Как владелец стекольной империи в городе Гусь-Хрустальный построил Пушкинский музей
От «мухи» до стакана Веры Мухиной
Мальцовская империя, важнейшей частью которой и была Гусевская фабрика, просуществовала полтора века, неуклонно прирастая землями, людьми и все более современным оборудованием. Даже на закате своей деятельности, перед революцией 1917 года, представители династии возводили храмы и училища, помогали художникам, спонсировали строительство Пушкинского музея и осваивали сложнейшие стекольные технологии. Наглядно история представлена в Музее хрусталя, открывшемся 40 лет назад в бывшем Георгиевском соборе, изначально построенном для рабочих Гусевской хрустальной фабрики.
В коллекции Музея хрусталя находится более 13 000 предметов, включая штоф архитектора Шехтеля, выполненный к 300-летию династии Романовых, и граненый стакан Веры Мухиной, дизайн которого она разработала в 1943 году специально для Гусевского завода, где вскоре наладили массовое производство. Есть в собрании и крохотные рюмочки-«мухи». Они появились по указу Петра I, который повелел всем владельцам кабаков и трактиров первую рюмку посетителям наливать бесплатно. Трактирщики, желая сэкономить, уговорили стекольщиков создать специальные рюмки вместимостью не больше столовой ложки. Именно этих «мух», а не насекомых, давил дядя пушкинского Евгения Онегина. Стеклянные и хрустальные произведения экспонируются в просторных исторических залах, украшенных живописью Виктора Васнецова и мозаикой, созданной по его эскизам.
Первые фабрики и переезд во Владимирский край
История стекольной империи начинается в середине 1720-х годов, когда рыльский купец Василий Мальцов был приглашен в компаньоны двумя совладельцами двух фабрик по производству стеклянной посуды в Московской губернии. Уже к 1730 году, после смерти партнеров, Мальцов становится единственным владельцем предприятий. Скупая близлежащие земли и привлекая к работе иностранных мастеров, он заботился о росте мощностей и повышении качества продукции.
Нарастив потенциал, Мальцовы решили перенести свою деятельность во Владимирский край, где в 1756 году на речке Гусь при сельце Никулине Аким Мальцов основал хрустальную фабрику. На тот момент на производстве числилось примерно 60 человек и четыре печи. Выбор земли был неслучаен. Гусевский песок был чище, а значит, больше подходил для изготовления стекла. Среди местных крестьян процветал отхожий промысел, то есть был постоянный резерв рабочей силы. Выгодным было и положение между Волгой и Окой, главными торговыми артериями империи.
«Во Владимирский край Мальцовы перевезли часть оборудования и мастеров, у которых уже был опыт работы. Когда завод только становился на ноги, он выпускал стеклянные изделия не самого высокого качества. Это была питейная посуда зеленоватого оттенка, каретные и оконные стекла, много зеркал. Тогда любое стекло, если оно было чистым и прозрачным, называли хрусталем. Впоследствии, когда наладился рынок сбыта, встала задача повышения качества», — рассказывает Надежда Пак, старший научный сотрудник Музея хрусталя имени Мальцовых.
Дворянство как решение производственных проблем
На начальном этапе сложнее всего было обеспечивать фабрику рабочей силой в условиях крепостного права. Аким Мальцов постоянно просил Мануфактур-коллегию, чтобы ему разрешали покупать крестьян без земель. Но в итоге нашел другое решение. В 1775 году Аким и его двоюродный брат Фома попросили Сенат признать их потомственными дворянами. Они ссылались на сословные книги города Чернигова, в которых нашлось упоминание об их общем предке, который служил «по Чернигову в городовых во дворянах». В том же году прошение было удовлетворено указом Екатерины II.
Новый статус позволил Акиму Мальцову расправить плечи: в качестве новоиспеченного дворянина он мог пользоваться преимуществами указа императрицы Елизаветы об учреждении Дворянского заемного банка, выдававшего помещикам ссуды под залог земли. Приток заемных средств позволил Мальцову еще активнее скупать крестьян, земельные и лесные угодья. В округе семейного имения Никулино строились новые стекольные заводы поменьше.
По воспоминаниям современников, условия работы на предприятиях были тяжелыми: «На большом заводе все делается по звону колокола; работники более стеснимы и журимы. Комиссары поступают с мастеровыми... грубо и жестоко». Но Аким Мальцов учредил на фабрике «поделошный день», когда мастера могли свободно творить, пробуя новые техники.
Вино, стекло и сахар
Аким Мальцов умер в 1785 году, после чего заведовать делами стала его вдова, так как главный наследник еще не достиг совершеннолетия. Когда в 1804 году наследнику пришло время перенимать бразды правления, мальцовская империя насчитывала уже пять заводов во Владимирской губернии и еще пять в Орловской. На тот момент это была десятая часть всех стекольных предприятий России. Иван Акимович продолжил развивать семейное дело, одновременно осваивая другие отрасли, например свеклосахарное и металлообрабатывающее производство. Он же стоял у истоков крымского виноделия, построив завод, выпускавший массандровские вина.
В 1811 году Иван Мальцов продал все владимирские предприятия своему брату Сергею. В последующие годы тот активно скупал расположенные близ главного завода деревни и лесные угодья, а приписанные к этим землям крепостные должны были отрабатывать барщину на хрустальной фабрике. Так как производство у печей было крайне изнурительным, люди, в особенности вольнонаемные, часто сбегали. Чтобы хоть как-то облегчить их труд, Сергей Акимович начинал внедрять технические новшества. Купил паровую машину, которая обошлась в 18 000 рублей.
Уроки дипломатии
Решением кадрового вопроса пришлось заниматься и следующему владельцу, Ивану Сергеевичу Мальцову. Для этого он использовал связи за много лет службы в Министерстве иностранных дел. Мальцов часто бывал в зарубежных поездках по делам ведомства или же сопровождал в них императора Николая I. Каждый раз он возвращался домой с выдающимися изделиями из стекла и хрусталя, которые пополняли собой образцовую комнату на Гусевском заводе.
Кроме того, Иван Сергеевич перенимал зарубежный опыт. После его посещения богемских стекольных заводов в Праге на мальцовской фабрике удалось наладить производство рубинового стекла, выкрашенного медью. Во Франции Мальцова особенно впечатлил размах предприятий. Домой он пишет о том, что «здесь мастеровым и их семействам фирма предоставляет квартиру, садик, участок земли для использования». Вскоре похожие каменные домики появились и на речке Гусь. При Гусевских фабриках было открыто училище для детей мастеровых, обустроена больница, где лечились и люди из деревень, не относящиеся к заводским. Проблема здоровья тогда стояла остро, о чем писал местный врач: «Гусевские жители всеобще народ со слабым здоровьем, в большинстве случаев малокровные и золотушные, часто поэтому подвергающиеся различным заболеваниям».
Расширение социальной инфраструктуры помогло предприятиям Мальцовых пережить промышленный кризис, вызванный отменой крепостного права. К 1870 году на фабрике работало 360 человек, имелось две паровые машины, а общая площадь земель, принадлежавших Мальцовым, более чем в 20 раз превосходила современную территорию Гусь-Хрустального.
«При Иване Сергеевиче было основано много небольших стекольных предприятий во Владимирском крае, в Рязанской, Смоленской, Калужской губерниях. Наступил настоящий расцвет производства стекла, накопления финансового благосостояния. К 1880 году завод достиг пика своего развития. Последние свои годы по причине слабого здоровья Иван Сергеевич проводил на юге Франции. Умер в Ницце в 1880 году», — говорит Надежда Пак.
«Плафонами известен и балами, а более — хрустальными делами»
Прямых наследников у Ивана Сергеевича не было, поэтому Гусевский хрустальный завод и остальные предприятия были завещаны племяннику, Юрию Степановичу Нечаеву-Мальцову. Развивая полученное в наследство производство, Нечаев-Мальцов делал акцент на внедрение передовых технологий. К концу XIX века на Гусевской хрустальной фабрике начинают создавать вазы в технике Эмиля Галле (резьба, гравировка и травление плавиковой кислотой) и «миллефиори» (мозаичная техника). Кроме того, Нечаев-Мальцов инвестировал в ценные бумаги, был акционером крупных банков, промышленных, пароходных, золотодобывающих и других компаний.
Но настоящей страстью нового хозяина мальцовской империи было искусство. Его любимыми художниками были Васнецов и Семирадский, Поленов и Айвазовский. Неудивительно, что именно он пожертвовал три миллиона рублей золотом Ивану Цветаеву на строительство музея, известного сегодня как ГМИИ имени А. С. Пушкина. Без Нечаева-Мальцова Пушкинского музея попросту не было бы. В 1898 году Цветаев писал: «Люди колоссальных, или «громовых», как говорится в здешнем купечестве, богатств или лица, известные своею щедростью на приобретение произведений искусства, уклонились под тем или иным предлогом от помощи». По сути, единственным, кто согласился, был Нечаев-Мальцов.
Его петербургский особняк на Сергиевской улице тот же Цветаев описывал следующими словами: «Богатство и блеск обстановки дома трудно себе представить. Тут каждый стул, каждая рама, каждая канделябра... предмет искусства. И ковры, и шелковые обои, ткани на заказ по особым рисункам то в Москве, то в Лионе, картины старых западноевропейских мастеров, на лестнице мраморная группа Кановы...» Золотой зал особняка был украшен работами Генриха Семирадского. Здесь регулярно проводились званые вечера, благодаря которым Нечаев-Мальцов упомянут в альбоме русских деятелей XIX века такой эпиграммой: «Плафонами известен и балами, а более — хрустальными делами».
«В этот храм я вложил все, что мог»
Более 560 000 рублей золотом Нечаев-Мальцов вложил в Георгиевский собор, который был построен для рабочих Гусевского хрустального завода. Проект был поручен архитектору Леонтию Бенуа в 1890 году. Работы продолжались 11 лет. Заказчик лично следил за тем, чтобы при строительстве здания в неорусском стиле использовались только лучшие материалы. По задумке Бенуа, колонны собора должны были быть выполнены из чугуна, покрыты бронзовой краской и полностью расписаны цветными эмалями. Но в дело вмешался Нечаев-Мальцов, который настоятельно просил архитектора, чтобы колонны были сделаны из лабрадорита. Как себя поведет редкий камень, когда ему придется держать на себе 16-метровые потолки центрального нефа, никто не знал. При испытаниях на камне начали появляться трещины, поэтому пересчитывать нагрузку пришлось несколько раз, но в итоге заказчик все же остался доволен.
Кроме того, Нечаеву-Мальцову приходилось улаживать и чисто художественные споры. В 1895 году архитектор писал ему, что строительные леса внутри уже убраны, а сам он готов приступить к внутренней отделке храма. Бенуа не знал, что несколькими месяцами ранее Нечаев-Мальцов подписал договор на роспись внутреннего убранства храма с Виктором Васнецовым. Разногласия длились целый год, хотя Васнецов уже начал работу над масштабным (7 х 7 метров) полотном «Страшный суд», предназначавшимся для украшения западной части собора. Бенуа, со своей стороны, писал о задетом самолюбии, но в итоге ему пришлось признать, что полотно получилось удачным. Впоследствии о Георгиевском соборе Бенуа говорил так: «В этот храм я вложил все, что мог».
Будучи поклонником искусства мозаики, для Георгиевского собора Нечаев-Мальцов заказал три наружные работы из цветной смальты. Внутреннюю мозаику «О тебе радуется, Благодатная» по эскизам Васнецова исполнил петербургский мастер Владимир Фролов. Когда его спрашивали, зачем он приглашает для оформления провинциального храма столичных художников и выписывает зарубежные материалы, Юрий Степанович отвечал, что если уж в Италии есть регион Венето, куда съезжаются верующие со всей страны, то почему таким же центром паломничества не может быть и «наш Гусь».
На грани банкротства
Георгиевским собором Нечаев-Мальцов не ограничился. На его средства были построены Храм великомученика Димитрия в Рязанской губернии и Софийская церковь при стекольном заводе в Смоленской губернии. Это стоило ему еще полтора миллиона рублей. Кроме того, он выделял деньги на персональные стипендии целого ряда училищ по всему Владимирскому краю. В 1900 году при Гусевских фабриках была устроена богадельня, две школы на 700 учеников, больница на 66 коек, аптека при больнице. В некрологе Нечаева-Мальцова, опубликованном в «Новом времени» за 1913 год, было написано: «В его лице сошел в могилу один из крупных меценатов, дороживший славой родины. Он вкладывал в общественное дело не только свои капиталы, но и свою энергию и силы».
В письме одной из родственниц наследника стекольной империи, графа Павла Игнатьева можно встретить такие строки: «Дела на Мальцовских фабриках весьма запущены, так что основательно приходится думать, что, проживи Юрий Степанович еще некоторое время, он был бы разорен». Как ни странно, но хрустальное дело в начале ХХ века было малорентабельно, несмотря на постоянный рост и технические новшества. Главными производствами, покрывающими убыточность хрустального завода, были бумагопрядильная и ткацкая фабрики.
«При населении в 12 000 человек более 7000 работали на вышеперечисленных фабриках, в то время как на хрустальном заводе работало около 750 человек. К 1913 году фабрики Нечаева-Мальцова испытывали экономический кризис. Его масштабная благотворительность усугубила тяжелое положение на заводах. Заработная плата выдавалась в виде продовольствия по заборным книжкам», — пишет Надежда Пак, старший научный сотрудник Музея хрусталя имени Мальцовых. В 1917 году новый владелец создал акционерное общество «Ю. С. Нечаева-Мальцова наследник», а еще год спустя все мальцовские заводы, в том числе и Гусевская хрустальная фабрика, были национализированы.
Современные осколки империи
В 1990-е годы Гусевской завод был приватизирован, но уже к 2009 году обанкротился. После четырехлетнего простоя на территории нескольких корпусов производство хрусталя было восстановлено под брендом «Гусевской хрустальный завод имени Акима Мальцова». Сейчас предприятие, на котором работает порядка 100 человек, выпускает примерно 5000 изделий ручной работы в месяц. Во время пандемии продажи пошли вверх. Продолжена и введенная Акимом Мальцовым традиция «поделошных дней», которые теперь называются «творческими».
Георгиевский собор в качестве действующего храма просуществовал порядка 10 лет, до революций 1917 года. Затем здесь поочередно располагались Дворец труда имени Троцкого, кинотеатр, музыкальная школа и даже склад. С 1973 по 1983 год здание реставрировали, а затем отдали под Музей хрусталя. Из оригинальных интерьеров сохранился пол из метлахской плитки, колонны из лабрадорита и одна из дюжины хрустальных люстр, которая чудом пережила несколько десятилетий в образцовой комнате завода. Вместо «Страшного суда» Васнецова в советское время стену украшала знаменитая цитата Маркса о том, что религия — это опиум для народа. Само полотно сначала хранилось в экспозиции переделанного под музей Успенского собора во Владимире, а когда тот снова заработал как храм в 1944 году, переехало на хранение в Суздаль. Сейчас отреставрированный «Страшный суд» висит на своем прежнем месте. Мозаика Фролова тоже сохранилась благодаря тому, что после революции ее не сбили, а просто закрыли деревянными перегородками.
В начале 1990-х свои права на бывший храм заявила церковь, регулярно возвращаясь к этому вопросу вплоть до 2019 года, когда по итогам переговоров между Владимиро-Суздальским музеем-заповедником, которому принадлежит собор, и местной епархией сторонам удалось найти компромисс. Тем же летом в музее за час до открытия экспозиции впервые за 100 лет прошла служба с участием примерно трехсот верующих, в то время как все экспонаты остались на своих местах. В ближайшие несколько лет руководство заповедника и завода планирует еще крепче склеить некогда единые осколки мальцовской империи, объединив завод и музей единой пешеходной зоной.