К сожалению, сайт не работает без включенного JavaScript. Пожалуйста, включите JavaScript в настройках вашего браузера.

Режиссер Александр Сокуров — Forbes: «Режимное государство нуждается в гениях»

 Александр Сокуров (Фото EPA / FABIO CIMAGLIA ITALY OUT / ТАСС)
Александр Сокуров (Фото EPA / FABIO CIMAGLIA ITALY OUT / ТАСС)
Александр Сокуров — кинорежиссер, педагог, народный артист России. По решению Европейской киноакадемии его имя внесено в список 100 лучших режиссеров мира. В интервью Forbes Life Сокуров рассказал, какую стратегическую задачу решают власти, устраивая массовые гонения на выдающихся деятелей культуры, и что сама культура может противопоставить политике

 Сокуров — создатель авторского киноязыка на стыке документальности и художественного преображения реальности, где исследуется тема человека и его судьбы. Пятикратный участник программы Каннского фестиваля, восьмикратный лауреат премии ФИПРЕССИ, обладатель «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля за фильм «Фауст», лауреат двух премий «Ника» («Фауст», «Русский ковчег»), трижды лауреат премии ТЭФИ. 

В 2011 году Александр Сокуров набрал режиссерскую мастерскую в Кабардино-Балкарском университете. Фильмы выпускников мастерской — Кантемира Балагова, Киры Коваленко, Александра Золотухина, Владимира Битокова и Малики Мусаевой  — отмечены наградами российских и международных кинофестивалей. Так, на фестивале в Каннах в 2019 году Кантемир Балагов, создатель фильма «Дылда», получил приз за режиссуру в секции «Особый взгляд».

Отдельной строкой в творчестве Сокурова стоит тема больших музеев, помимо фильмов («Русский ковчег», посвященный Эрмитажу,  и «Франкофония», посвященная Лувру), Сокуров совместно с Эрмитажем создал инсталляцию «Lc. 15.11-32», посвященную «Блудному сыну» Рембрандта, показанную на Венецианской биеннале в 2019 году, а затем — в Главном штабе Эрмитажа. Сокуров — член Комиссии по культуре и искусству при президенте Российской Федерации, член Комиссии по сохранению культурного наследия при правительстве Санкт-Петербурга. Лауреат премии Всероссийского общества защиты памятников культуры в номинации «Подвиг», член попечительского совета Государственного Эрмитажа. 

 

— Сейчас понятие «культура» оказалось крайне политизированным. Возможно ли сегодня существование культуры без политики?

— Начну издалека: в декабре 2014 года в Кремле на большом совещании присутствовали члены правительства, главы всех регионов. Было очень торжественно. Президент представил предтечу закона о культуре — «Основы государственной культурной политики в Российской Федерации». В России много лет ждали принятия закона о культуре. О ее защите. Мне казалось, что это важный первый шаг. Министры, бюрократы-управленцы слушали президента с нескрываемым раздражением. Что еще выдумали, кому это нужно? 

 

В этом документе было приведено такое, например, определение: «Культура — совокупность формальных и неформальных институтов, явлений для распространения духовных ценностей, этических, эстетических, интеллектуальных, гражданских... для сохранения и развития всех видов творческой, гражданской деятельности людей».

Самое опасное в вашем вопросе — слово «сегодня». Культура сегодня, конечно, существует. Вяло существует. В основной, академической форме, которую пока еще трудно «отменить». Возраст культуры велик. Нам трудно представить, когда она стала влиять на людей, когда государство само осознало, что культура — это еще и инструмент управления обществом, людьми. Были времена, когда для государства это значило гораздо больше, чем сегодня. Я имею в виду не только российскую жизнь, но и европейскую. А в целом — мировую, где, как вы знаете, настроения «отменить, убрать и выбросить» неожиданно стали распространенной нормой.

Уверен, что развитие культуры — это истинная и главная цель существования демократического государства. Норма. Экономика страны, социальные блага, защита территории — все важно. Но только сохранение и преемственное развитие культуры гарантирует цивилизованную форму существования вместе большого числа людей. Мы знаем, что происходит с людьми, когда они не могут объяснить сами себе цель своего существования. Мы догадываемся, что происходит с военными, когда они воюют и убивают других.

 

Культура — это практический способ утверждения принципов гуманизма. С ее помощью мы сохраняем гуманизм в человеческом обществе — от его маленькой ячейки (семьи) до национальных групп и государственных конструкций. Существование культуры и в социальной сфере позволяет нам оставаться людьми. Там, где существует укорененная культура, она оказывает влияние на все, в том числе и на государственный аппарат, на армию, на науку, на взаимоотношения внутри профессиональных сообществ. Это и скелет, и кровеносная система человеческого общества. Гарантия мирного сосуществования.

— В эпоху СССР за культурой осуществляли строгий идеологический надзор, однако разрешенное государство возвышало, всячески подчеркивая, что к культуре нужно тянуться и стремиться, в целом утверждая, что культура обществу необходима. Характеристика «некультурный человек» была однозначно негативной. Зачем сейчас сознательно уничтожается эта установка?

— И опять — важное слово «сейчас». Если обращаться к истории, основательный анализ функционирования культуры и ее высшей формы —  искусства — в условиях, например, советского социализма и до сего дня, еще не сделан. Но очень простой ответ может звучать так: государству со склонностью к тоталитаризму искусство необходимо. А для «демократических» систем искусство — «необязательно».

Демократическое государство просто обеспечивает общий средний уровень художественной и социальной культуры, в то время как классическое тоталитарное государство, конечно, через искусство контролируемое демонстрирует свое всесилие, а также и преимущества, и лучшие стороны своего политического режима. Именно поэтому тоталитарная власть нуждается в художественных авторах высокого уровня.

Режимное государство нуждается в гениях, терпеливо к ним относится. В условиях сталинского режима погибло множество людей, но в сфере культуры ряд выдающихся фигур были осмысленно абсолютно неприкосновенными. В тоталитарном государстве есть вынужденная чувствительность к значимым фигурам. Это часто касается и науки.

 
Инсталляция Александра Сокурова в павильоне России на Биеннале в Венеции, 2019 (Фото Giuseppe Cottini·NurPhoto via Getty Images)

Люди, изучающие этот процесс, наверное, скажут, что я предельно упрощаю. Но я сам прожил большую часть жизни в условиях тоталитарного государства и жестко им преследовался. Все мои фильмы были запрещены для показа в Советском Союзе. Это давление я испытал на себе, знаю предметно, как это выглядело.

В условиях сложной и странной формы «демократии», в которой сегодня существует наша страна, необходимости в системном развитии культуры и обнародовании рождающихся новых произведений искусства — нет. Учтем, что в советский период культура была важнейшей частью идеологической коммунистической программы, которая включала в себя ликвидацию всеобщей неграмотности, отделение церкви от государства, электрификацию, индустриализацию. Это была подробная программа развития народной России, которая пребывала, конечно, в ужасающем состоянии. Романовский монархизм обрушился, а большевики, как ни странно, начали именно с нее, с культуры. Хотя те, кто знает поименно, кто именно начал заниматься этим вопросом после революции, скажут, что это не странно.

Возвращаясь в наши дни, скажу, что, несмотря на декларации и конституционные гарантии, культура не только не остается в наше время приоритетом для российского государства, но даже не стала желаемым направлением. И люди, работающие в области культуры, в глазах государства не отличаются от людей других специальностей — сантехников, строителей, военных, силовиков. Они такие же винтики в государственном механизме. Это просто обслуживающий государство персонал.

В сегодняшней общественно-политической практике «демократических государств» отсутствуют усилия по поднятию всеобщего социально-культурного уровня. «Демократы» полагают, уверены, что это происходит само по себе. И для «демократов» политика важнее культуры. В СССР компартия системно, как могла, вела аналитическую и практическую работу в этом направлении. У коммунистов место религии заняла культура. Сегодня культуру в России заменяет религия. Идиотизм.

 

Мне кажется, что сегодня в России никакие разговоры с руководством страны, попытки убедить изменить отношение к культуре, не приводят ни к чему. Вектор движения нашего государства направлен в какую-то другую сторону. В случае с Россией такая политика — это превращение страны в минные поля.

Я уже говорил, что несколько лет назад присутствовал в Кремле на совещании, где президент Владимир Путин декларировал и обозначал «Принципы развития культуры в Российской Федерации». Повторяю: я заметил недоумение и негодование на физиономиях почти всех присутствующих начальников. Они совсем не понимали, о чем говорит президент, к чему он призывает. Это было полное неприятие бюрократической элитой страны тех принципов, которые декларировал тогда глава государства. И в результате из-за огромного сопротивления административной бюрократии и спецслужб закон о культуре так и не появился. С бюрократией не могли справиться ни Николай II, ни Борис Ельцин, ни Иосиф Сталин, ни Владимир Путин. Бюрократия в России давно стала силой и уже даже классом, с которым невозможно вести мирные переговоры.

Все, что мы как профессиональная среда можем делать сейчас легально для сохранения культуры, — это хотя бы отстаивать отдельных выдающихся людей и много реже — художественные направления. Поэтому я и написал обращение к общественности после снятия Андрея Могучего с поста худрука БДТ.

Вышвыривание ведущего российского режиссера из одного из ведущих театров страны, когда этот театр под его руководством находится на взлете, — это деморализующий факт. И, я бы сказал, что это факт нападения бюрократии на государство, на общество. От таких людей, как Андрей Могучий, слишком многое зависит: уровень культуры, развитие молодежи, наличие цивилизованной среды в обществе в целом. Поэтому мы обязаны возвышать голос и защищать их. И это единственное, что остается.

 

В эти дни разворачивается судебное преследование еще двух театральных мастеров — Евгении Беркович и Светланы Петрийчук. Всякое судебное преследование за художественное творчество недопустимо. А преследование женщин по политическому мотиву, посадки женщин, да еще с детьми — безнравственно по определению. На днях повесили замок на двери театра еще одного ведущего режиссера — Льва Додина. Да, такого масштаба давления на культуру не было даже в советский период борьбы компартии с диссидентством.

В обозначенном ранее президентском документе сказано еще и такое: «Целью государственной культурной политики является укрепление единства российского общества через интеграцию культуры во все слои общественного устройства». Понимаю, что на фоне разворачивающейся «спецоперации»* странно читать о сохранении культуры. Но я пока еще не сошел с ума.

В сложной ситуации я пытаюсь позвонить по какому-нибудь «высокому» телефону, но меня не соединят с высокопоставленным начальником. Могу написать. Но на мои письма никто не ответит. Последние полтора года я по целому ряду общественно значимых проблем обращался к главе Совета Федерации, губернатору Санкт-Петербурга, к премьер-министру страны, к президенту, к прокурору Санкт-Петербурга. Не получил ответа ни от одной из инстанций, хотя по закону мне должны были ответить. Я увидел, что как гражданин я уже исчез, меня отменили.

Но я сам себя не отменил.

 

Защита основ культуры остается и моей ремесленной, а не только гражданской задачей. Я из последних сил защищаю свой цех: тех, кто еще не уехал, кто еще работает в России, моих молодых коллег. Потому что исторический опыт показывает: и армия может проиграть сражение, и государство может рухнуть. И на руинах народ будет спасать только культура. Даже ее осколки.

— Почему идут личностные нападки в адрес конкретных художников?

— Нападки на деятелей культуры не должны удивлять. Партийные политики и пропагандисты привели общество Российской Федерации в состояние крайней невротики, можно сказать, ввели в общественное сознание запредельную дозу политической неврастении. Этого делать ни в коем случае нельзя в такой стране, как Россия, которая вброшена в период климатических перемен, распластана на огромных площадях. Живет в нескольких часовых поясах. В стране, где все еще очень низкий уровень социальной культуры, где десятки миллионов людей живут ниже прожиточного минимума, контрастная религиозность, политическая невротика — яд.

Политики кричат «пожар» в надежде, что он все-таки разгорится, чтобы они потом могли говорить: «Мы ведь предупреждали!» Это грязная тенденция, в сущности, разрушающая жизнь общества и государства.

 

Давление по проблемам культуры на президента оказывается. Давайте учтем: наш президент довольно далек от культурной сферы, как мне кажется. Борис Ельцин социально и по образованию тоже был далек от культуры, но она его активно интересовала. Неоднократно он откровенно говорил мне, что не все понимает в развитии культуры в России. Просил помочь в чем-то разобраться. 

Я уверен, что когда на президента оказывают давление в решении вопросов культурного развития, он обязан вставать на сторону культуры. Это его конституционный долг.

— Большим культурным институциям — государственным музеям и репертуарным театрам — сокращают финансирование, предлагая зарабатывать самостоятельно. При этом театры вынуждены исключать из репертуара кассовые спектакли уехавших режиссеров. Или, наоборот, прокатывать их, убрав имя автора с афиш и программок, взвинчивая при этом цены, тем самым делая их недоступными для обычного зрителя. Музеи отменяют выставки неблагонадежных художников. Как это все влияет на общество?

— Опять же я отвечу упрощенно, и это личная позиция, тем более что живу я в провинциальном городе, в Санкт-Петербурге. Это еще один провинциальный город в огромной стране. Но он — витрина.

 

По закону, по госзаданию ответственность за состояние «культурного хозяйства» лежит на федеральном Министерстве культуры. С точки зрения общества Министерство культуры представляет культуру перед правительством и бюрократией государства. Поэтому оно должно защищать интересы культуры. Да и с точки зрения государства (и оно это декларирует) основная задача Министерства культуры — развитие культуры, а вовсе не надсмотр или внедрение в свои ряды сотрудников государственной безопасности для создания фильтров. С помощью субсидий государство стимулирует именно развитие.

Мы догадываемся, что большая часть вопросов в Министерстве культуры сейчас решается именно «специалистами надзора» с воинскими званиями, которые там активно работают. Нет сомнений: это мешает развитию художественной культуры, образования и науки, провоцирует деструкцию. Не надо защищать государство от культуры, защитите культуру от разогретого государства.

Мы понимаем, что сейчас страна ведет «спецоперацию», происходит перенаправление финансовых масс, идет разрушительная политизация сознания людей. Миллионы граждан раздражены безмерно. Озлобляются. Именно поэтому у людей такая жуткая реакция на некоторые произведения, которые в другое время были бы восприняты с терпимостью, с разумным пониманием.

И в такой исторический период Министерство культуры должно предпринять решительные шаги по защите интересов культуры — это политическая, юридическая, экономическая и профессиональная помощь со стороны Минкульта: обеспечение хотя бы минимума финансирования. Эти шаги принципиально важны. Не подпевать хору экстремистов, а защищать. Гарантировать поддержание государственных театров. И не должно быть никакой цензуры.

 

В соответствии с Конституцией РФ ведомственные распоряжения не могут отменять конституционные нормы. Задача культурного ведомства — привести всю систему культуры в спокойное состояние, сделать так, чтобы все институции продолжали работать, несмотря ни на что. Надо дать возможность всем, у кого есть что сказать — сказать, совершить. А вот не давать такой возможности — это преступление против многонациональной культуры России. 

Закрывать спектакли по политическим соображениям и использовать политические инструменты для регулирования жизни культуры запрещает закон. Какими разными не были бы настроения в обществе, нужно обеспечивать «конституционную квоту» на терпимость, на мир внутри страны. Эту задачу обязано осуществить государство с помощью защитительных мер. Культуру надо защитить от политики и от политиков.

Возможно, я сошел с ума, что все это я говорю, но сейчас еще возможно что-то сделать. Пока еще можно, пока мы не вошли в состояние жесткого гражданского противостояния. А это может произойти.

Кажется, Гете в свое время сказал, если ты на стороне большинства, подумай, в чем ты не прав. То есть те люди, которые возражают против современного политического курса, имеют право на выражение позиции во всех аспектах. Никого нельзя высылать или объявлять «иностранными агентами», нельзя изменять конституционный статус гражданина. Унижать, оскорблять, травить уехавших из страны — противозаконно. Повторяю: на это нет законных оснований. Нет вины протестующих в том, что политический курс резко изменился.

 

Гражданин, если он гражданин, не только имеет право на открытое выражение несогласия с политическим курсом государства, но и обязан свое мнение открыто выражать. Нельзя менять масштаб политики, договорившись с одной партией. Открытое выражение несогласия с политическим курсом правящей партии, если такое появляется, — это обязанность гражданина. Не только право.

В статье 21.1 Конституции РФ написано: «Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления». А в статье 29.3 Конституции РФ значится: «Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них». Все, что против несогласных граждан предпринимается, — это политическая агрессия тех, кто отвечает за так называемую идеологическую работу государства или правящей партии. В конечном счете — за мирную общественную жизнь.

Только систематическая работа по воспрепятствованию яростной политизации общества хоть как-то может отдалить момент начала страшного гражданского противостояния на территории федерации. Мы нуждаемся в мирном государстве. Мне кажется, русские люди — государственники. Я — государственник. Нужно срочно снять политическое противостояние, напряжение в такой сложной стране, как Россия. К нему может прилипнуть еще и фактор межрелигиозной розни.

Прочтите действующую конституцию — большая часть действий в общественно-культурной сфере, которые сегодня предпринимают политики, входят в противоречия с ней. К тем, кто рядом: обратитесь к президенту — гаранту конституции, спросите, почему это все происходит. 

 

— В вашем фильм «Франкофония» задается вопрос: почему искусство не хочет обучать нас предвидению? Но ваш мультимедийный проект, посвященный истории «Блудного сына» Рембрандта на Венецианской биеннале 2019, а затем его версия в Эрмитаже «LK 15, 11-32 Рембрандт Посвящение. Александр Сокуров», или, например, театральный сериал Андрея  Могучего «Три толстяка» учат, причем громким голосом и понятным языком. Почему предвидение остается непонятым?

— Некоторым избранным художникам свойственно предвидение. Но я всего-навсего ремесленник, я не политик. У меня нет доступа к официальным средствам массовой информации, я свою позицию могу выразить только вам. К оппозиционным СМИ я не обращаюсь, потому что знаю их ироничное, негативное отношение ко мне. В 2006 году я говорил о неизбежности конфликта с Украиной, с Казахстаном. К этому никто не прислушался, что, наверное, естественно. Мне кажется, не только я один говорил и предупреждал о том, что мы вступаем в сложнейший этап конфронтации. Об этом постоянно говорил и наш великий Солженицын.

Кадр из фильма Александра Сокурова «Франкофония», 2015

Каждый политический шаг государства, который не обсуждается в обществе и не осмысляется именно обществом, приводит к необратимым ошибкам. Беда, если не было общей политической дискуссии в стране, не было открытой дискуссии с оппозицией и просто с людьми, высказывающими другую точку зрения на функционирование государства. Не было открытой дискуссии. А значит, люди, живущие, например, в отдаленных местах на Урале, в Поволжье, на Дальнем Востоке и тем более на Кавказе, где все уже замуровано и закрыто, совершенно не понимали, что происходит в стране.

Эти миллионы людей, граждане, не имели ни малейшего представления о том, в какой сложный исторический этап вступает страна. Более того, многие не осознавали, что в Российской Федерации федеративные принципы уже почти не работают. Мне так и сказал как-то Дмитрий Медведев, о чем вы говорите, Федерации давно нет. И когда я на Совете по правам человека говорил президенту, что нужно срочно решать культурно-национальные вопросы, он отвечал, что я «начинаю раскачивать лодку»… Но лодку давно уже бросает на волнах.

 

Обсуждение культурно-национальных вопросов нужно проводить немедленно. Например, «кавказская проблема» нуждается сначала в дискуссии в профессиональной исторической среде. Надо разобраться, что мы натворили в XIX веке на Кавказе, что там натворил дом Романовых. Эти страшные кавказские войны, когда сотни тысяч людей, целые народы бежали из России в Иорданию, Турцию и дальше... Сколько погибших в этих войнах. Не счесть. Знаю: на Кавказе никто ничего не забыл, хотя, казалось бы, прошло больше ста лет. Ничего, ничего не забыли чеченцы. Предъявление счетов впереди. И даже все то «положительное», что туда принесла советская власть и русская культура, не заглушат эту непроговоренную историческую боль. Национальное самосознание народов Кавказа требует проговоренности травм, нужно начинать называть вещи своими именами.

И разве только на Кавказе? Судьбы поморов, води, северных народов, угро-финских групп — не перечесть. Партийные политические инструменты сегодня уже не в силах решать эти проблемы. Это по силам только гуманитарным инструментам. Кольца вокруг русских людей сжимаются. Русским никто ничего не простит в семье Российской Федерации.

— Культура в состоянии это решить?

— Не знаю. Не знаю. Деятели культуры должны перестать бояться. Легко сказать: как это сделать? Граждане боятся говорить и обсуждать то, что происходит вокруг. Государства боятся. Властей боятся. Тюрьмы боятся. Парламента боятся.

 

Как правило, люди, оппозиционеры, которые сегодня высказывают претензии к деятельности руководства страны, все время обращают внимание на самые сложные, укоренившиеся проблемы. Указывая на проблему, нельзя нанести ущерб стране. Власти, игнорируя мнение граждан, поступают подобно врачу, который, делая операцию на одном органе, видит, что поражены и другие. При этом только хмурится: нет, говорят «штатные» врачи российского государства, давайте зашьем, может, рассосется.

Сегодня культуре, в том числе и в Европе, угрожает политическая дегуманизация. Это системный кризис. Страх перед проблемами. Повторяю: политические, партийные инструменты сегодня не могут решить накопившиеся задачи. Это по силе только гуманитарным инструментам. Это очевидно.

Мне кажется, эту системную беду должны были бы заметить и спецслужбы России, если бы они не занимались совсем другим. Наверное, я все же схожу с ума! Идет «спецоперация», а я твержу о гуманитарных принципах, но, по сути, я думаю о том, что будет в будущем. Избавь нас от лукавого.

— В демократических обществах нет понятия государственной культуры, но существуют частные формы поддержки или государственно-частное партнерство. Получается, таких инструментов вполне достаточно для поддержания культуры?

 

— Культуру могут защитить только общепринятые системные принципы, которым государство и общество будут следовать многие годы. Уверен, государство существует только для того, чтобы сохранить соответствующий уровень цивилизованности, просвещенности граждан. Система развития культуры с помощью множества форм частной поддержки работает в благополучных странах. Это и фонды, аккумулирующие средства, и индивидуальные вклады очень состоятельных людей, которые так оптимизируют свои налоги. Известно, что во многих государствах нет министерств культуры.

Финансово обеспечивают культуру, в том числе и кино, только две страны — Россия и Франция, если не ошибаюсь. Франция это делает еще и для того, чтобы защищать национальную культуру от влияния американцев. Например, мои продюсеры получали деньги от французского государства на фильм «Франкофония» через департамент кино Министерства культуры Франции. Это помимо частных вложений.

В России сейчас все фонды, обеспечивающие культуру, закрылись. Люди, частным образом участвовавшие в развитии кинематографа, или, я даже сказал бы, в содержании кинематографа, покинули Россию. Сегодня никто не говорит, сколько средств вложил Роман Абрамович в развитие отечественного кино, и в дебютное. Многие молодые кинематографисты в России связывали только с его помощью будущее дебютного кино, будущее фундаментального, сложного кино.

Теперь все изменилось. В условиях финансирования кинематографа со стороны Министерства культуры, которое контролируются извне, не может быть речи о развитии разных жанров, художественных направлений. Жесткая политическая государственная цензура.

 

Наш петербургский Фонд дебютного кино «Пример интонации» существует уже 10 лет. Сейчас, кажется, это чуть ли не единственная структура негосударственного профиля, помогающая молодым. Но как долго в нынешних условиях мы просуществуем теперь — уже не знаю.

За эти 10 лет мы сняли и предъявили зрителям короткометражные игровые фильмы, полнометражные документальные фильмы, полнометражные игровые фильмы. Все эти работы участвовали в программах российских и международных кинофестивалей, были показаны в кинотеатрах нашей страны. В настоящее время наш фонд заканчивает производство дебютного полнометражного игрового фильма молодого режиссера из Екатеринбурга Антона Елисеева.

Кадр из фильма Александра Сокурова «Сказка», 2022

Вспомнил сейчас. Во время Отечественной войны советское государство не сокращало поддержки кино: выпускались большие постановочные, исторические, дорогостоящие игровые фильмы, полнометражные игровые, огромный объем военной хроники, документального кино. Если бы не эти усилия государства в те годы, не видать бы нам послевоенного взлета советского кино. Советское государство развивало киноиндустрию. Государство, предающее кинематограф, — это государство, страна, убегающая с поля боя. 

— Покажут ли ваш новый фильм «Сказка» в России?

 

— По всему миру он идет, в европейских странах идет, хотя я русский гражданин и живу в России. Там смогли оценить художественные достоинства нашей киноработы. Когда мы делали «Сказку», я понимал, что даже подавать заявку на финансовую поддержку этого замысла в Минкульт бесполезно. Диалога не будет. Слишком сложный фильм, слишком художественный замысел, слишком новаторское решение. Деньги собирали с мира по нитке. Это заслуга директора фонда «Пример интонации» Николая Янкина. Он решал сложнейшие экономические и организационные, международные вопросы. Фильм сделали.

Огромный вклад моих молодых коллег из Сибири, северных областей России, из Петербурга. Они стали мастерами мирового уровня. Задачи, которые решали они, никто в мире не решал. А работали на обычных аппаратах и программах. Может, ни я, ни этот фильм и не нужны в России, может, у нас в стране уже нет для него зрителя. Но зато мы показали молодым кинематографистами и в России, и в мире, как возможно развивать кино.

Мой спокойный «пессимизм» связан с тем, что у меня выработалась многолетняя привычка: мои фильмы не разрешали к показу в Советском Союзе, сегодня мое положение мало изменилось. Мой русский поезд уже ушел. Но я еще жив.

— Ваш фильм «Скорбное бесчувствие», снятый в 1986 году, сейчас появился во многих подборках, его рекомендуют к просмотру как созвучный текущему времени. 

 

— Работа над фильмом «Скорбное бесчувствие» была прекращена во время съемочного периода в 1983 году — приказ из Госкино и инициатива директора «Ленфильма». Прошло несколько лет, и со сменой политического курса в Советском Союзе мы досняли этот фильм и предъявили зрителям. Мне не понятно, почему права на этот фильм принадлежат «Ленфильму». Ведь именно эта студия отказалась от него, сделала все, чтобы уничтожить его.

Сегодня невозможно посмотреть этот фильм в достойном качестве. Та же судьба у моих документальных фильмов, финансировавшихся государством. К сожалению, «Скорбное бесчувствие» в собственности как у Госфильмофонда, так и у «Ленфильма», а на этой студии нет возможности заботиться о возвращении к зрителям моих работ. Впрочем, это участь всей киноколлекции «Ленфильма».

Кадр из фильма «Скорбное бесчувствие», 1986

«Скорбное бесчувствие» нуждается в реставрации, в создании цифрового варианта. Фильм есть только в плохой, старой версии на пленке. Валяется где-то в архиве. В интернете очень плохая пиратская версия. Этот фильм надо смотреть на большом экране. Повезло мосфильмовским режиссерам, их фильмы «Мосфильм» все отреставрировал и успешно показывает в стране, а тут ленинградско-питерская провинция.

В «Скорбном бесчувствии» важна тема модерна. Попытка разобраться, что это за стиль: как эстетический и общественно-философский. Важно задуматься, на что этот стиль опирался, был ли востребован в развитии мировой культуры. Он недаром получил такое короткое название — «модерн»: обновление, рывок вперед.

 

Мы знаем, что классика, античные формы культуры, искусства были глубоко связаны со своим временем, с жизнью общества. Эти формы очень долго развивались. А модерн появился как-то внезапно и сложился в уникальный, универсальный стиль. Модерн — это как стремительное развитие: вдох и выдох. Стиль, который очень быстро из визуальной эстетики перешел в большое гуманитарное пространство. А тут внезапно родилось кино: европейское пиршество. Но Первая мировая война остановила это развитие. Как всегда, война разрушает. Хотя потом, когда завалы разбираются, на руинах вроде начинает расти что-то новое, «инвалидное».

На самом деле войны не стимулировали развитие культуры, искусства. Может, развитие технологий, науки, военной промышленности, авиации, транспорта, финансов и даже политических отношений — но войны не давали развития искусства. Потому что они убивали авторов. Война убивает авторов, сжигает корневые культурные направления, потому что погибают ведущие или могущие стать лидерами фигуры. Целые направления погибают. Надо запретить политические вопросы решать военным способом, а армии преобразовать в силы по спасению людей в критических ситуациях.

Сейчас же происходит моральное опустошение миллионов людей. Зверства. Странно ли, что Россию редко узнают по науке, образованию, по экономике или госуправлению. Но только в искусстве мы можем и будем являть миру уникальное, неповторимое. Если сами себя не задушим.

— Какие форматы выживания и дальнейшего развития культуры могли бы появиться и работать в нынешней ситуации?

 

— Есть и будут формы культуры, которые могут жить и развиваться вне государства. Но «катакомбные» формы характерны, может, для изобразительного, живописного искусства, для писательской работы. Для неиндустриальной культуры.

Кино — индустриальное ремесло. На руинах надо начинать все заново. Вспоминаю один разговор с Ельциным. Он рассказал, что в начале своего правления собрал молодых экономистов и попросил их через две недели принести все, что было ими написано в стол: все экономические социальные наработки, которые было невозможно опубликовать при советской власти.

Я спросил его, что же было через две недели? И он ответил, что пришли не все, а явившиеся были, по сути, с пустыми руками. И вот Ельцин меня спросил: «Как такое возможно? Ведь вы продолжали снимать фильмы, хотя их запрещали, Солженицын писал в стол, Шостакович непрерывно писал, несмотря на то что многое не исполняли. А люди из экономики, социологии ничего не делали, они просто не представляли себе страну в другом развитии, в другой форме, кроме того, родного им социалистического строя с его политэкономией. Понимаете, деятель культуры, несмотря ни на что, работает, верит в лучшее будущее».  Это удивительно, что Борис Николаевич это понимал.

Еще несколько слов из мелькнувшего в России проекта «Основ государственной культурной политики»: «Государственная культурная политика должна быть направлена на повышение гражданского самосознания, на активное участие в совершенствовании системы общественного устройства». В конце концов, из чего состоит цивилизация? Просвещение. Культура. Искусство. Из отдельных людей и их поступков. Из мужества авторов.

 

* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 53 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.

Мы в соцсетях:

Мобильное приложение Forbes Russia на Android

На сайте работает синтез речи

Рассылка:

Наименование издания: forbes.ru

Cетевое издание «forbes.ru» зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций, регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации: серия Эл № ФС77-82431 от 23 декабря 2021 г.

Адрес редакции, издателя: 123022, г. Москва, ул. Звенигородская 2-я, д. 13, стр. 15, эт. 4, пом. X, ком. 1

Адрес редакции: 123022, г. Москва, ул. Звенигородская 2-я, д. 13, стр. 15, эт. 4, пом. X, ком. 1

Главный редактор: Мазурин Николай Дмитриевич

Адрес электронной почты редакции: press-release@forbes.ru

Номер телефона редакции: +7 (495) 565-32-06

На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети «Интернет», находящихся на территории Российской Федерации)

Перепечатка материалов и использование их в любой форме, в том числе и в электронных СМИ, возможны только с письменного разрешения редакции. Товарный знак Forbes является исключительной собственностью Forbes Media Asia Pte. Limited. Все права защищены.
AO «АС Рус Медиа» · 2024
16+