«Людей оставили выживать как получится»: кто и как помогает жертвам терактов в России
Что (не) говорит закон
В истории современной России, к сожалению, было множество терактов, унесших большое число жизней. Среди самых крупных: взрывы жилых домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске в сентябре 1999 года, захват заложников в Театральном центре на Дубровке в октябре 2002 года и школы в Беслане в сентябре 2004-го. В 2006 году стало известно, что более 20 000 признаны пострадавшими от терактов с 1995 по 2006 год. В последующие годы статистику уже не публиковали, хотя теракты не прекращались. В 2010 году двойной теракт на станциях метро «Лубянка» и «Парк Культуры» в Москве стал причиной смерти 41 человека, в 2011 году террорист-смертник взорвал бомбу в аэропорту Домодедово, убив 37 человек; в октябре 2015 года самолет A321 компании «Когалымавиа» разбился над Синайским полуостровом — в катастрофе погибли 224 человека; в 2017 году в Санкт-Петербурге взрыв в метро унес жизни 16 человек.
Ситуация осложняется тем, что сегодня в России нет закона, который определял бы статус «жертвы террористического акта» и гарантии социальной помощи таким людям. Поэтому большую роль начинают играть волонтерские и благотворительные объединения и фонды, которые часто возникают из сообществ близких и друзей пострадавших от терактов, а иногда и по их инициативе. Например, одна из жертв взрыва жилого дома в Волгодонске 16 сентября 1999 года Ирина Халай в 2006 году создала общественную организацию содействия защите прав пострадавших от терактов «Волга-Дон». Она же в начале 2000-х инициировала работу над созданием законопроекта о статусе «жертвы террористического акта».
«Я долго разрабатывала проект такого закона. Перечитала законы о соцзащите инвалидов, о чернобыльцах и семипалатинцах. В итоге сформулировала свой вариант текста. Главное, чего я хочу добиться для пострадавших в любом теракте, — забота об их здоровье. Чтобы из бюджета страны выделяли деньги на лечение, оздоровление в санаториях. Далее — адекватные денежные компенсации и пенсия по инвалидности (кроме основной социальной). Ведь неврологические препараты стоят очень дорого. Также важно четко закрепить, кто именно должен финансировать помощь жертвам теракта», — говорит председатель организации «Волга-Дон» Ирина Халай.
В 2000 году она с единомышленниками впервые обратилась в Госдуму с требованием принять такой закон, но отклика не было. «Все минувшие годы мы его лоббируем, пытаемся привлечь к процессу руководителей всех регионов, на территории которых произошли теракты. Но везде отвечают примерно так: «Спасибо за идею законодательной инициативы! Мы примем к сведению». В кулуарах мне говорили, что такой закон государству невыгоден. Ведь тогда придется выплачивать компенсации большому количеству жертв в Чечне, Ингушетии и Дагестане, где произошло много терактов», — поясняет Халай.
Председатель благотворительного фонда «Рейс 9268», созданного после взрыва самолета над Синайским полуостровом 31 октября 2015 года, Ирина Захарова добавляет, что петербургский депутат Оксана Дмитриева тоже разработала свой проект закона. «Но на данный момент его не рассматривают ни в каком чтении в Госдуме. Объясняют это всегда отсутствием финансов в бюджете: платить сотням людей, обеспечивать им лечение и жилищные условия… А раз закона на уровне страны нет, то никто для пострадавших сделать ничего не может. Людей оставили выживать как получится», — объяснила Захарова.
Кто и как помогает пострадавшим от терактов
В России до сих пор не существует единых стандартов выплаты компенсаций жертвам терактов и их родным. В качестве правовой базы есть лишь статья 18 Федерального закона 2006 года «О противодействии терроризму», где сказано, что компенсационные выплаты лицам, которым был причинен ущерб в результате террористического акта, осуществляет государство. Оно выделяет деньги из резервного фонда правительства. В той же статье указано, что возмещать вред, причиненный в результате теракта, также полагается «за счет средств лица, совершившего террористический акт».
Бывает, что правительство региона, в котором произошел теракт, по особому распоряжению властей платит компенсации из своего бюджета. Например, соответствующее постановление о выплатах приняло правительство Санкт-Петербурга после взрыва в метро 3 апреля 2017 года. А для жителей Москвы, пострадавших в терактах, с 2009 года предусмотрено санаторное лечение (включая проезд на транспорте туда и обратно).
Если речь идет о катастрофах на транспорте, то выплаты можно истребовать и с перевозчика. Однако многое зависит от договора со страховой компанией, с которой пострадавший заключал договор при покупке билета. Как правило, теракт признают форс-мажором, произошедшим не по вине перевозчика, и тогда его зона ответственности очень сужена.
В отсутствии законодательной базы большую роль начинают играть благотворительные фонды и общественные организации, например «Волга-Дон». Ее руководитель Ирина Халай не раз получала гранты от Общественной палаты и «Фонда взаимопонимания и примирения» (ликвидирован в 2011 году), который помогал узникам концентрационных лагерей. На первые 400 000 рублей в фонд привлекли психолога, который в течение целого года работал с пострадавшими.
С 2017 года Халай подала в «Фонд президентских грантов» и «Президентский фонд культурных инициатив» более 20 заявок, но ни по одна не получила поддержки. «Проектам всегда ставят самый маленький балл за «инновационность и актуальность». То есть помощь пострадавшим в нашем теракте считают неактуальной», — заключает Ирина.
Московским детям-сиротам (которые стали таковыми из-за теракта) назначили пенсии в 1500 рублей. Для сирот из других городов эту сумму определили в 690 рублей
73 выживших после взрыва в Волгодонске, которые получили инвалидность, расселили в новые дома. Жителям самого пострадавшего дома дали сертификаты на покупку жилья, но, по словам Халай, цены на недвижимость тогда резко взлетели. «Спрос рождает предложение, как говорится. Поэтому не все жертвы смогли купить равноценное жилье. Что касается денег, то у меня до 55 лет была пенсия по инвалидности — 7000 рублей. Сейчас получаю обычную пенсию по старости — 16 000, потому что в 35 лет у меня закончился трудовой стаж», — говорит Ирина. Она добавляет, что в 2007–2009 годах детям, пострадавшим от теракта, давали путевки на санаторно-курортное лечение в лагерь «Орленок», а благодаря помощи мэра Москвы с 2008 года их приглашают на новогодние праздники в столицу.
Пострадавшим во время захвата заложников на мюзикле «Норд-Ост» (23–26 октября 2002 года) правительство Москвы пополам с федеральным бюджетом выплатило по 50 000 рублей, родственникам погибших — по 100 000. «Это не компенсация, а единоразовая материальная помощь. Также мы получили небольшие компенсации за утерянные вещи (до 10 000 рублей). На бесплатные похороны, как выяснилось потом в суде, списали из бюджета на каждого погибшего по 14 100 рублей. Но этих денег не хватало на достойное захоронение: тела взрослых людей не помещались в предоставленные гробы. А ведь средний возраст погибших в теракте — 35 лет. Тела иногородних погибших бесплатно доставили в родные города (более 30)», — вспоминает председатель общественной организации «Норд-Ост» Дмитрий Миловидов.
По его словам, компенсации выплатили после 2012 года согласно решению Европейского суда по правам человека, которое до сих пор не исполнено в основной части. «Какое-то время давали бесплатные путевки в санатории, но токсикологическую помощь пострадавшим при газовой атаке так и не оказали. Но многим жертвам трагедии финансово помогли несколько благотворительных фондов и компаний с государственным участием», — уточняет Миловидов.
Московским детям-сиротам (которые стали таковыми из-за теракта) назначили пенсии в 1500 рублей. Для сирот из других городов эту сумму определили в 690 рублей. Всего осиротели 69 детей. Периодически, как вспоминает Миловидов, пенсии индексировались, но только в Москве в 2008 году в рамках программы «Год семьи» их увеличили до 12 000 рублей. «А у сирот за пределами Москвы так и осталась копеечная пенсия. Теперь уже все они совершеннолетние, поэтому, ясное дело, и ее не получают. Пожилым людям, которые потеряли в теракте сына и невестку и остались опекунами двух внуков, увеличили пенсию по потере кормильца на 215 рублей», — говорит Миловидов.
Две семьи из числа пострадавших смогли добиться переселения из приватизированных общежитий в изолированные квартиры. Но, по словам Миловидова, люди продвинулись в очереди, в которой и так стояли уже много лет. Добились они жилья путем «обивания порогов в госорганах».
Самых глобальных результатов за минувшие годы достигла ассоциация «Матери Беслана», созданная женщинами, чьи дети пострадали в теракте 1–3 сентября 2004 года. Они не только требовали справедливого расследования трагедии, но и активно занялись социальной поддержкой пострадавших. Например, добились права на высшее образование для всех школьников-заложников и всех детей, у которых в теракте погибли близкие родственники (они вошли в льготную категорию выпускников, имеющих право без конкурса поступить в любой ведущий вуз России).
Жертвам захвата школы в Беслане также определили большие компенсации: 1 млн рублей на семью погибшего, 700 000 рублей заложнику, получившему тяжелое ранение, 500 000 рублей — за среднее ранение. Все семьи, пострадавшие в теракте, обеспечили жильем. Заложникам выдали однокомнатные квартиры, а семьям погибших — двухкомнатные. Эти компенсации и жилье от государства для всех жертв — тоже заслуга «Матерей Беслана». Они же создали центр-музей «Беслан. Школа №1», возведенный на месте теракта.
Руководители организации добивались встреч с представителями правительства Северной Осетии и федеральных органов власти, доносили до них свои требования. Как выразилась в интервью председатель «Матерей Беслана» Сусанна Дудиева, они «шатали» власть, чтобы законы реализовывались.
По словам директора школы имени Героев Спецназа России города Беслан (правопреемник и хранитель памяти школы №1, уничтоженной террористами) Елены Ганиевой, жертвам трагедии уже много лет помогают разные благотворительные организации. «К нам приезжали много психологов — и из Москвы, и из-за границы. Они проводили сессии с детьми и мастер-классы с учителями. Очень сильные психологи, супруги Колмановские, почти каждый год устраивают терапевтические мероприятия для наших учеников. Еще на протяжении 15 лет группы выживших детей (в среднем по 50) ездили летом в Хорватию, отдохнуть на Адриатическом море. Мы жили в здании «Международного Красного креста» по программе реабилитации, которую финансировала мэрия Загреба. В 2020 году из-за пандемии было затишье, а потом мэр умер от инфаркта, и программа закрылась», — вспоминает педагог. В 2021 году заработала другая программа, по которой каждый бесланский заложник может в течение четырех лет пройти лечение в любом санатории страны на сумму 120 000 рублей.
Одновременно родственники погибших в авиакатастрофе над Синаем за прошедшие почти восемь лет так и не получили денежных компенсаций. «Мы давно собрали и передали нужные документы в правительство, но никаких выплат не было. Бесконечная бюрократия, что-то рассматривают… Конкретных аргументов никто не озвучивает. Ужасно и то, что следствие по факту крушения самолета до сих пор не закончено. Следственный комитет проводил расследование, но правоохранительные органы Египта не передали свои результаты. Они не признают, что этот теракт произошел из-за халатности работников аэропорта. Руководство страны даже не принесло официальные извинения родственникам погибших. Им невыгодно признавать, что они допустили теракт на своей территории. Дело в деньгах: ведь тогда из бюджета Египта придется выплатить огромные компенсации более чем 200 семей. У нас 20 родственников погибших подали в суды этой страны, и всем отказали», — объясняет ситуацию председатель благотворительного фонда «Рейс 9268» Ирина Захарова.
По ее словам, транспортировку останков погибших на территорию России и их похороны оплатила страховая компания, с которой пассажиры заключали договор при покупке авиабилета. «Что касается психологической помощи, о которой говорили в репортажах, то она была для галочки. Нас, родственников жертв, просто сопровождали в здании аэропорта, поддерживали, чтобы мы в обморок не упали. На опознании и захоронениях присутствовали психологи из МЧС», — уточняет Захарова.
Она добавляет, что первое время ее фонду с работой над сайтом и памятными мероприятиями помогали волонтеры: «В комитете по социальной политике Санкт-Петербурга тоже работают неравнодушные люди: все эти годы они консультируют нас по многим вопросам, помогают собирать документы, поддерживают на мероприятиях». Главная задача фонда «Рейс 9268», по словам Захаровой, — увековечивание памяти. Он установил мемориал «Сложенные крылья» на Серафимовском кладбище, где захоронены останки жертв теракта над Синаем, и открыл «Сад памяти» в пригороде Петербурга.
Сейчас строится храм Димитрия Солунского, посвященный памяти погибших. Там уже проводятся службы и поминальные мероприятия. «Мы добились выделения земли под церковь. Это было очень сложно, потому что изначально участок принадлежал китайским инвесторам: они выкупили большую территорию для строительства элитного жилья. Наш фонд подавал массу запросов, участвовал в совещаниях, убеждал представителей китайских делегаций пойти нам навстречу. В итоге мы добились изменения генплана инвестиционного проекта, получили кусок земли. Храм сейчас строится на средства компании «Эталон» благодаря ее руководителю Вячеславу Заренкову», — говорит Захарова.
НКО участвует в грантовых конкурсах, пару раз выигрывала субсидии от комитета по соцполитике. На эти деньги удалось частично оплатить людям санаторно-курортное лечение и психологов, выделить деньги семьям, где остались малолетние дети на иждивении. Ирина добавляет, что хочет добиться от государства компенсаций для родственников погибших, чтобы они использовали эти деньги на лечение, ведь у многих проблемы со здоровьем.
В 2019 году Ирина Захарова вместе с руководителями других профильных НКО ездила в Беслан на годовщину трагедии. Они пришли к выводу, что надо объединиться и вместе добиваться помощи жертвам терактов. В 2022 году в ассоциацию «Надо жить» вступили руководители «Волга-Дона», «Матерей Беслана», «Норд-Оста» и «Рейса 9268». Возглавила ее Ирина Антонова, мама пострадавшей в результате взрыва бомбы в петербургском метро в 2017 году Эвелины — девушки, сидевшей ближе всего к смертнику. Ее одноклассницы практически сразу организовали группу «ЭваЖиви» и запустили сбор денег на ее лечение.
По словам Ирины Антоновой, ее семье очень помогли собранные средства. «Деньги уходили на пластику и эстетическую хирургию, лекарства, покупку сопутствующих предметов, отдых в санатории. Мы делали все, чтобы как-то порадовать Эву. У меня супруг уже был пенсионером, а я работала в бюджетной сфере, так что сами мы бы точно не справились. Дочь около года лечилась, получила инвалидность. Уже проведено 20 операций, часть из них — по ОМС. С октября операции продолжатся, и неизвестно, сколько еще понадобится. Дыхание Эвы полностью не восстановилось, но она держится молодцом, работает», — рассказывает Антонова.
Благодаря ее работе в ассоциации «Надо жить» пострадавшие от взрыва в метро в апреле 2017 года получили обещанные государственные выплаты. Но глобальная цель НКО — сделать все возможное, чтобы в России наконец приняли федеральный закон «О социальной защите граждан, пострадавших от террористических актов». Но уже сейчас они работают как «объединение граждан и организаций для оказания материальной, юридической, психологической, социальной помощи пострадавшим в терактах, ЧС и семьям, потерявшим своих родных и близких».