Фестиваль «Толстой»: как отметят 195-летие со дня рождения писателя в «Ясной Поляне»

Екатерина Толстая руководит театральным фестивалем «Толстой» с 2021 года. До этого Толстая в течение трех лет занималась павильоном России на Венецианской биеннале и параллельно работала как искусствовед, специалист по научной экспертизе живописи конца XIX — начала XX века. В 2023 году темой фестиваля в Ясной Поляне, который приурочен к 195-летию со дня рождения писателя, стала «Анна Каренина». 8-9 июля зрители смогут увидеть одноименный балет Большого театра в постановке всемирно известного хореографа, руководителя Гамбургского балета Джона Ноймайера на специально построенной в Ясной Поляне сцене размером в полтора футбольных поля. Шеф-редактор Forbes Life Екатерина Алеева поговорила с Толстой о том, как сочетать заботу об усадьбе Толстого и масштабные идеи, почему они специально не объявляют даты фестиваля заранее и чего сейчас не хватает инфраструктуре Ясной Поляны.

— Екатерина, как вы пришли работать на фестиваль?

— Это был 2021 год — пятилетний юбилей фестиваля. В феврале он внезапно остался без руководителя, и, так как я раньше делала большие культурные проекты, меня привлекли, чтобы спасти ситуацию.

А дальше я втянулась просто из-за того, что с детства была в усадьбе. Мой папа, Владимир Ильич Толстой, был назначен директором в музей «Ясная Поляна» в 1994 году, и я с семи лет попала в музей. У меня сложились очень личные и трогательные отношения с сотрудниками, с главным хранителем дома. Все лето я проводила на местной конюшне, и как-то невозможно было не проникнуться энергетикой и волшебством этого места. Так что, конечно, я была не просто организатор со стороны, а человек, который знает и музей, и как руководить процессами. 

Одной из главных задач для меня стало сроднить фестиваль и музей. Он был создан в 2016 году по инициативе нынешнего губернатора Тульской области Алексея Дюмина. Вступив в должность, он хотел сделать какое-то яркое мероприятие, а Лев Николаевич Толстой — знаковая личность для области. До того как я начала заниматься фестивалем, он делался усилиями сотрудников музея и Тульской области, но было ощущение, что усадьба — это скорее фестивальная площадка. Мне же хотелось, чтобы музей тоже участвовал в создании проектов, был чуть больше в курсе того, что происходит, и к нему было бы более бережное отношение.

Поэтому я постаралась минимизировать количество больших сцен в центральной части усадьбы, чтобы не мешать экскурсиям. На период проведения фестиваля они не прекращаются. В прошлом году все спецпроекты были созданы уже с привлечением сотрудников. Мы организовали резиденцию, и молодые театральные коллективы приехали и неделю жили в Ясной Поляне, общались с разными специалистами, ходили с ними кто по природоохранной территории, кто по дому, кто по библиотеке, кто в архивы. Хранители читали лекции, отвечали на вопросы. 

Мне очень хотелось, чтобы проекты не были созданы где-то в Москве, Петербурге или Новосибирске, а потом привезены и как бы искусственно вписаны в территорию, а чтобы ребята могли пожить, походить, почувствовать место и иметь возможность задать вопросы профессионалам, которые всю жизнь занимаются наследием Льва Николаевича. И действительно, качество продукции и отношения всех, кто делает спектакли, абсолютно изменилось, когда они увидели, например, главного хранителя библиотеки. Трясущимися руками она показывала книжку, которую Лев Николаевич держал в руках, а в ней рассказы Гоголя. Он им ставил отметки — одному пятерку, этому двойку, а другому двойку с плюсом. 

И когда молодые актеры мастерской Брусникина, которые в этом году на фестивале снова покажут «Муравейное братство», увидели, с каким трепетом сотрудники относятся к усадьбе, они сделали проект абсолютном другим. Алина Насибуллина приехала из Москвы со словами, что она уже все решили и будет ставить спектакль про смерть, но после резиденции у нее получился невероятно светлый спектакль по «Детству», по воспоминаниям Ильи Львовича Толстого. Когда вы гуляете по усадьбе, солнышко светит, птички поют, мне кажется, ставить спектакль про смерть действительно может расхотеться. 

Одна из задач фестиваля в целом — это привлечение молодых артистов и режиссеров к наследию Толстого. Когда ты смотришь на 90-томное собрание сочинение, ты не очень понимаешь, как к нему подступиться. А когда попадаешь в это место, то все оказывается более доступно и человечно, чем эти глыбы томов. Еще и поэтому в этом году я привлекла Феклу Толстую с ее проектом «Слово Толстого», который тоже помогает молодому поколению подступиться к Толстому.

— Вы заметили, изменилась ли аудитория фестиваля с тех пор, как вы пришли и стали немножко по-другому все это делать? 

— Мы делаем акцент на том, что фестиваль должен быть открытым. Этому подчинена и наша ценовая политика. У нас очень много зрителей, которые приезжают из Орловской, Белгородской, Рязанской, Калужской областей, и когда мы продаем билеты на очень большие имена, они просто не смогут себе позволить прийти на них за ту цену, которую люди платят в Москве за «Войну и мир» в театре Вахтангова или «Анну Каренину» Ноймайера в Большом. Поэтому мы ставим цену 1200 рублей минимум и 5000 максимум за места в партере. Естественно, у нас нет идеи заработать на билетах, потому что мы вкладываем во все сценические конструкции, в привоз театральных коллективов гораздо больше денег, чем билеты способны даже в теории окупить. 

Мы много раз продумывали, есть ли возможность сделать какой-то общий билет, но каждый раз приходили к тому, что это не получится просто в силу того, что все площадки разные и нужно, чтобы человек осознанно выбирал, на что он идет. Здесь нельзя не сказать, что наш зритель невероятно благодарный и преданный, потому что пока у нас не было ни одного фестиваля без дождя. В прошлом году во второй день спектакля «Война и мир» случился ливень с грозой — но никто из зала не ушел. Мы, конечно, раздаем всем дождевики, максимально быстро пытаемся решить проблему, чтобы, насколько это возможно, люди не промокли, но это все равно мощный энергетический обмен между зрителями и сценой. И когда артисты Вахтанговского театра вышли на поклон, они все аплодировали залу, потому что видели, как люди пять часов люди сидели под проливным дождем.

Когда тексты Толстого звучат в его родовом гнезде, это воспринимается по-другому. Например, в этом году сцена будет в поле, потому что Большой театр требует больших размеров и объемов. Если смотреть Ноймайера, то у него как раз потрясающая сцена с покосом и, получается, она будет происходить на том самом поле, которое вдохновляло Льва Николаевича. Такой синтез театрального действия с тем местом, где книга была написана, действительно уникален.

— Вы говорите, что хотели добиться симбиоза между «Ясной Поляной» и теми театральными проектами, которые здесь ставят. И когда этот проект небольшой, то так и получается. Но и в прошлом, и в этом году ваши хедлайнеры — это уже существующие и очень масштабные спектакли, которые берутся и переносятся на территорию усадьбы. Как это сочетается?

— На самом деле, это звенья одной цепочки, потому что мы уже сейчас можем говорить о подготовке к 200-летию Льва Николаевича Толстого в 2028 году. И наш опыт с театром Вахтангова, с Большим театром позволяет показать, что фестиваль технически готов принимать серьезные постановки. Поэтому наш следующий шаг состоит в том, чтобы совместно с крупными театрами ставить премьеры уже специально для фестиваля. Это очень важно для того, чтобы в 2028 году мы пришли к качественному и разнообразному репертуару по Льву Николаевичу. 

Конечно, работа с Большим театром — это изначально авантюра и беспрецедентная история, потому что он никогда не вывозил историческую сцену в поле.

— Правильно ли я понимаю, что вы предложили им эту идею только в мае?

—  Еще в прошлом году мы решили, что в 2023-м темой фестиваля станет «Анна Каренина», потому что в этом году 150 лет с начала написания романа. С прошлой осени мы собирали программу, и к февралю она была готова. Но к началу майских праздников по абсолютно не связанным между собой причинам все три наших хедлайнера отказались от участия. Нам же все равно хотелось отметить большой юбилей и показать яркий спектакль по «Карениной». Тогда мне пришел в голову балет Джона Ноймайера. Я почти шутя об этом подумала и решила, что мы можем повеселить Владимира Георгиевича Урина этой авантюрной идеей. Сперва он действительно сказал, что это невозможно, но еще через несколько минут предложил нам всем подумать пару дней, насколько это реально технически. Он приостановил продажу билетов, и мы связали наших специалистов.

Я невероятно благодарна моей технической команде и нашему подрядчику «Росконцерту», которые все обдумали и сказали, что мы можем это сделать. Дальше была встреча с Большим театром, и Владимир Георгиевич даже немного напрягся, когда мы сказали, что возможно все. Он предложил обсудить конкретику, и тогда наши специалисты ответили ему, что их единственный вопрос — может ли балерина пригнуться, когда падает в люк, потому что три метра мы, наверное, все-таки не выроем.  

Так что у нас действительно будет полноценный филиал исторической сцены в поле с полноразмерной оркестровой ямой — все, как в трехчасовой спектакле в Большом. Мы построили ее за три недели. Только вертикальные декорации заменили на горизонтальные, потому что испугались на открытой местности строить такую высокую крышу и нагружать ее. 

— Как сотрудники усадьбы восприняли такую масштабную идею?

— Конечно, я не хотела никакого ущерба для усадьбы. Потому что поля, на одном из которых мы выстроили сцену, реально задействованы в ее ежедневной жизни: одни выделены под лошадей, другие под сено или клевер. Где-то специально высаживают медоносные цветы и растения для пчел, потому что у нас есть пасека. 

Но главные службы сказали, что у них есть определенное расписание, согласно которому раз в пять лет им нужно перепахивать поля. И в этом году как раз пришла очередь этого поля. Заодно я узнала, что еще через пять лет, как раз к 200-летию Толстого, мы еще раз можем его перекопать. 

Про это поле я подумала сразу, потому что в моем детстве там всегда проходили скачки. Так что, после того, как вывезем все конструкции, мы будем перепахивать поле и сажать туда те растения, которые нужны музею.

— То есть они не скрепя сердце согласились? Все-таки такой большой поток людей.

— Нет, я всегда советуюсь с ними и очень стараюсь, чтобы сотрудники чувствовали, что все это делается не в ущерб музею. Например, для того чтобы построить большую сцену, нам пришлось заниматься выемкой земли, а потом засыпать туда щебень, который потом мы вынем и вернем поле в его первозданный вид. Но сейчас музейщики ходят и говорят: «А может, не надо дорогу убирать? Она очень нам пригодится».

А к такому количеству людей музей уже привык. В дни фестиваля он не принимает большие экскурсионные группы, а например, в дом Толстого пускают всегда строго по регламенту, по 15 человек. В день есть определенный максимум посетителей. Во время фестиваля он никак не увеличивается, то есть мы не просим, чтобы дом работал дольше или в принципе что-то менялось. Все спецпроекты проходят чуть-чуть в отдалении, чтобы задействовать леса, сады, поля. Но даже там, где как-то участвуют музейные объекты, мы стараемся максимально не мешать обычной деятельности музея.

— Ни у кого нет опасений, что подобные масштабные проекты, с одной стороны, помогают популяризировать Толстого, а другой могут нанести вред усадьбе как историческому объекту?

— Это возвращает нас к вопросу того, что мы продаем определенное количество билетов и четко понимаем, какое количество людей попадут в эти дни в музей. И оно никогда не превышает определенных чисел. Да, в этом году вечерний зрительский зал больше, чем в предыдущие годы (чуть больше 1300 мест), но это спектакль, который начнется в 20:00, и обычно люди приезжают к нему специально. 

Все остальные мероприятия камерные — на 30-40 мест. Потому что мы скорее стремимся к разнообразию, чтобы люди могли приехать всей семьей и для детей разных возрастов были активности. Тогда ребенок идет на мастер-класс или на театральное представление, а родители — на лекцию или променадный спектакль. Мы не делаем из музея-усадьбы музыкальный фестиваль, где все истоптано десятками тысяч людей и все бродят от сцены к сцене. 

Сейчас спрос на билеты во много раз выше, чем возможности принять зрителей, поэтому мы даже выкладываем их в несколько этапов, чтобы люди успевали купить. Соблюдая ограничения, нужные музею, мы вынуждены расстраивать тех, кто не смог к нам попасть. Поэтому же мы не анонсируем даты заранее, чтобы люди из близлежащих регионов могли в первую очередь к нам приехать. Если ты живешь в Туле или Орле, ты спокойно за две-три недели можешь принять решение пойти на спектакль. Мне очень важна эта доступность, которая позволяет людям без московских зарплат посмотреть качественные спектакли. 

Также в этом году Большой театр и лично Владимир Георгиевич предложили сделать генеральную репетицию открытой для социально незащищенных граждан и сотрудников музея. Для меня это тоже важно, потому что при таком спросе я не могла бы гарантировать, что все они смогут прийти и посмотреть спектакль. Эта наша ответственность перед сотрудниками музея и социальная ответственность перед Тульской областью, которой мы ежегодно предоставляем квоты для одаренных детей, учителей, определенных культурных институций. 

То есть, с одной стороны, мы пытаемся, чтобы сцены наши были доступными для жителей области, с другой — мы развиваем регион, потому что понятно, что  у нас есть потребность в гостиничных номерах, в инфраструктурных изменениях.

— Сам фестиваль финансируется Тульской областью?

— Мы очень близко и плотно работаем с тульским правительством, с министерством культуры и разными службами, которые нам помогают, например, с дорогами или волонтерами, но прямых финансовых обязательств у Тульской области нет. Главным образом мы финансируемся благодаря нацпроекту «Культура», плюс привлекаем партнеров. Например, в этом году нашим партнером впервые стала РЖД.

— Если учесть, что в этом году речь про Анну Каренину, то это очень смешно. 

— Я думаю, что с самоиронией у руководства РЖД все в порядке. На самом деле, РЖД Тульской области на протяжении многих лет помогала приводить в порядок наследие Толстого. Железная дорога ведь сыграла очень большую роль в жизни Льва Николаевича и не только в его романах. В Тульской области одним из первых федеральных проектов по восстановлению старых станций  была Козлова Засека возле музея «Ясная Поляна», это было еще в начале 2000-х. Кстати, в этом году мы делаем там пластический спектакль Альбины Вахитовой. 

Так, что РЖД не просто так пришла, и мы надеемся на пятилетнее партнерство с компанией к 200-летию Толстого. Еще два наших крупных партнера — это фестиваль «Черешневый лес» в лице Михаила Куснировича, который изначально, конечно, партнер Большого театра. В прошлом году они впервые работали с нами, и Михаилу Эрнестовичу настолько понравилась «Война и мир» в усадьбе, что он решил и дальше поддерживать наши безумные идеи. 

В этом году нас впервые финансирует ВТБ, что тоже неслучайно, потому что балет Ноймайера создавался при личной поддержке главы банка Андрея Костина. Было логично, что этот спектакль он поддерживает и в Ясной Поляне. Конечно, мы привлекаем и других партнеров, потому что фестиваль растет, и его стоимость больше не укладывается в предыдущие цифры. Объемы в этом году очень большие и список партнеров, думаю, еще расширится.

Но, как я уже говорила, мне очень важно показать, что технически и административно мы можем привлекать большие коллективы для постановок Толстого. Это не значит, что мы будем каждый год делать такую большую сцену, но все-таки 2023-й — это и 195 лет Льву Николаевичу, и начало работы над «Анной Карениной». Я думаю, затем мы вернемся к меньшему залу, уйдем обратно в Чепыж под трехсотлетние дубы из поля, будем продолжать делать спецпроекты.

В предстоящие четыре года я хочу поставить несколько экспериментов: может быть, сделать что-то на воде, еще мне нравится заливной луг и природный амфитеатр в Ясной Поляне. Можно было бы попробовать немножко другие формы, чтобы к 2028 году быть уверенной, что мы способны сделать масштабный фестиваль не на одни выходные, а на целую неделю с двумя выходными. Это даст больше возможностей людям приехать и посмотреть разные проекты, а такая большая сцена, как мы строим в этом году, сможет быть задействована не только три дня. 

— Такие изменения масштаба предполагают, что вокруг должна меняться и инфраструктура, чтобы к усадьбе можно было легко и удобно подъехать, чтобы людям было где жить, чтобы они могли сходить в туалет, помыть руки, купить булочку. 

— Я очень серьезно отношусь к вопросу туалетов, и, конечно, инфраструктуру нужно развивать. Я, как организатор, уже понимаю, что на следующей год нам нужно найти партнеров, чтобы сделать, конечно, ни в коем случае не на территории «Ясной Поляны», какой-нибудь глэмпинг. Например, недалеко есть красивые места на реке Воронке, где это никак законодательно не ограничено. Мы постоянно думаем о том, как сделать посещение фестиваля и послевкусие от него наиболее приятными. 

— А у вас есть ощущение, что вы свободнее чувствуете себя в любых изменениях из-за того, что знаете это место, выросли здесь? Все-таки вы прапраправнучка Толстого, и все это немножко ваше. 

— У нас давно нет иллюзий. В 1919 году, когда усадьба была передана государству, чтобы ее не разграбили, это была осознанная инициатива семьи: ее не отнимали, ее передали. И первым комиссаром, то есть директором, была Александра Львовна Толстая — младшая дочь писателя, которая первые годы до первого большого юбилея, столетия Толстого в 1928 году, руководила музеем. 

Конечно, когда ты лично причастен к истории, ты немножко по-другому к ней относишься. И самые яркие периоды яснополянской и московской музейной жизни были тогда, когда потомки Толстого руководили музеем. Например, когда Софья Андреевна Толстая-Есенина в период войны и затем в 1950-е годы объединила Государственный музей Толстого и «Ясную Поляну». 

Моего отца, который был пишущим журналистом, назначили директором достаточно спонтанно в 1990-е годы, ему тогда было 32 года. К семье обратились жители Ясной Поляны и ближайшего региона со словами, что землю усадьбы распродают, вокруг хаос. Владимир Ильич написал большую статью по поводу того, что здесь происходит, чтобы привлечь внимание. Но привлек внимание не только к ситуации, но, видимо, и к себе. 

Конечно, когда в 1994 году он пришел в музей, это не было воспринято радужно, потому что никто не понимал, что это за молодой человек, который приехал из Москвы. Но он действительно многое изменил, начиная с совсем простых вещей. Например, раньше везде стояли машины: сотрудники оставляли их возле дома Болконского и шли на работу, у них был какой-то гараж на территории. Важно было не только убрать все это, но и снова вдохнуть настоящую жизнь, чтобы конюшня стояла не просто так, а в ней были лошади, чтобы хозяйственный двор реально действовал. 

То, что мы сейчас видим, это огромный труд многих лет и многих сотрудников. На днях был юбилей Татьяны Комаровой, которая сейчас продолжает работать в усадьбе, но с 1995 года она много лет была главным хранителем дома Толстого. При ней началась первая, огромная, подробная, очень рискованная, но оправдавшая себя реставрация дома, потому что за советские годы на перилах скопились огромные слои масляной краски и все вокруг было в таком состоянии, что приходилось снимать все эти слои абсолютного другого отношения к месту. 

Сегодня за дух музея отвечает его директор, моя тезка, Екатерина Толстая и, конечно, этот бережный и неформальный подход чувствуется во всем. И то, что мы видим сейчас, это абсолютно уникальный музей, где есть особая атмосфера и не просто в антикварном салоне купленные вещи, а реальные предметы семьи и лично Льва Николаевича.