«Русский Поллок»: почему растут цены на произведения художника Михнова-Войтенко
Если наследие Анатолия Зверева еще при жизни оказалось в фокусе внимания коллекционеров, советских и иностранных, то Евгений Михнов-Войтенко лишь в последние годы получил внимание со стороны музеев и меценатов.
Положение Евгения Михнова-Войтенко (1932–1988) на карте советской неофициальной культуры парадоксально. Он — важнейшая фигура ленинградского андеграунда, яркий новатор и экспериментатор, протягивающий руку сразу к нескольким западноевропейским направлениям в послевоенном искусстве: абстрактному экспрессионизму, ташизму и искусству действия. Отсюда происходит и самый мощный, но, как всегда бывает в таких случаях, неточный ярлык — «русский Поллок». Само существование и постоянное размножение подобных штампов говорит о том, что так и не появился язык, пригодный для описания сложного и многогранного феномена.
Поллок из Ленинграда
Даже в локальном ленинградском контексте Михнов-Войтенко остается художником малоисследованным, несмотря на романтический ореол, окутывающий его фигуру. Его сложно назвать и «неканоническим классиком», как, например, москвича Дмитрия Александровича Пригова, хотя бы потому, что Михнов-Войтенко в ленинградские классики никогда не метил. «Не коммуникабельность» художника впоследствии вспоминали многие его современники.
«В комнате на Рубинштейна бывали Андрей Битов, Виктор Голявкин, Глеб Горбовский, Олег Григорьев… Постепенно эти контакты ослабевали или сходили на нет. Михнов не был лидером, за ним не стояло никакого направления — он был отдельный», — пишет Владимир Альфонсов, автор книги «Ах, Михнов!». Немногие современные выставки и публикации, посвященные его творчеству, в том числе работы искусствоведов Екатерины Андреевой, Михаила Германа, приходятся на 2000-е и 2010-е годы. Персональная выставка «Блуждающие множества» в Новом музее в Санкт-Петербурге прошла в 2010 году.
Коллекционер и основательница Музея AZ Наталия Опалева рассказывает, что обратила внимание на творчество художника около года назад. «Конечно, имя Михнова-Войтенко я хорошо знала и раньше, но произведений видела не очень много, — говорит она. — Наверное, вновь мой интерес к нему вспыхнул в прошлом году, во время подготовки выставки «Лики, лица, морды» в Русском музее». За этот период, как говорит Опалева, ей удалось совершить довольно глубокое погружение в современную художественную жизнь Санкт-Петербурга и эпоху андеграунда в Ленинграде: «За год я сильно продвинулась в этой теме, изучив не только наследие Михнова-Войтенко, но и, например, искусство авторов арефьевского круга, художников, участвовавших в «газаневщине», знаменитых выставках в ДК «Невский» и ДК им. Газа в 1970–1980-е годы. Лично для меня Михнов-Войтенко так и остался самой яркой звездой того времени. Сейчас в моей коллекции более ста произведений этого художника».
Творческий путь Михнов-Войтенко начал под руководством театрального режиссера и художника Николая Акимова, носителя авангардного мировоззрения, который в юности учился во ВХУТЕМАСе и был близок с драматургом и режиссером Николаем Евреиновым. Оттолкнувшись от сценического искусства, впоследствии Михнов-Войтенко станет одним из первых советских неофициальных художников, привнесших в свое искусство жест и движение.
«Моя живопись не изображает событие, она являет собой событие», — говорил художник. Кстати, с искусством Джексона Поллока, своего американского «двойника», Михнов-Войтенко был знаком: его произведения показывали в 1959 году на Американской национальной выставке в «Сокольниках». Тогда художнику не удалось побывать в Москве, но он получил каталог выставки. Но для Михнова-Войтенко дриппинг стал лишь ступенью к открытию новых возможностей в его живописи.
Положение художника на рынке искусства во многом обусловлено его восприятием в профессиональной среде и историческим бэкграундом. Ленинградский андеграунд не был избалован вниманием иностранных журналистов и коллекционеров и в большей степени, чем московский, существовал как «вещь в себе». Художникам редко удавалось выйти на тот же уровень публичности, что, например, Анатолию Звереву.
Зверев при жизни имел мощную поддержку в лице коллекционера Георгия Костаки, благодаря которому графика художника попала в коллекцию Музея современного искусства в Нью-Йорке, а творческий метод получил емкое определение — «лирический экспрессионизм». У Михнова-Войтенко покровителей и популяризаторов такого уровня никогда не было (среди почитателей его творчества были Михаил Шемякин и Константин Кузьминский, но оба эмигрировали в 1970-е годы). При жизни художника прошло три выставки, одна из которых — за рубежом.
Неофициальный художник Михнов-Войтенко: цены и выставки
После смерти художника в 1988 году корпус его произведений унаследовала сестра Людмила Хозикова. В Москве в это время проходил знаменитый аукцион Sotheby’s в Центре международной торговли, благодаря которому работы неофициальных советских художников впервые были масштабно представлены западным коллекционерам. В Ленинграде ситуация складывалась иная: далеко не все сложившиеся классики местной сцены вписаны в историю искусства ХХ века.
«1988 год — сами понимаете, что это было за время, — рассказывает племянник художника Владимир Хозиков. — С одной стороны, конец перестройки, начало перемен, с другой — все еще Советский Союз, для которого наследие неофициального художника едва ли представляло какую-то ценность. Когда моя мама пришла к нотариусу оформлять наследство, случилась по-настоящему анекдотичная история: изучив дело, он спросил: «А что вы, собственно, хотите унаследовать? Нет ни квартиры, ни дачи, ни машины. Картины? Это что, Репин, что ли?»
Известно, что Михнов-Войтенко очень неохотно расставался с картинами. По словам Хозикова, к любой продаже художник подходил осмысленно и далеко не всегда был готов отдать произведение, заинтересовавшее покупателя. Было немало случаев, когда он выкупал свои работы обратно, всю жизнь сохраняя таким образом основной массив своего наследия: «Фактически такие «непродаваемые» картины были в каждом периоде его творчества. У него была такая специальная отметка «Золотой фонд», буквы «З. Ф.», которую можно обнаружить на некоторых работах. Многие знаковые вещи он также отмечал в своих записках, которые вел в течение всей жизни», — рассказывает племянник художника. Картин с пометками «З. Ф.» достаточно много. Михнов-Войтенко ответственно относился к своему творчеству и произведения, которые ему не нравились, уничтожал сразу после написания.
Сейчас на арт-рынке в основном представлены маленькие гуаши, или так называемые «соусы», Михнова-Войтенко, произведения 1970-х годов, созданные в смешанной технике. Галерист Сергей Попов утверждает, что число таких работ измеряется сотнями. «У каждого художника есть стандартные, типичные работы, они, прямо скажем, не имеют исключительных художественных качеств, — говорит Попов. — В галерее подобные произведения Михнова-Войтенко продаются по 150 000 рублей, и на самом деле это довольно смешная цена для классика послевоенного искусства. Причем на вторичном рынке цены зачастую парадоксальным образом вырастают: совсем недавно на аукционе ARTinvestment прозвучала сумма в 260 000 рублей, а с комиссией аукционного дома она перевалила бы за 300 000 рублей, если бы сделка состоялась».
Галерист отмечает: когда речь идет о единичной вещи, представленной на рынке, она вполне может стоить вдвое дороже, чем в галерее. Также очень хороший был отклик на работы из цикла «Хоралы» и аналогичные серии (например, «Люди-свечи», «Троицы»). Цена на «Хоралы» выросла в пять раз за год по сравнению с прошлогодними аукционными. Сейчас за этими работами активно гоняются коллекционеры.
Круг коллекционеров
В 2003 году Сергей Попов курировал первую в Москве галерейную выставку Евгения Михнова-Войтенко, прошедшую в галерее «Сэм Брук» при Государственном культурном центре-музее Высоцкого. «В тот период, насколько я помню, знаменитые «тюбики» стоили в районе $1000, — рассказывает галерист. — Казалось, что их много на рынке. А более поздние гуаши и вовсе были в районе нескольких сотен долларов или евро. Таким образом, можно констатировать, что за 20 лет цены на работы Михнова-Войтенко выросли в 10–15 раз. И это при том, что рынок поддерживался в основном петербуржцами. Главным популяризатором творчества Михнова-Войтенко, человеком, который по-настоящему спас имя художника от забвения, стал Аслан Чехоев, коллекционер и основатель Нового музея в Санкт-Петербурге. Его собрание по-прежнему остается одной из крупнейших коллекций Михнова-Войтенко как с точки зрения количества представленных работ, так и с точки зрения их качества».
В то же время в Москве появились коллекционеры, заинтересованные в произведениях Михнова-Войтенко. Работы художника вошли в коллекции Александра Резникова, который в основном фокусировался на абстракции, и Игоря Маркина, основателя частного музей Art4. Можно сказать, что это был первый крупный шаг за пределы локального контекста, когда стало понятно, что рынок Михнова-Войтенко находится не только в Санкт-Петербурге. В то же время в родном для художника городе с его наследием активно работала галерея DiDi.
Несмотря на усилия коллекционеров и популяризаторов, согласно мифу, наиболее ценный и редкий Михнов-Войтенко — это ранние работы 1950–1960-х годов. Подтверждает это и коллекционер Наталия Опалева. «Работы раннего периода действительно считаются редкостью, можно назвать большой коллекционерской удачей их находку, — говорит она. — На выставке «Секунда, умноженная на вечность» в Музее AZ мы проводим параллели между Зверевым и Михновым-Войтенко как раз на основе ранних произведений».
В экспозиции AZ наиболее полно представлен период, когда оба художника были молоды, смелы, не боялись экспериментов, пробовали различные манеры и техники письма и, в общем, работали на всех поверхностях, что им попадались под руку. «Период экспериментов и первых творческих находок, на мой взгляд, является очень ценным как для музейной коллекции, так и для частного коллекционирования», — говорит Наталия Опалева.
На прошедшей осенью 2023 года ярмарке современного искусства Cosmoscow живописная «Композиция» Михнова-Войтенко 1957 года была продана за 4,5 млн рублей, а работа из цикла «Тюбик» на бумаге (также конца 1950-х) — за 1,5 млн рублей.
На конец 1950-х — начало 1960-х годов приходится период наиболее разнообразных экспериментов в творчестве художника. Именно в это время, в 1958 году, Михнов-Войтенко оканчивает обучение в мастерской Николая Акимова и обращает все свое внимание на возможности изобразительного искусства, порывая с театром и кино. В искусстве художника начинается период экспериментаторства: он стремится «распробовать» как можно больше живописных техник в поиске собственного визуального языка и, в частности, создает работы из серии «Тюбики», в том числе небывалые по тем временам граффитистские полотна, которые впору рассматривать в соседстве с произведениями Жан-Мишеля Баскиа или Кита Харинга 1980-х годов или визуальной поэзией русских конструктивистов.
Михнов создавал «тюбики», выдавливая слой краски прямо на холст, умножая не только точки и линии на плоскости, но и знаки, символы, целые фразы, стирая грань между образом и словом. В период работы над серией художник часто обращался к бумаге — и вот эти работы по-прежнему циркулируют на рынке искусства в отличие от больших штучных полотен (к настоящему моменту известно всего восемь широкоформатных картин из этой серии, причем местоположение установлено только у шести). «Тюбики» на бумаге стали частью коллекции Центра Помпиду в 2016 году.
«Еще 15 лет назад бумагу в России почти никто из коллекционеров не собирал, — рассказывает Сергей Попов. — Сегодня цены на некоторые работы Михнова-Войтенко на бумаге выросли в разы». В частности, есть произведения за 2–3 млн рублей. На серию «Квадраты», самый известный его цикл 1970–1980-х годов, цены давно перевалили за миллион. «С моей точки зрения, у Михнова нет порога роста цены, — уверен Сергей Попов. — Ему еще расти и расти. Все сдвиги в истории искусства, которые он произвел, настолько значимы, что их резонанс будет лишь возрастать по мере того, как Михнова будут открывать для себя международные коллекционеры и инвесторы».
Живопись возвращается
Поработав с формой и цветом, Михнов-Войтенко обращается к нитроэмалям, новым для себя материалам, углубившим и усложнившим открытия предыдущих периодов. С точки зрения эффекта они ближе всего к декоративной майолике Михаила Врубеля. Картины, покрытые металлизированной «цветной глазурью», создавались буквально за считаные секунды, пока нитроэмаль подсыхала. Для Михнова-Войтенко это тоже был один из аспектов искусства прямого действия, в котором жест художника столь же важен, как и конечный результат. И в то же время кульминация его экспериментов с большой формой и живописью в целом.
На выставке в Музее AZ в этой технике, в частности, представлена знаменитая «Бабочка» — «Композиция» 1967 года на картоне нитроэмалью. Она осталась в истории как одна из самых известных его картин, ушедшая в частную коллекцию. «Картина попала в собрание супругов Львовских, — рассказывает Владимир Хозиков. — Около двадцати лет назад они увидели ее на выставке в музее-квартире Федоровых-Самойловых и долго упрашивали маму продать работу. Для нашей семьи это было непростое решение, потому что произведение действительно знаковое и должно быть в семейном собрании, но в то же время ну чего она висит в семье? Львовские — известные коллекционеры, способные подарить картине новую судьбу. Кстати, вокруг этой картины по-прежнему существует нелепый слух, что она была вывезена в Финляндию и сгинула за границей. Якобы «Бабочка» сгинула, корыстные люди ее упустили. Но в музее AZ на 2-й Тверской-Ямской «Бабочка» выставлена. Как свидетельствует этикетка, работа находится в собрании уважаемых коллекционеров и представляет одну из граней наследия Михнова».
После нитроэмалей в работе Михнова-Войтенко последовало десятилетие увлечения графикой, более лаконичной и углубившей прошлый опыт. Для Михнова-Войтенко это принципиальный момент. Он последовательно работал с карандашом, тушью, гуашью, акварелью — словом, материалами, менее востребованными на рынке в сравнении с живописью. Переломить эту тенденцию, согласно мнению опрошенных Forbes Life, было непросто, однако сдвиги есть.
«Как ни странно, сейчас начала расти в цене именно графика 1960-х годов, — рассказывает Хозиков. — Еще семь-восемь лет назад эти работы продавались по 20 000 рублей, а сейчас цена на некоторые из них достигает 200 000–300 000. Пожалуй, этот сегмент показал наибольший рост. Страна у нас большая, люди большие, поэтому и искусство любят крупноформатное. А эта графика камерная, медитативная, созерцательная. Ее нужно распробовать на вкус. Второй такой быстрорастущий сегмент — это гуаши начала 1970-х годов. Это цветные композиции, побольше по формату в сравнении с карандашными и рисунками тушью. Десять лет назад они стоили где-то 30 000–40 000 рублей. Сейчас продажи идут по 150 000–300 000 рублей. Вот вам и пятикратный рост».
Возврат к живописи в творчестве Михнова-Войтенко произошел лишь в 1970-е годы, но все созданное в этот период мало напоминало его ранние работы и скорее слыло синтезом накопленного опыта и чувства. Художник не раз замечал, что «цель вселенной — быть окончательно выраженной», как гласит его запись от 1965 года. И его холсты служат наиболее точным подтверждением этой мысли. Как отмечает галерист и куратор Сергей Попов, у произведений Михнова-Войтенко «не было аналогов нигде в мире»: «Серию «тюбиков» я считаю уникальной в мировом масштабе, это достижение, которое, я уверен, будет изумлять зарубежных коллекционеров. Это одна из вершин советского искусства».