«Геноцид белых»: почему в конспирологические расовые теории верит даже Илон Маск

Илон Маск и обвинения в антисемитизме

В середине ноября Илон Маск поддержал пост в принадлежащей ему соцсети X (ранее Twitter, соцсеть заблокирована в России), который многие пользователи посчитали антисемитским: один из пользователей, именуемый The Artist Formerly Known as Eric («Художник, ранее известный как Эрик»), написал о «еврейских группах», которые «продвигают именно такую же… ненависть к белым, которую, как они утверждают, они хотят, чтобы люди прекратили практиковать против них». Маск написал в своем аккаунте, что это «чистая правда». О приостановке рекламных контрактов с сервисом X тут же заявили Apple, Disney, Warner Bros. и множество других компаний. 

Если посмотреть на скандальный пост целиком, он скорее направлен против проводимой в США и Европе миграционной политики: «Западное еврейское население приходит к тревожному осознанию того, что те орды меньшинств, которые наводнили их страны, не слишком-то их любят». То есть он ксенофобский «в общем», однако Илон Маск уже отверг обвинения в антисемитизме, написав, что «нет ничего более далекого от правды» и съездил в Израиль, где встретился с премьер-министром и президентом страны и родственниками заложников ХАМАС. 

Надо сказать, что Илон Маск далеко не первый «богатый и знаменитый» (а он действительно самый богатый человек в мире — его состояние, по данным Forbes за 2023 год, составляет $251 млрд), кто публично высказывается в антисемитском ключе. Ранее в подобные скандалы попадали рэпер Канье Уэст, актер Джейми Фокс, звезда НБА Кайри Ирвинг и многие другие селебрити. И это удивительно вдвойне, потому что одним из мейнстримных объяснений феномена веры в конспирологические теории считается некоторая маргинальность последователей этой веры.

Родоначальником этой идеи стал профессор Колумбийского университета Ричард Хофштадтер, который опубликовал работу «Параноидальный стиль в американской политике». Далее социолог из Ратгерса Тед Герцель провел серию полевых исследований, в которых обнаружил, что к теориям заговора более склонны представители этнических меньшинств, более бедных и менее политически представленных социальных групп. Об этом и других подобного рода исследованиях пишет Роб Браззертон в своей книге «Подозрительные умы».

Это объяснение популярно до сих пор. Исследователь конспирологии, политолог Джозеф Усински в книге «Теории заговора и люди, которые в них верят» уже в 2018 году выдвинул утверждение, что «теории заговора — удел проигравших». Под «проигравшими» Усински имел в виду людей, которые принадлежат к маргинализованной социальной группе, а потому не в силах влиять на обстоятельства своей жизни, не имеют полномочий и исключены из институтов власти. Как объяснить, что сторонниками теорий заговора вроде «вытеснения белой расы» все чаще становятся очень богатые и влиятельные люди, которых никак нельзя назвать проигравшими маргиналами, — это новый вызов для ученых. 

Теория «вытеснения белой расы»

Откуда появилась эта теория? К сожалению, она имеет отношение к истории науки и опирается на некоторые антропологические и биологические теории, которые были очень грубо спроецированы на социальную действительность. Конечно, на практике расизм существовал давно, можно сказать, что его рождение — это время Великих Географических открытий и начала колониальных экспедиций. Европейцы тогда впервые столкнулись с людьми, столь радикально отличающихся от них внешне и культурно. Но именно теоретическое обоснование расового превосходства белых европейцев над остальными людьми было на основе достижения биологии XIX века. 

Появились такие псевдонауки, как френология и евгеника, а также такое интеллектуальное течение, как «социал-дарвинизм». Названия «антропологических» работ говорят сами за себя: граф Артюр де Гобино пишет четырехтомный труд «Опыт о неравенстве человеческих рас», секретарь Лондонского этнологического общества Джеймс Хант публикует работу «Место негров в природе», которую восторженно встретили владельцы плантаций Юга США, противившиеся отмене рабства. С другой стороны, немецкие идеалисты и романтики, например Иоганн Фихте, утверждали, что у каждого народа есть свой «гений», «дух нации» и, конечно, у Германии есть свой «особый дух» и «особый путь».

Упрощенное понимание теории эволюции Дарвина и романтических идей и вылилось в тезис «выживает сильнейший». Появилась «расовая теория», которая утверждала, что существует влияние физиологических черт на культурные и социальные особенности людей, а также то, что в результате борьбы выживет только сильнейшая раса, слабых же вытеснят, как это происходит в дикой природе. Например, об этом писал один из основателей идеи «арийской расы» Хьюстон Чемберлен: его ключевая книга «Основа XIX века» описывает всю историю как результат борьбы, взлетов и падений рас.

Эти идеи стали популярны в консервативной среде Европы и США и привели ко многим печальным последствиям, включая Холокост и Вторую мировую войну. Парадокс в том, что в своей базе идеи национал-социализма и белого консерватизма опирались на ценности эпохи модерна — универсализм, просвещение, прогресс. Ведь, по мнению апологетов этой идеи, они проводники правильного устройства общества, общества «белой Европы», которое произвело такие великие научные, технические и культурные достижения. Поэтому все остальные, более отсталые общества, просто должны усвоить этот порядок и когда-нибудь они заживут счастливо — прямо как в Европе.

После Второй мировой многими мыслителями был проведен тщательный критический анализ этих идей: такую критику мы встречаем, например, в работе «Диалектика просвещения» Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера, в «Истоках тоталитаризма» Ханны Арендт или в «Одномерном человеке» Герберта Маркузе. И как писали Адорно и Хоркхаймер: «​​Просвещение тоталитарно как ни одна из систем. Неистина его коренится не в том, в чем издавна упрекали его романтически настроенные противники, не в аналитическом методе, не в редукции к элементам, не в разрушении посредством рефлексии, но в том, что для него всякий процесс является с самого начала уже предрешенным».

Послевоенный белый консерватизм

Увы, критика этой идеи со стороны академических философов не была воспринята должным образом. Несмотря на поражение Германии и ее союзников во Второй мировой, идея «геноцида белой расы» только обретала популярность в США, Европе и ЮАР. Кроме того, на расовом разделении строились экономические и общественные институты: труд на плантациях, система оплаты, магазины и школы  «только для белых» существовали в США и после Второй мировой войны.

Необходимость менять эту ситуацию затрагивала интересы слишком большого количества богатых и влиятельных людей: табачных и сахарных магнатов, политиков правого толка. Поэтому идея того, что представители других рас сейчас придут и отнимут у белых рабочие места, жен и деньги, стала очень популярной — особенно на волне антикоммунизма и маккартизма в США. Расовая сегрегация в разных воплощениях сохранялась (а кто-то скажет, что сохраняется до сих пор) в Северной Америке, Южной Африке и Австралии фактически до 1990-х годов XX века. Кстати, Илон Маск — уроженец ЮАР, где система апартеида (то есть иерархии в правах и раздельного проживания разных рас) была законной. Более того, он сын представителей белого истеблишмента, социализировавшегося в этих стандартах.

Идеологически идея «геноцида белых» подпитывается политической философией американского неоконсерватизма 1950–1960-х годов XX века: от Лео Штрауса и Джона Миршеймера до модного ныне среди представителей IT-индустрии блогера Кертиса Ярвина, известного под псевдонимом Менциус Молдбаг. Он апологет «темного просвещения», противник гендерного и расового равенства, свободной миграции и сторонник сильного централизованного государства. Мода на концепцию «реальной политики», идеи постоянного противостояния, антагонизма и борьбы за выживание вернулись в политический истеблишмент — например, учеником Штрауса был Пол Вулфовиц, бывший в разные годы замминистра обороны США и президентом Всемирного банка. Подобного рода мыслители и политики отвечали за «респектабельную» часть этой идеологической программы.

Но, конечно, были и крайние случаи. Например, особую активность в США проявлял белый сепаратист и неонацист Дэвид Лэйн. Он разработал свою версию теории заговора о «геноциде белых» в своем «Манифесте белого геноцида» около 1995 года, под влиянием которого фраза «геноцид белых» получила широкое распространение в начале XXI века и стала доминирующим нарративом современного белого национализма. Лейн утверждал, что политика правительств многих западных стран была направлена ​​на уничтожение «белой» европейской культуры и превращение «белых» людей в «вымерший вид». 

Лейн, один из основателей организации The Order, критиковал смешение рас, аборты, гомосексуальность, «еврейский контроль» над средствами массовой информации, «мультирасовый спорт» и юридические последствия для тех, кто «сопротивляется геноциду» и «Сионистскому оккупационному правительству», которое, по его словам, контролирует Соединенные Штаты и другие страны с «белым» большинством и которое поощряет «геноцид белых». 

Смена парадигмы и демократизация

Но существует ли какая-то объективная угроза «вытеснения белой расы» в США? Статистически белой, или как ее до сих пор называют в США Caucasian, расе вообще ничего не грозит. По данным Национальной резервной системы, в 2022 году белое население в США владело более чем 80% богатств и 64% детей рождались именно у этой расы. 61% работников власти разного уровня идентифицируют себя как представителей белой расы (если смотреть распределение по всему населению, то в США себя так идентифицируют 59%).

Значит, проблема не в реальном положении дел, а в «ощущениях» — коллективных представлениях о положении дел у тех или иных социальных групп. Здесь можно предположить, что, благодаря современным медиа и демократизации, в последние 50 лет у многих слоев населения, которые до этого не были представлены в публичном поле, появилась возможность говорить о ненормальности положения, когда существует несправедливая репрезентация тех или иных меньшинств во власти, в обладании капиталом и влиянием.

Мы видим, как предыдущие институты, которые поддерживали в обществе консенсус, постепенно перестают работать и теряют доверие, а новые еще только вырабатываются. Поэтому даже богатые и знаменитые не чувствуют себя в безопасности, ощущают неопределенность и незащищенность перед меняющимися правилами игры. Например, если ты богат и влиятелен, тебя по-прежнему может быть сложно наказать по закону, но зато легко «отменить» тебя в прессе, подвергнув общественному порицанию, бойкоту, как это и произошло в случае с Маском.

Кроме того, экономисты отмечают рост социального неравенства внутри стран — из общества постепенно вымывается средний класс, который всегда отвечал за стабильное и предсказуемое политическое состояние в стране. То есть мир все больше маргинализируется: ведь чрезвычайное богатство с социологической точки зрения — такая же маргиналия, как и чрезвычайная бедность. Но, конечно же, в количественном измерении вторая группа увеличивается драматически, становится основой политического электората и пользовательским ядром для коммерческих компаний.

Часть политиков и звезд, чтобы получить поддержку и легитимность, обращаются к «проигравшим» по Усински, транслируя конспирологические нарративы, объясняющие бедственное положение «тайными группами» и «влиянием чужаков». Мы не можем понять, насколько богатые и знаменитые сами верят в эти теории, но, как уже говорилось выше, они и сами не чувствуют себя в безопасности. Да, объективно им ничего не грозит, но субъективно они видят, что круг их возможностей сужается под напором разного рода Social Justise Warriors. Поэтому в своих ощущениях обитатели Малибу или острова Нантакет могут представлять себя точно такими же «проигравшими», как и жители детройтского гетто.  

Точно известно, что, если долго носить маску, она может прирасти. В социологии эта ситуация называется «теоремой Томаса»: нечто, что представляется группой людей как реальное, реально в своих последствиях. Поэтому неважно, насколько конспирологические теории кажутся неправдоподобными — вера в них будет иметь реальные последствия. И это вызов для интеллектуалов в XXI веке — понять, как вернуться в реальность и возможно ли это вообще.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора