Любовь выше смерти: на выставке в ГЭС-2 показывают семь вариантов апокалипсиса
Как это устроено
На цокольном этаже ГЭС-2 расположены семь павильонов. Каждый из них посвящен тому или иному композитору, или, в случае с первым павильоном, ансамблю композиторов: Штраус/Шенберг. За ними идут Бетховен, Шостакович, Хильдегарда Бингенская, Шуман, Лист, Вагнер.
Павильоны — это деревянные конструкции с этажами вертикальных ребер, которые символизируют своеобразную «кардиограмму», кривую на экране звукорежиссера. Павильоны выкрашены в разные оттенки серого и синего в рамках палитры Ренцо Пьяно, придуманной архитектором для ГЭС-2. У павильонов при всей их внешней схожести с контейнерами для перевозки крупногабаритных грузов, разная форма.
В каждом павильоне звучит музыка. Сам звук, способы демонстрации сочинений, тоже становятся объектом: в первом павильоне Штрауса/Шенберга это винил, в Бетховене — магнитофонная лента. Духовные гимны Хильдегарды Бингенской звучат в наушниках, чтобы создать вариативность взаимодействия с инсталляцией Ирины Кориной. В Шостаковиче источник звука не выведен в обозримое поле, как и в Листе, а вот в Вагнере — напротив, «лица» дюжины небольших колонок на высоких ножках создают пугающее ощущение церковной паствы.
Внутри павильонов создается особое, индивидуальное пространство, каждое из которых отталкивается от разных ситуаций —эстетических, исторических, биографических, — но в целом, пожалуй, рисует ситуацию слома, перехода, смены эпох. Так получается один из самых интересных современных синтетических проектов, в ракурсе которых — академическая музыка, написанная более полувека, а то и девять веков назад.
Идея
«В «Настройках-3» мы представляем несколько ситуаций взаимодействия с музыкальной материей и визуальным искусством, — говорит Андрей Василенко, куратор Дома культуры «ГЭС-2» и фонда V–A–C. — Это говорит не только о том, что все элементы выставки самодостаточны — визуальные произведения не иллюстрируют музыку. Кураторская команда, прежде всего, старалась найти отправные точек для размышления о каждом павильоне».
Кураторы выставки — скорее авторы, их работа здесь не менее важна, чем собственно музыкальные произведения или объекты изобразительного искусства. Они создают опус, семь павильонов которого — части цикла. Музыкальное и визуальное в этой вселенной настолько хорошо резонирует, что создает уже самостоятельные образы, смыслы, прочерчивает линии и выстраивает связи, то есть функционирует как произведение искусства.
Люси Маккензи. «Парадный вход/ Мэпп и Лючия/Мэпп». 2011
Штраус/Шенберг
Этот павильон задает тон. Он, скорее всего, мыслился как программный. По крайней мере, с ним корреспондирует подзаголовок «Настроек-3» — «Общество частных музыкальных представлений». «Общество...» в 1918 году создал Арнольд Шенберг: это были таинственные собрания, которые проходили в камерных пространствах, где исполнялась музыка с неизвестной заранее программой («от Малера до наших дней»), а аплодисменты как оценочный фактор были запрещены. В некотором роде это тоже были настройки: избранные нащупывали пути музыки будущего. И сектантский круг избранных, и камерность были, безусловно, важны: они, как и павильоны выставки, создавали среду.
Первый павильон решен в духе «Общества музыкальных представлений», только уже как «взгляд сверху», из XXI века. Здесь звучит «Императорский вальс» Иоганна Штрауса в обработке Арнольда Шенберга, то есть сталкиваются старая и новая культура, эпохи. Так же и вокруг: в обстановке буржуазной гостиной висят работы старинных мастеров (гравюры Пиранези из собрания Третьяковской галереи) и современных художников Люси Маккензи, Марка Камиля Шемовича, Ирины Наховой, Владислава Мамышева-Монро.
Куратор павильона Андрей Василенко объясняет устройство экспозиции так: «Зрителю предлагают погружение в исторический контекст посредством отсылок не только искусству и материальной культуре начала XX века, но и через знаковые фигуры эпохи. На одном из офортов Джованни Батиста Пиранези изображена вилла д’Эсте в городке Тиволи, где жил эрцгерцог Франц Фердинанд, смерть которого ознаменовала конец эпохи». В музыкальном искусстве виллу д'Эсте прославил Ференц Лист. Композитор гостил здесь неоднократно и посвятил вилле две пьесы в фортепианном цикле «Годы странствий».
Общество частных музыкальных представлений
Бетховен
Отправной точкой для кураторов была, вероятно, глухота композитора. Низкие своды студии звукозаписи, полумрак, подсвечиваемый лишь зеленью хромакея — атмосфера гнетущая, давящая тисками, откуда поскорее хочется сбежать. Изначально окно должно было быть прозрачным, где вместо музыкантов в студии появились бы посетители ГЭС, то есть — показалась бы обычная жизнь. В этом, безусловно, был бы смысл, учитывая безысходность композитора, который никогда не услышит своей музыки.
На самом деле это не совсем так: у композиторов работает внутренний слух, они могут представить написанное, недаром большинство работает за столом и садится за инструмент лишь для проверки своих идей. Именно этой проверки, фантастического ощущения, когда твое сочинение отправляется в самостоятельное плавание, Бетховен был лишен. В этом смысле студия звукозаписи, хоть таких в XIX веке и не было, своего рода пытка: можно сколь угодно долго добиваться совершенства (а именно это здесь и происходит), дубль за дублем оттачивая результат, Бетховен бы смог только наблюдать, но не оценить.
В павильоне звучит одно из поздних сочинений композитора — «Четырнадцатый квартет». В жанре квартета Бетховен был наиболее радикален, для него это не только поле максимально интимного высказывания (что предполагает сам жанр, музыка для четырех исполнителей, играющих вместе), но и поле для опытов. Именно в квартетах Бетховен предвосхитил течение XIX, а может и ХХ века.
По мнению куратора Андрея Василенко, «идея прорыва, выхода за пределы, заложенная в квартете Бетховена стала критерием для отбора работ. Но и не только, так как запись в студии — это процесс повторения и поиска вариаций. По этой причине большинство работ в павильоне — графические и фотографические серии. Таким образом хотелось придать этому павильону повествовательность, близкую к кинематографической».
Любопытно, что одна из частей Квартета написана Бетховеном в форме вариаций, поэтому вариативность в работах Олега Васильева, Анастасии Цнайдер, Франциско Инфанте-Арана, о которой говорит куратор, имеет и музыкальную основу.
Кирилл Глущенко. Инсталляция «Венец», 2017-2022
Шостакович
«Пятнадцатая симфония» (1971) Дмитрия Шостаковича, его последняя симфония, звучит в интерьерах номера люкс отеля, построенного в Ульяновске в честь столетия Ленина, воссозданных в инсталляции художника Кирилла Глущенко.
Отель «Венец» был создан примерно в то же время, когда Шостакович заканчивал свою последнюю симфонию, лебединую песнь, где всплывают призраки прошлого — темы собственных сочинений (например, знаменитый мотив нашествия из «Ленинградской симфонии») и чужих, в четвертой части, которая как раз и звучит в павильоне, — мрачный лейтмотив судьбы из вагнеровской тетралогии «Кольцо нибелунга». Гостиница — как временное пристанище — здесь выступает метафорой самой жизни, земного мира.
Ирина Корина. Тотальная инсталляция «Камуфляж», 2001
Хильдегарда Бингенская
Духовные гимны Хильдегарды Бингенской (ее музыку любит Теодор Курентзис и часто включает в свои концерты-мистификации), монахини, жившей в XII веке и позже канонизированной, совсем не вписываются в обстановку инсталляции Ирины Кориной «Камуфляж». Вероятно, в этом и есть их назначение: их красота, возвышенность, заставляет отрешиться и от бытового слоя «Камуфляжа», и от ощущения тревоги, которое начинаешь испытывать, продираясь по кругу в тесном, в золото «разодетом» коридоре, натыкаясь на чужую одежду, вещи, напрасно ожидая разрешения войти в закрытую дверь. В центре экспозиции — массивный архитектурный восьмиугольник, по форме напоминающий гроб.
Синди Шерман. «Безымянный кадр из фильма №58», 1980
Шуман
По мнению Андрея Паршикова, куратора павильона, история с Шуманом предельно проста: «Во время написания этого произведения композитор постепенно отделялся от реальности. Шуман видел галлюцинации, которые делали его жизнь невыносимой, и за день до окончания вариаций он пытался покончить с собой». Третьяковка предоставила поздние рисунки Врубеля, созданные художником в сумасшедшем доме. Фонд V-A-C достал из своих запасников портреты Альберто Джакометти и Синдди Шерман. На экране ретро-телевизора крутят фильм Карла Хайнца Мартина с героями, которые, по выражению Андрея Паршикова «находятся в разных точках транзита от привычной нам реальности к совершенно иной». «Сосна» Шэннон Эбнер и Urangst, инсталляция Ирины Кориной строят гипотезы об измененных состояниях сознания. Финальный аккорд зала, где встречаются безумный и безумие, — это «Набросок к портрету» Фрэнсиса Бэкона, настигающий зрителя по окончании инсталляции Ирины Кориной.
Эль Лисицкий. «Демонстрационное пространство для конструктивного искусства на Международной художественной выставке в Дрездене», 1926
Лист
Один из самых лаконичных павильонов. Ференц Лист, монстр, сотрясавший Европу своей виртуозностью, игравший симфонии Бетховена на рояле, камертон для будущих авторов, которые ставили себе задачу написать сложнее, чем Лист (Равель в «Гробнице Куперена», Балакирев в «Исламее»), мастер роскошной фортепианной фактуры, представлен скромной миниатюрой «Серые облака». Пьесой с прозрачной фактурой и совсем не характерным для романтизма надэмоциональным звучанием. В свой поздний период композитор заглянул в ХХ век, который разрушит, уничтожит мажоро-минорную систему. И «Серые облака» в этом смысле — провидение. В зале реконструирован павильон Эль Лисицкого, созданный для демонстрации модернистского искусства на дрезденской выставке 1926 года. Игра цвета (серые — результат волшебного соединения глазом белого и черного — ребра), игра фактуры, игра форм (линии, круги): что было задумано как фон, пусть и в виртуозном исполнении, в настоящем контексте стало самостоятельным произведением искусства. И делают это «Серые облака».
Хироси Сугимото. «Кастро», Сан-Франциско», 1992. Из серии «Театры»
Вагнер
Вагнер ставит восклицательный знак в истории выставки. Не будь Бетховена и Вагнера, искусство нового времени, возможно, развивалось бы иначе. Тоталитарные рамки представления, заданные композитором, определяют и характер проекта: что это как не вагнеровский Gesamtkunstwerk, с поправкой на XXI век? Для этого павильона куратор проекта Дмитрий Ренанский выбрал вступление к опере «Тристан и Изольда». В смысле теории музыки — это продолжение (не хронологическое) листовского павильона: о первом аккорде из «Тристана» написана огромная монография. Тристан-аккорд все четыре часа партитуры оказывается без разрешения. Он преодолевает тяготения, совершает революцию, рвется в будущее. Вечному томлению (Sehnsucht), тристановскому мотиву Liebestod (смерть в любви) отвечает скульптура Наири Баграмян «Иссякающий. Ущелье» —объект из стекла, грубо закрепленный скобами на стене.
Два холодных белых мерцающих экрана в кинотеатрах на снимках Хироси Сугимото словно пластины аппарата МРТ зажимают зрителя по бокам, направляя его взгляд на импровизированный алтарь, где установлена скульптура Наири Баграмян и в окне горит красный свет.