«Нужно скрывать, что ты еврей»: как в Советском Союзе распространялся антисемитизм
«Антисемитизм выгоден эксплуататорам как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты как последовательные интернационалисты не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью», — так Иосиф Сталин в январе 1931 года ответил на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки об отношении советских властей к антисемитизму. Ненависть к евреям генсек назвал «пережитком каннибализма и человеконенавистнических нравов, крайней формой расового шовинизма».
Статус страны, победившей нацизм, и идеологический принцип дружбы народов и сейчас порой воспринимаются как повод резко отрицать любые предположения, что в Советском Союзе к евреям часто враждебно относились и власти, и обычные люди. Однако на самом деле сохранилось множество примеров и свидетельств подобного отношения — от жалоб о засилье «групп ученых еврейской национальности» до представления о евреях как о «разрушителях русских культурных ценностей», от разгона Еврейского антифашистского комитета до дела «врачей-вредителей».
Пропагандисты и чиновники издевательски рассуждали о внешности евреев и формировали представление о них, как о корыстных и неблагодарных людях. Антисемитизм принимал разные формы — от застольных анекдотов до чисток, репрессий и расправ. Хотя так было не всегда.
20 лет без погромов
2 апреля 1917 года на заседании Временного правительства в Мариинском дворце было принято постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений», фактически означавшее упразднение установленной еще при Екатерине II черты оседлости — границы территории, за которой евреям запрещалось постоянное проживание в Российской империи. Обсуждение прошло без единого упоминания самих евреев, хоть и ознаменовало важнейшее изменение в их положении.
«Самой последней среди европейских стран полиэтничная Россия разомкнула наконец наручники на запястьях пятого по численности своего народца и признала достоинство и равноправие еврейских сограждан, — пишет историк Павел Полян. — Но российский антисемитизм вовсе не умер в апреле 1917 года. Он просто перестал быть государственным, державно-имперским — и то на какое-то время».
Тем не менее период между Гражданской и Второй мировой войнами стал первым в истории России с начала XX века — теперь уже советского государства — без еврейских погромов. В 1920-х Ленин, а затем и Сталин проводили политику поддержки «ранее угнетенных народов», которая подразумевала помощь меньшинствам для достижения реального равноправия. Представителей разных этнических групп назначали на руководящие посты, власти форсировали развитие национальной культуры.
С 1924 по 1926 год советское правительство при поддержке крупнейшей международной благотворительной еврейской организации «Джойнт» организовало еврейские поселения в Херсонской области, Крыму, окрестностях Кривого Рога и Запорожья. Открывались еврейские национальные районы, где обучение и делопроизводство велось на идише. При поддержке государства в 1919-м в Петрограде начал работу Государственный еврейский театр. Спектакли в нем также шли на идише. В 1920 году театр переехал в Москву.
Подобное внимание советской власти к еврейскому населению в первые годы после Октябрьской революции историк Леонид Люкс объясняет прагматизмом большевиков: какие бы пропагандистские установки ни провозглашали соратники Ленина и Сталина, способ реализации идеологических принципов неизменно зависел от того, что, по мнению политической элиты, могло способствовать укреплению режима.
Внешнеполитическая изоляция вынуждала СССР искать любой международной поддержки. Одним из способов ее добиться хотя бы среди левых и антифашистских активистов и политиков в Европе стало порицание антисемитизма и бережное отношение к еврейскому населению.
«Несмотря на то что большевики создали беспрецедентный по своей жестокости режим, они считали себя защитниками слабых и угнетенных, передовым отрядом бойцов за социальную справедливость и национальное равноправие, — пишет Люкс. — Их слова об эмансипации не только запутывали, но также и зачаровывали наблюдателей. Это относилось ко многим представителям еврейской общественности. Советский Союз стал последней надеждой многих антифашистов, в частности некоторых еврейских кругов, которые принимали за чистую монету сталинское объявление войны антисемитизму».
Журналист и историк Леонид Млечин отмечает, что в 1930-х антисемитизм в СССР действительно не поощрялся, а немецкий специалист по советологии Леонид Люкс отдельно упоминает, что Сталин, выиграв внутрипартийную борьбу и уничтожив конкурентов, разочаровал шовинистов. Те рассчитывали, что новый политический лидер начнет кампанию против евреев и возобновит погромы, проходившие еще в Российской империи, но ничего подобного не произошло.
В тот период еще можно было предполагать, что партия и ее лидер действительно не переносят враждебности по отношению к любому из народов, живущих в Советском Союзе.
Сближение СССР и Германии
Ситуация начала меняться в период Большого террора: 17 декабря 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) постановило ликвидировать национальные районы и сельсоветы, поскольку они «были созданы врагами народа с вредительскими целями». В справке отдела руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) о «засоренности» аппарата наркомздрава СССР уточнялось, что трое из «явно непригодных работников» — евреи. Секретариат ЦК ВКП (б) в ответ на это донесение решил «принять меры к очищению аппарата от людей, не внушающих политического доверия».
Впрочем, по мнению политолога и этнографа Эмиля Паина, сами по себе репрессии против некоторых партийцев еврейского происхождения в 1937-1938 годах не свидетельствовали о подъеме антисемитизма, поскольку «в отличие от репрессий конца 1940-х годов они не были этническим избирательными по отношению к евреям». К тому же выводу приходит автор книги «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм» Геннадий Костырченко: «До конца 1930-х годов никакой политики антисемитизма власть не проводила. Процент [евреев] среди репрессированных в процессах 1937-1938 годов был не выше, чем среди других национальностей».
Первые изменения риторики в отношении еврейского населения и проявления антисемитской политики историк Леонид Люкс относит к 1939 году и связывает со сближением Советского Союза и нацистской Германии. «Пропагандистский словарь Москвы примерно с весны 1939 года [то есть за несколько месяцев до заключения пакта Молотова — Риббентропа] основательно изменился, — отмечает Люкс. — Все реже провозглашалась солидарность с народами и классами, стремящимися к свободе и равноправию. Все чаще речь шла о геополитических законах, которым должен был соответствовать СССР. В сложившемся соотношении сил больше не было места для дискриминируемых евреев. О преследованиях, которым подвергались евреи в занятой нацистами Европе, в период германо-советской дружбы нельзя было упоминать советским средствам массовой информации».
В мае 1939 года Сталин снял с должности наркома иностранных дел Максима Литвинова и назначил на его место Вячеслава Молотова. По некоторым сведениям, одной из причин стало еврейское происхождение опытного дипломата и революционера. В таком случае отстранение Литвинова и даже подготовка так и не состоявшегося процесса против него как против «врага народа» могли быть частью политики СССР по задабриванию Гитлера и укреплению связей с Германией. Кроме Литвинова, с должностей сняли еще нескольких евреев. По возвращении с переговоров Риббентроп отчитался Гитлеру о стремлении Сталина покончить с «еврейским засильем».
«В 1939 году, когда сняли Литвинова и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: «Убери из наркомата евреев», — вспоминал Молотов. — Слава богу, что сказал! Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно, неправильно».
Впрочем, важно учитывать, что даже тогда советское руководство не перешло к планомерной зачистке госструктур. Многие евреи продолжали работать и даже занимать ключевые посты при Молотове. Так, историк Маттиас Феттер связывал нападки на Литвинова в первую очередь не с его происхождением, а со стремлением образовать коалицию с западными демократиями. Евреи — например, Лазарь Каганович и Лев Мехлис, — оставались и в ближнем кругу Сталина.
Однако для обычных граждан еврейского происхождения в первые годы перед нападением Германии на СССР и до окончания Второй мировой войны ситуация постоянно ухудшалась. Конфликт с нацистским режимом, программа которого основывалась на антисемитской идеологии, парадоксальным образом не способствовал улучшению положения угнетаемого народа в Советском Союзе.
Немецкая пропаганда призывала людей в СССР не сопротивляться походу вермахта против «еврейских угнетателей», якобы подчинивших себе большевистское движение. Чтобы нейтрализовать подобную риторику, Сталин решил сделать евреев «менее заметными». «Редко какое указание исполнялось партийными чиновниками с таким энтузиазмом», — отмечает историк Леонид Млечин.
Новая этническая политика во время войны
Может показаться странным, что нападение нацистской Германии в июне 1941 года не улучшило, а лишь усугубило положение советских евреев. Парадокс объяснялся тем, что пропаганда отождествляла идеологию противника с враждебным империализмом, а не с антисемитизмом и стремлением достичь «окончательного решения еврейского вопроса». Уже в 1944 году Сталин упоминал о «некоторых необоснованных претензиях товарищей еврейского происхождения, которые думают, будто эта война ведется за спасение еврейского народа».
Первые месяцы после вторжения Германии в СССР сопровождались паникой и крупными потерями. Советские власти и конкретно Верховный главнокомандующий решили для сплочения войск и населения вместо интернационализма продвигать идею «государствообразующего народа». Говоря о русских как о «старшем брате» и о «народе-организаторе», Сталин нормализовал тот самый «великодержавный шовинизм», против которого выступал в 1920-х.
«С началом войны он стал опираться и на великодержавие, и на принципы иерархии народов, — пишет исследовать Эмиль Паин о Сталине. — Это был сталинский НЭП — новая этническая политика, ориентированная на популизм в отношении к этническому большинству и на традиционалистскую риторику».
Говоря о погибших жителях оккупированных территорий, советская пропаганда описывала их исключительно как «мирных советских граждан». Словно стремясь таким образом нейтрализовать немецкую риторику о коммунизме как о «еврейском режиме», власти СССР во время войны практически полностью игнорировали существование евреев и демоническую роль, которая отводилась им в гитлеровской картине мира. Так, сталинский режим и сам незаметно нормализовал антисемитизм. «Казалось, эта зараза переползла через линию фронта и охватила номенклатурные верхи», — отмечал историк и социолог Михаил Восленский.
С 1943 года от руководства страны поступила негласная инструкция: не принимать евреев на важные партийные должности или на работу, связанную с поездками за границу. Тогда же актрису Фаину Раневскую не утвердили на роль в фильме «Иван Грозный» из-за слишком ярких «семитских черт», а драматурга и писателя еврейского происхождения Алексея Каплера, у которого завязался роман с дочерью Сталина Светланой, сослали в лагерь за «антисоветскую агитацию». А еще в августе 1942-го начальник Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Георгий Александров пожаловался партийному руководству на «еврейское преобладание» в учреждениях культуры и потребовал провести «обширную чистку».
В итоге в ведомстве Александрова, который в 1954 году стал министром культуры СССР, за евреями еще в годы войны закрепилась репутация «национальных нигилистов» и «разрушителей русских культурных ценностей». В дипломатических, политических и торговых структурах вводилось «нормирование» числа евреев, а некоторые из них вообще отказывались нанимать людей соответствующего происхождения.
«Дорогой учитель и вождь! — обращался к Сталину в 1943 году коммунистический деятель еврейского происхождения Гринберг. — Чем можно объяснить, что в нашей советской стране и в столь суровое время мутная волна отвратительного антисемитизма возродилась и проникла в отдельные советские аппараты и партийные организации? Существуют догадки о том, что, возможно, сверху было дано какое-то указание о развитии русской национальной культуры, может быть даже проведение национального регулирования выдвигаемых кадров. Как результат, это породило враждебное отношение к евреям».
Уничтожение Еврейского антифашистского комитета
Победа в войне гарантировала Сталину всеобщее обожание — в том числе и среди евреев, положение которых при нем становилось все более угрожающим. «Я пью прежде всего за здоровье русского народа, потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза», — объявил «вождь» в мае 1945-го. Формулировка, которая многим показалась невинной, в действительности послужила обоснованием для дальнейших притеснений этнических меньшинств. Продолжились и преследования евреев — с началом холодной войны советское руководство внедрило тезис о засилье среди них «космополитов», то есть представителей империалистической и антисоветской идеологии.
В ноябре 1948 года Сталин подписал секретное решение бюро Совета министров СССР о закрытии Еврейского антифашистского комитета — общественной организации, основанной в 1942-м для создания положительного образа Советского Союза в США и Британии.
Еще в 1946 году заведующий внешнеполитическим отделом ЦК КПСС Михаил Суслов обвинил ЕАК в «подспудной пропаганде идеи превосходства еврейской нации» и в связях с «подрывной» организацией «Джойнт». В 1949 году куратора Еврейского антифашистского комитета и члена ЦК ВКП(б) Соломона Лозовского исключили из партии, а затем арестовали с 14 соратниками. Один из задержанных, Перец Маркиш, сказал: «Гитлер хотел разрушить нас физически, Сталин хочет сделать это духовно». После долгих пыток его расстреляли в 1952 году по обвинению в «измене Родине». Та же судьба постигла 12 других участников Еврейского антифашистского комитета.
Сталин назвал ЕАК «центром антисоветской пропаганды»: закрыли связанные с организацией газеты и издательства, еврейские школы и театры. Задержанные «космополиты» еврейского происхождения подвергались пыткам и приговаривались к казням. Первого председателя Еврейского антифашистского комитета, известного театрального актера и режиссера Соломона Михоэлса сотрудники службы госбезопасности по приказу Сталина «устранили» еще в 1948 году, замаскировав его смерть под несчастный случай. Всех участников его убийства наградили орденами.
«По отношению к евреям творится что-то неладное в настоящее время в нашей стране, — написал Сталину в 1949-м 90-летний микробиолог Николай Гамалея. — Антисемитизм исходит от высоких лиц». В том же году Гамалея скончался — от естественных причин. Тогда же известную партийную деятельницу и жену Вячеслава Молотова Полину Жемчужину через несколько месяцев после встречи с первым послом Израиля Голдой Меир обвинили в «многолетней связи с еврейскими националистами» и как изменницу отправили в ссылку до 1953-го.
Руководитель отдела науки ЦК и зять Сталина Юрий Жданов подробно отчитывался о «монопольной группе евреев и беспартийных» среди физиков и химиков. «Лаборатории, в которых ведутся работы по специальной тематике, возглавляются на 80% евреями», — жаловался функционер. Кульминацией преследования евреев стало сфабрикованное дело «врачей-вредителей», которые якобы участвовали в сионистском заговоре и собирались отравить советских лидеров.
Сам Сталин так резюмировал отношение к евреям в 1952 году: «Любой еврей-националист — это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США. Они считают себя обязанными американцам».
Историк Леонид Млечин считает, что Сталин подстегнул паранойю против евреев, поскольку «верил в круговую поруку людей одного происхождения». Начиная с «врагов народа», вместе с которыми арестовывали всех родных, и заканчивая «провинившимися народами», которые массово подвергались переселениям, — в тот период в СССР нормализовалась тотальность наказания.
Антисемитская кампания, проходившая под предлогом борьбы с космополитизмом, продолжалась до смерти «вождя»
в 1953 году, после которой участников Еврейского антифашистского комитета посмертно реабилитировали, а фигурантов «дела врачей» освободили и восстановили на работе. Однако даже после этого государственные структуры в СССР относились к евреям в лучшем случае с недоверием и опаской, а в худшей — с открытой враждебностью. Шовинизм советских лидеров воспроизводился на разных уровнях и вел к маргинализации из-за происхождения в стране, которая на словах по-прежнему придерживалась концепции «дружбы народов».
Отрицание холокоста и бытовой антисемитизм
«Я не хочу, чтобы украинский народ воспринимал победу Красной армии и возвращение советской власти как возвращение евреев, — говорил Никита Хрущев на одном из заседаний Совета министров Украины. — Пусть лучше едут в Биробиджан, там места хватит».
Слова преемника Сталина во главе ЦК КПСС предопределили отношение к евреям в последние 35 лет существования Советского Союза. Даже развенчивая культ личности «вождя» в 1956 году, Хрущев ничего не сказал об убийстве Михоэлса, расстреле участников Еврейского антифашистского комитета и травле «космополитов». А в выступлении перед канадской компартией в том же году новый советский лидер и вовсе согласился со Сталиным, что переселение евреев в Крым означало бы «американский плацдарм на юге страны».
«При Хрущеве и Брежневе латентный государственный антисемитизм напоминал скорее эпоху Александра III, — пишет историк Павел Полян. — Все опустилось на уровень карьерной и образовательной дискриминации, отрицания холокоста, борьбы с правом на эмиграцию и непротивления антисемитизму бытовому».
В конце 1950-х случаи осквернения еврейских кладбищ зафиксировали в Санкт-Петербурге, Казани, Калуге, Пятигорске, Петрозаводске, Махачкале, Астрахани и многих других городах. В тот же период публиковались статьи с обвинениями раввинов в том, что они в синагогах тайно встречаются с иностранцами, передают секретные сведения и занимаются спекулянством. В газете «Коммунист», издававшейся в Дагестане в 1960 году, опубликовали текст с утверждением, что «еврей, который не выпил хотя бы раз в году крови мусульманина, не считается вполне правоверным евреем». Аналогичные конспирологические тезисы в первой половине 1960-х появлялись в СМИ в Ташкенте, Кутаиси, Вильнюсе.
Особенно болезненной темой для советских властей в тот период стал холокост. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в 1961 году поместили под строжайший запрет во многом из-за того, что автор в нем писал о методичном уничтожении евреев нацистами. Секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов заявил тогда, что «эту вредную книгу напечатают не раньше чем через 250 лет». Публичному осуждению за стихотворение «Бабий Яр» подвергся и поэт Евгений Евтушенко за утверждение о том, что в сентябре 1941 года массово расстреливали не «граждан СССР разных национальностей», а именно евреев. «Какой ты настоящий русский, когда ты забыл про свой народ?» — обвинил Евтушенко поэт Алексей Марков.
С начала 1960-х и до распада СССР евреи подвергались регулярным притеснениям в науке и образовании. Религиозные праздники в синагогах разгонялись и отменялись под предлогом ремонтных работ. Выдающиеся ученые и талантливые студенты сталкивались с тем, что более посредственные коллеги получали признание и быстрее продвигались по службе лишь потому, что не были евреями. Подобное отношение со стороны государственных структур привело к подъему бытового антисемитизма.
«Я была одна еврейка в классе, все это знали и меня обзывали, — рассказывала одна из участниц исследования Томского государственного университета об антисемитизме в позднем СССР. — Даже не «жидовкой», а «еврейкой». Я была в детстве хорошенькой, и мальчики со двора кричали мне из окон «Еврейка!», я ужасно плакала, меня это очень обижало. Я даже рассуждала: вот была в классе татарка, ее звали Бибисара, так вот, может лучше мне было татаркой родиться, меньше бы обзывали?»
Выпускник Гарвардского университета и профессор факультета математики НИУ ВШЭ Михаил Финкельберг вспоминал, как при поступлении на мехмат МГУ в середине 1980-х принимающие сначала отнеслись к нему доброжелательно, поскольку он указал в своих данных девичью фамилию матери — Сорокин. Однако когда выяснилась его настоящая фамилия, «стало ясно, что теперь уже ничего хорошего не светит». Финкельберга действительно «завалили» — как и десятки других абитуриентов еврейского происхождения, независимо от продемонстрированных ими знаний.
У многих подобное отношение среди как властей, так и просто соотечественников привело к формированию так называемого «синдрома Штирлица» — желания не выделяться из толпы. Вот как описывал подобное мировоззрение участник исследования о советском антисемитизме, родившийся в 1965 году: «Отец совершенно четко передавал при любом возможном случае, что нужно скрывать о том, что ты еврей. Никогда не расслабляйся до конца, если не хочешь, чтобы тебя раскололи».
Формально в позднем СССР власть поэтапно отказывалась от предубеждения по признаку происхождения. Однако нескольких десятилетий потворствования теориям заговора и шовинистическим стереотипам оказалось достаточно, чтобы и при Горбачеве, и в России уже после распада Советского Союза по-прежнему оставался распространен так называемый повседневный антисемитизм. Враждебность к евреям и сегодня напоминает о стойкости предрассудков, которые противоречат нормам морали и не имеют под собой никаких оснований.