Композитор Илья Демуцкий — Forbes: «Последние полтора года я спасаюсь работой»
Илья Демуцкий, отметивший этой весной сорокалетие, — один из самых известных современных российских композиторов, создатель футуристической оперы «Для «Черного квадрата» по мотивам оперы 1913 года «Победа над Солнцем» Михаила Матюшина и Алексея Крученых, музыки к фильму «(М)Ученик» Кирилла Серебренникова и его балету «Нуреев», поставленному в Большом театре хореографом Юрием Посоховым. Илья Демуцкий — автор более 150 музыкальных произведений, лауреат множества премий, в том числе трех «Золотых масок», Benois de la Danse, Best Composer at 2016 European Film Awards. В ближайших планах Демуцкого — премьеры в Израиле и Большом театре.
— Илья, если посмотреть на ваши произведения последних лет, кажется, что вы сейчас главный по балетам.
— Я написал шесть балетов. У нас сложилась очень хорошая команда: балетмейстер Юрий Посохов, я как композитор. Режиссером наших первых постановок в Большом был Кирилл Серебренников: в 2015-м мы сделали «Героя нашего времени», в 2017-м — «Нуреева». В 2020-м — «Чайку», там режиссером выступил Александр Молочников.
— А балет «Габриэль Шанель» со Светланой Захаровой?
— Премьера «Шанель» на мою музыку в постановке Посохова состоялась в Большом театре в июне 2019-го. Продюсировала проект компания MuzArts, не Большой театр.
В 2019-м в США на мою музыку поставили балет «Анна Каренина». Это была копродукция труппы Joffrey Ballet и Австралийского балета. Премьера прошла с успехом, все было sold out. В феврале 2023 года «Анну Каренину» показали в Чикаго, потом в Вашингтоне. Недавно я получил от Joffrey Ballet (им принадлежат права на прокат спектакля в США) письмо, что в 2024-м они повезут балет в Калифорнию.
Я, конечно, рад быть балетным композитором, но одновременно расширяю амплуа, поэтому сейчас вписываюсь в разные проекты. В 2022-м написал скрипичный концерт для Вадима Репина, премьера была на Транссибирском фестивале в Новосибирске, а потом в Москве, в зале Чайковского. А в марте этого года в театре «Гешер» в Тель-Авиве прошла премьера спектакля «В гостях у предков», по произведению израильского классика Меир Шалев. Меня пригласили написать музыку. Получилось симпатично.
— А вы сталкивались с запретом вашей музыки?
— В Чикаго, в большом концертном комплексе Lyrics Opera House в феврале этого года стояли демонстранты, осуждавшие русские имена на афише — мое, Юрия Посохова, который уже лет 30 живет в США, и до кучи — Льва Толстого. Но спектакли отменять не стали, и они прошли с величайшим успехом.
Потому что все равно культура важна, и взаимное понимание идет через культуру. Мы против любого разрушения. Но, к сожалению, русские художники с этим сталкиваются постоянно.
— Как изменилась ваша жизнь за последние годы?
— Последнее время у меня шли крупные проекты — балеты, оперы, каждый требовал восемь-десять месяцев довольно плотной работы. Из-за ковида что-то перенеслось, что-то отменилось, и я перевел дух, расслабился и отдохнул. Жил на даче в Ленинградской области, сочинял в свое удовольствие. По сравнению с тем, что случилось позже, то время сейчас кажется идиллическим. Последние полтора года я спасаюсь работой. Кто-то ходит к психологу, принимает антидепрессанты, фокусируется на близких. Я работаю.
— Каким образом строятся ваши отношения с театрами? Вы приходите с заявкой, с готовой музыкой?
— В начале формируется команда. Центральная фигура — хореограф, балетмейстер. Это его привилегия — пригласить композитора. Так принято во всем мире. Мне повезло, что мы с Юрием Посоховым на одной волне и с большим уважением относимся к тому, что каждый из нас в своей области делает.
Команда определяет тему балета, будет ли это биография, как в случае с «Нуреевым» и «Шанель», или фикш, как было с «Героем нашего времени». Или что-то абстрактное без определенного сюжета. Однажды Юра Посохов попросил написать некий симфонический опус без сюжета. Но, когда я ему показал материал, посоветовал «подложить» под музыку «Оптимистическую трагедию» Всеволода Вишневского, которую я до того момента даже не читал. Удивительно, но все совпало. В результате получился балет. Пусть он одноактный, на 35 минут, но история сложилась. Такое тоже бывает.
В команде мы обсуждаем либретто, конкретные сцены, героев, тайминг. Я должен понимать, будет ли там дуэт, любовная сцена, страсть или ненависть. И после этого начинают складываться музыкальные кирпичики.
— А как вы относитесь к тому, что уже есть современные балеты «Чайка» и «Анна Каренина» Родиона Щедрина?
— У Щедрина другой язык, эстетика, другое все. У меня — свои эмоции и состояния. Не надо стесняться делать что-то новое. «Лебединое озеро» — стопроцентно авторское высказывание. Но почему бы не покуситься на это «священное чудовище»?! Надо пробовать, переосмыслять — это нормальный процесс развития искусства.
— Есть ли связь между музыкой к балетам и музыкой в кино?
— Меня упрекали, что «Анна Каренина» похожа на симфоническую музыку в кино. Действительно, мне важна картинка. В моей музыке все бурлит, и она может сделать визуальный образ чрезмерным. Но при этом я вижу разницу между тем, что делал в кино (я много работал в документальном кино, в меньшей степени в художественном), и тем, что делаю в театре. В кино музыка на втором плане, в балете — наоборот, и я этого не стесняюсь.
А вот что я совершенно точно позаимствовал из кино, так это темп работы. По меркам нашей композиторской индустрии я довольно быстро пишу и четко соблюдаю дедлайны.
— Вы учились в консерваториях Санкт-Петербурга и Сан-Франциско. Чем отличаются русское и американское музыкальное образование?
— В моем случае они друг друга дополнили. Помимо петербургской консерватории, я закончил Хоровое училище имени Глинки. В России очень сильное хоровое и дирижерское образование. Дирижер должен быть универсальным музыкантом: играть на инструментах, петь, знать сольфеджио, историю музыки и так далее. Имея этот базис, я в 2007-м поехал на композиторский факультет в Консерваторию Сан-Франсиско. По многим предметам мне ставили оценки автоматом, я учился только тому, что мне было интересно, например практике оркестровки. Я получил доступ к прекрасной библиотеке, где были партитуры всего чего угодно. Там могли достать любые ноты, заказывали из других библиотек. В Петербургской консерватории нам могли дать старенькие ноты на 10 минут и при этом просили не сильно их листать, так как они могут рассыпаться.
Еще в Америке учили менеджменту: общаться, договариваться с исполнителями, организовывать собственные концерты. Продвигать и продавать себя. Советовали сделать профессиональную фотосъемку, собственный сайт, написать CV на нескольких языках в нескольких вариантах, кратком и расширенном. Это были полезные знания, я за это благодарен. Свой выпускной концерт я не только написал, но и спродюсировал: нашел женский хор, музыкантов.
— Какие у современных симфонических композиторов самые желанные заказы — Голливуд?
— Голливуд — это другая индустрия, в США есть университеты, которые готовят композиторов для большого экрана. В современной симфонической музыке много направлений, и трудно назвать одного самого желанного заказчика для всех. Есть музыка экспериментальная, электронная и более традиционная. В США главный заказчик — университеты, потому что у каждого есть оркестр и хор. Церкви постоянно заказывают композиторам музыку. Есть филармонии, симфонические оркестры городов, оперные центры. С балетом сложнее.
В этом году в университете Иллинойса возобновят оперу «Для «Черного квадрата». Ее премьера в Москве состоялась в 2018 году в Третьяковской галерее, на фоне настоящего «Черного квадрата».
— Есть ли у вас планы в Москве, в Большом театре?
— В ближайших планах — постановка оперы «Блистающий мир» по Александру Грину. Уже нащупали режиссера, который может ее сделать. Музыку я сдал театру еще в 2020 году, но вот как раз из-за карантина, смены команды реализация откладывалась. Надеюсь, она состоится в конце следующего года.
Я работаю над несколькими симфоническими концертами, в том числе для альта, и готовлюсь к старту двух балетов. Это будут постановки с крупнейшими компаниями мира, от таких предложений не отказываются.