивая идея, переворачивающая наше привычное представление о мышлении. Ведь мы привыкли думать о нем как о явлении, хоть и вызванном внешним раздражителем, но внутреннем, эндогенном, формирующемся в границах мозга. Идея приобретения говорит об обратном. Еще до встречи с объектом всякая мысль есть мысль извне, космическая по существу. Если мусульманская догматика осуждает в суфизме идею ḥulûl, вселения, вхождения, врождения божественного в человека, то философия, mutatis mutandis, то есть детеологизируя эту идею, уже не страшится ее. Мыслить — значит быть пронизанным, нагруженным, и это принципиально. Ничто не берет свое начало в средоточии или одиночестве Я, и в этом глубокий смысл сравнений мысли со светом. Согласно аль-Фараби и Аверроэсу, подобно тому как мы воспринимаем цвета не раньше, чем увидим свет, заливающий нас, мы мыслим вещи не раньше, чем постигнем, вберем в себя сам принцип всякой мысли.
Иначе говоря, человек — не единственное мыслящее существо во Вселенной, не гапакс в неразумном бессмысленном мире. Помимо того, что его окружает (бесчисленные формы мышления животных), все мыслит и над его головой; и если эфирные шары, несущие планеты, суть живые существа, движимые разумениями, восходящими к неподвижному двигателю, то человек входит в мышление лишь как субъект этой гигантской ноосферы.
3. Причем, приобретенный разум обозначает у Аверроэса не только вхождение в нас трансцендентного разума, дарующего нам способность мыслить, и даже не только ту единичную связь, что устанавливается с этим первопринципом каждый раз, когда мы мыслим в обычной жизни (ведь ничто никогда не является делом одного только человека, всякая мысль в этом монолитном мире есть содействие, слаженный сговор, всеобщая мобилизация Вселенной): приобретенный разум — это прежде всего разум итоговый, космический разум, ставший на пике нашей духовной жизни нашим разумом.
В самом деле, человеческий разум не вовлечен в бесконечный прогресс: у него есть своя высшая точка, заключающаяся в познании всей Вселенной. Эта истина всего сущего, всегда актуальное понимание этой истины, и есть «Бог» или «деятельный» разум, и именно ему наша мысль уподобляется, насколько это возможно, на пике своей активности. Приобретенный разум — это название состояния высшей зрелости, в котором наш разум, свободный от помех и прорех, становится не чем иным, как истинное мышление о реальном. Приобретенный разум, как утверждает в своих поздних сочинениях Аверроэс, есть разум извне, полностью ставший нашей собственной формой, определяющий наше бытие. Человек в этом состоянии не имеет ни способностей, ни нехваток; он мыслит, «подобный Богу», самой мыслью всеведущего и всегда действующего разума, который им повелевал. Отныне меняется его место во Вселенной. Меняется его статус. До этого пассивный и подчиненный, он становится активным и главным: «необычайный модус бытия», — заключает Аверроэс.