Сладкая история мира: как сахар вершил судьбы трудовых мигрантов

Пролетариат

Когда в 1899 году американские промышленники основали на Пуэрто-Рико сахарный завод в районе Сентраль-Агирре, они заменили старую мельницу и гасиенду самым передовым оборудованием, а для рабочих-экспатриантов построили целый поселок. Похожие владения в то время можно было встретить в любой стране Карибского бассейна, а также на колониальной Яве. Эти заводские поселки, где были все современные удобства, а иногда даже бассейн и теннисный корт, отражали существующие представления о том, как организовать расовую сегрегацию в про- изводстве сахарного тростника. Конечно, труженики полей никогда не заходили в эти поселки, а работникам-экспатриантам было незачем их покидать.

Территория сахарного завода являла собой прекрасный пример того, как индустриализация разделила поле и завод с середины XIX века, когда рабы по-прежнему трудились на мельницах или работали бок о бок с европейскими механиками. Теперь работа на заводе стала исключительной привилегией высокооплачиваемых сотрудников. Почти все управленческие должности занимали экспатрианты, получившие образование в техникумах или даже в университетах. Они получали щедрую плату, владели акциями компании и имели долю с ее доходов. Небольшой класс служащих, которых нанимали на местах, — лаборанты и подобные им сотрудники — получали намного меньше, но все еще неплохо по местным стандартам. За ними шли фермеры, возделывавшие сахарный тростник. Большинство фермеров могли отвести под него лишь несколько гектаров, но, как правило, все же возникало влиятельное меньшинство, состоявшее из крупных землевладельцев. Почти всю работу выполняла огромная армия сборщиков сахарного тростника — или, если на то пошло, сахарной свеклы, — которым платили по минимуму. Подводя итог, можно сказать, что в начале XX века нормой стало разделение работников на три группы: сотрудники завода, фермеры и сборщики тростника.

В Америке сезонные мигранты постепенно приходили на смену работникам, заключавшим кабальные договоры. На пороге XX века эта практика все еще существовала на многих тростниковых полях — например, в Натале (на территории современной ЮАР). Здесь продолжительность рабочего дня и смертность едва ли уступали Кубе эпохи рабства. В поместье Рейнольдса в Натале десятки рабочих из-за жутких условий кончали с собой. Представители индийского национального движения в негодовании требовали запретить кабальную эмиграцию — и правительство Индии пошло на это в 1917 году, после того как около миллиона индийских солдат выступили на защиту Британской империи в Первой мировой войне. Впрочем, слишком часто борьба с одной системой угнетения приводила к принятию другой, едва ли более благотворной. К примеру, когда в 1874 году был запрещен ввоз китайских рабочих в Перу, их быстро заменили японцы. А когда они начинали жаловаться на «рабские условия», с прилегающих территорий нанимали сезонных работников — и держали их в долговом рабстве посредством финансовых ловушек, устраиваемых крупными сахарными компаниями.

Возрастающий приток сезонных рабочих позволил работодателям отойти от практики кабальных договоров и значительно сэкономить на вербовке. Мировое потребление сахара продолжало стремительно расти — и по-прежнему сочеталось с невероятно трудоемким сбором урожая, требовавшим легионы подобных работников. Историки, изучающие промышленный мир, всегда обращали внимание в первую очередь на городское предпринимательство, но мировая экономика просто остановилась бы, ес- ли бы миллионы людей не занимались выращиванием и сбором сахарного тростника и других экспортных культур. На одних только Яве и Кубе, экспорт тростникового сахара с которых составлял половину мировых объемов, в сахарной промышленности были заняты свыше 1,7 млн человек. Еще шесть миллионов работали на индийских тростниковых полях, и неведомо сколько трудились на полях в других частях мира, таких как Китай и материковая Латинская Америка. По оценкам исследователей, на пороге XX века 1,2 млн человек, в основном женщины и дети, жили на свекловичных полях во время посевной и сбора урожая. В общем, в 1920-х годах на полях, засеянных сахарной свеклой и сахарным тростником, трудилось более десяти миллионов человек, в большинстве своем — лишь на протяжении той или иной части года. И все же в работу, связанную с сахаром, было вовлечено более 2% населения мира, что соответствовало 6–8% всех мировых домохозяйств.

Сборщиков урожая можно было причислить к самым несчастным людям на земле. Причинами, по которым они соглашались на этот адский труд, становились долги, засуха или перенаселение, а иногда — все вместе. Дешевый транспорт позволял сезонным мигрантам массово перемещаться по стране. Например, поезда доставляли сотни мигрантов на сахарные и табачные поля Восточной Явы, где дневное жалованье на 20–30% превышало среднюю плату по острову. Бесуки, малонаселенная восточнояванская провинция, превратилась в обширный пояс сахарных и табачных плантаций. Сотни тысяч людей приходили сюда со всей Явы и с соседнего острова Мадуры, чтобы здесь поселиться. К ним присоединялись толпы сезонных работников. Каждый год они приплывали на лодках, например, с Мадуры, и шли на сахарные заводы. В западной Индии сезонные работники вместе со скотом перебирались с засушливых земель плоскогорья Декан близ Бомбея на орошаемые тростниковые поля; в Бразилии подобные мигранты каждый год прибывали в Пернамбуку, а в Аргентине — в провинцию Тукуман. На Филиппинах люди массово мигрировали из северо-западных провинций Илокано на тростниковые поля, расположенные в глубине Лусона, а впоследствии — даже на сахарный остров Негрос, где в 1940-х годах трудилось по меньшей мере пятьдесят тысяч сезонных мигрантов. С 1885 по 1907 год гавайские плантаторы наняли 160 000 японских работников, после чего США и Япония заключили Джентельменское соглашение, призванное остановить японскую трудовую иммиграцию7. Плантаторы в ответ на это завербовали 130 000 филиппинцев, воспользовавшись тем фактом, что с 1898 года Филиппины стали территорией США.

Тем временем государства, производящие сахар, нанимали все больше европейцев, чтобы уравновесить приток азиатских, полинезийских или афрокарибских рабочих. В Луизиане каждый год в конце XIX века на тростниковые поля прибывали примерно шестьдесят тысяч сицилийцев, к которым присоединялись меньшие группы самых разных наций. На Гавайи в поисках работы прибыло 25–30 тысяч человек, причисленных к «белой расе». Но самый радикальный метод управления иммиграцией применила Куба, желавшая защитить «испанскость» страны. С 1882 по 1898 год она привлекла свыше полумиллиона испанских иммигрантов, часто даже обеспечивая им финансовую поддержку, а в последующие двадцать пять лет на остров прибыли еще 750 тысяч человек. Такой приток белого населения во многом поддержал «европейский» облик Кубы, но не избавил ее от нехватки рабочих рук, поскольку к началу XX века лишь 40 % мигрантов оставались на острове. Иммигранты в основном прибывали из испанской Галисии, Астурии и с Канарских островов, но среди них были и тысячи людей из Польши, Украины, Италии, Турции и Сирии.

Правительство Доминиканы, где американские компании управляли большими фермами сахарного тростника, пыталось остановить приток рабочих из Гаити и Вест-Индии, принимая законы о бродяжничестве, заставлявшие доминиканцев работать на плантациях. Они также стремились привлечь работников из Пуэрто-Рико, считавшихся испанцами, и даже пытались вербовать рабочих из Индии. Но их усилия были напрасны, поскольку число прибывающих вест-индийских рабочих только увеличивалось и продолжало расти после 1912 года даже несмотря на то, что всем иммигрантам, за исключением «белых», приходилось обращаться за разрешением о въезде в страну.

Сахарная промышленность повсеместно обходила и штрафы за незаконный ввоз рабочих, и непомерно высокие цены на иммиграционные разрешения для гаитян и вест-индийцев. Конечно, иногда мигрантов из Вест-Индии задерживали в порту, но они могли легко этого избежать, высадившись на любой другой части побережья. Точно так же десятки тысяч гаитян, не имевших официального разрешения на въезд в Доминиканскую Республику, пересекали весьма условную границу, пролегавшую по острову. В 1916 году США на несколько лет оккупировали Доминикану, и она перешла под управление военной администрации, которая немедленно отменила все ограничивающие правила, связанные с миграцией, поддержав тем самым сахарную промышленность.

Рафаэль Трухильо, диктатор Доминиканы с 1930 по 1961 год, погибший в результате покушения (говорили, что от рук ЦРУ), вел двойную игру: он позволил использовать в сахарной отрасли дешевый труд гаитян и в то же время разделил свою страну на «мулатов» и «людей испанского происхождения». В 1936 году на встрече с гаитянским коллегой, во время которой оба президента заверяли друг друга в вечной дружбе и сотрудничестве, Трухильо согласовал границу между государствами, а затем отправил в приграничные районы солдат, устроивших там геноцид, убив пятнадцать тысяч этнических гаитян. Так диктатор подчеркнул «испанский» характер своей республики. В то же время проведенная им милитаризация пограничья, как ни цинично это прозвучит, пошла на пользу экономике: с ее помощью удалось отловить гаитянских иммигрантов, не имевших документов, и направить их в сахарные поместья.

Наконец, в дни Первой мировой войны, когда возникла нехватка рабочих рук, на тростниковые поля Кубы прибывали и афрокарибцы. Примерно 180 тысяч работников прибыли на остров из Республики Гаити, которая с 1915 по 1929 год находилась под оккупацией США. К ним присоединились еще 140 тысяч человек из Британской Вест-Индии, по большей части с Ямайки — и все они искали, где заработать денег после того, как в 1914 году был окончательно достроен Панамский канал. Многие из них попадали в гавань Сантьяго-де-Куба, города на восточной оконечности острова, который находился всего в нескольких сотнях километров от Гаити и Ямайки, но были и те, кто высаживался без всяких документов на кубинском восточном побережье. Кроме того, тысячи мигрантов приезжали со всех стран Карибского бассейна, а десять тысяч человек прибыли из Китая — на этот конкретный случай «Закон об исключении китайцев» не распространялся. Всех их считали рабочими второго сорта и платили по минимуму.