Разбитый бампер и ураган «Катрина»: как мы сталкиваемся с моральными дилеммами
В 2005 г. Джей-Джей (тогда моя невеста) врезалась в машину на очень низкой скорости. Полицейский, который оказался рядом, осмотрел машину и сказал, что не видит повреждений. Джей-Джей и водитель второй машины обменялись телефонами и адресами и разъехались восвояси. Но через несколько дней мы получили штраф в размере 836 долларов. По словам парня, ему нужно было полностью заменить бампер.
Отмечу: все это происходило во время урагана «Катрина». Новый Орлеан оказался под водой. Я, как и все остальные в Америке, с ужасом наблюдал, как рушатся жизни тысяч людей, а великий город почти стерт с лица земли. Мой друг, с которым мы вместе там росли, только что потерял отца. Вскоре после похорон, которые было нелегко организовать, у них сильно пострадал дом. Ужасно, и со всех сторон. В разгар этого безумия я осмотрел машину пострадавшего, и даже если бы я очень сильно напрягся, то с трудом различил бы линию длиной 15 см вдоль заднего бампера, как будто нарисованную карандашом. В приступе ярости я сказал ему, что, хотя мы не оспариваем происшествие, которое привело к таким кошмарным повреждениям заднего бампера его седана Saab, я считаю абсурдным платить за это 836 долларов. Я сказал ему, что именно из-за таких случаев страхование автомобилей в Лос-Анджелесе стоит так дорого. А потом сделал ему предложение: я пожертвую 836 долларов от его имени в Красный Крест для оказания помощи пострадавшим из-за урагана, а он будет спокойно жить дальше с этой мелкой царапиной на заднем бампере — чтобы ее разглядеть, нужен мощный микроскоп. Он сказал, что подумает.
Убежденный, что я обладаю высокими моральными качествами, я в сердцах поделился этой историей с друзьями и коллегами, и дальше события понеслись, как снежный ком. Многие присоединялись ко мне: решали жертвовать всё больше денег Красному Кресту, если тот парень согласится не чинить свой бампер. (Сам парень не знал о происходящем.) Вскоре мне были обещаны 2000 долларов, потом 5000 долларов. Менее чем за двое суток в самом начале эпохи вирусного интернета сотни людей пообещали мне в общей сложности более 20 000 долларов, если ничего не подозревающий водитель Saab согласится не брать с меня денег за свою машину. Я завел блог, чтобы отслеживать процесс, и регулярно публиковал обновления. Ко мне поступали вопросы от СМИ из нескольких крупных новостных агентств. Я мечтал спасти Новый Орлеан один, вооруженный лишь клавиатурой и блестящим ходом этических мыслей.
А затем меня от всего этого начало тошнить.
И Джей-Джей тоже, в тот же момент. Мы с волнением обсуждали последние события, обещания и запросы СМИ — и вдруг посмотрели друг на друга и мгновенно прочли на лицах друг друга одно и то же тошнотворное чувство: в том, что мы делали, есть что-то очень неправильное... хотя мы не смогли точно определить, что именно. В голове постоянно звучали тоненькие голоса, и теперь мы наконец-то прислушались к ним. Если бы я попытался докопаться до сути своего увлечения моральной философией, то за отправную точку взял бы наш разговор поздно вечером на крыльце нашего первого совместно арендованного дома в Лос-Анджелесе.
Не придумав ничего лучшего, я начал читать статьи и разделы книг по этике. Я звонил наобум всем профессорам философии, и многие любезно обсуждали со мной эту тему (философы, оказывается, и правда любят поболтать о философии). Мне хотелось окончательно понять, этично ли я поступал, но, как обычно бывает в философии, люди, с которыми я консультировался, давали мне самые разные ответы. С одной стороны, можно считать, что публично осуждать поведение того парня правильно, потому что так можно привлечь внимание к более важным вопросам — и человек изменится. С другой — нет: публично осуждать его нехорошо, несправедливо заставлять его выбирать между тем, что ему причитается по праву, и общественным благом, которое не имеет отношения к столкновению. Один профессор даже посмеялся, что это вообще вопрос этики, и сказал, что я веду себя как придурок и мне не нужна моральная философия, чтобы сказать, что не надо быть придурком. Это справедливо.
Такие разговоры привели меня к довольно противоречивым выводам, а еще показали, что есть реальное философское объяснение того, почему мы с Джей-Джей ощутили приступ тошноты: я стыдил этого парня. Когда я понял и смог сформулировать, в чем проблема моего поведения, я почувствовал облегчение, но при этом и боль. Ощущение было сродни тому, что у вас сначала что-то не так с животом, а потом врач говорит, что у вас лопнул аппендикс. Это и хорошая новость (вы были правы!), и плохая (придется лечь в больницу!). Моральные последствия было очень сложно проанализировать. Но вообще-то Джей-Джей действительно врезалась в машину, и хотя 836 долларов — сумасшедшая сумма для замены бампера, не он определил ее, так что на самом деле он не сделал ничего плохого. Здесь было множество нюансов, оттенков и сложностей, которые можно не учитывать, но я цеплялся за них как за основу, чтобы руководствоваться прежде всего своими ощущениями: стыдить того, кто не сделал ничего дурного (по крайней мере на уровне, несоизмеримым с его действиями), казалось мне плохим поступком.
Так что в конце концов я стиснул зубы и позвонил парню. Я рассказал ему обо всем, что произошло, признал свои ошибки и извинился. Кроме того, я поведал ему, что уже выписал и отправил ему чек на указанную сумму. Он вел себя любезно и общался со мной снисходительно, сказав, что может отдать часть денег Красному Кресту. Затем я написал всем, кто обещал пожертвовать деньги, попросив их выполнить обещания независимо ни от чего, потому что помогать жертвам урагана — доброе дело. Люди в целом (хотя и не единодушно) сочли это счастливым исходом, и в конце истории пострадавшим от урагана «Катрина» отправилось более 27 000 долларов.
Однако победу утилитаристов рано праздновать. Все это очень похоже на дурацкий эксперимент с зефиром: есть четкое ощущение, что к хорошему результату привели не очень хорошие действия.
О чем я никогда не задумывался до того, как моя жена поцарапала бампер чужой машины? О разнице между стыдом и виной. Если говорить по-простому, то вина — внутреннее чувство, что мы сделали что-то не так. Это собственное неприятное ощущение личной неудачи. Стыд — это унижение за то, кто мы есть; причем унижают нас другие, те, кто оценивает нас со стороны. (В сериале «Игра престолов» есть известная сцена: свирепую Серсею, после того как всю жизнь она жестоко правила в средневековом мире, заставляют ходить голой по улицам, а люди показывают на нее пальцами и кричат: «Позор! Позор!» Благодаря ее многочисленным монологам зрители знают, что она не чувствует никакой вины за свои жестокости, и, когда заканчивается ее, скажем так, прогон сквозь строй, она планомерно уничтожает всех, кто причинил ей зло.) Я стыдил водителя Saab за то, что у нас с ним были разные системы ценностей. Мне казалось странным париться по поводу царапины на бампере, когда Новый Орлеан тонет! Затем я предложил всем посмотреть на него с укоризной и оценить его поведение. И то, что заставило Джей-Джей и меня испытывать отвращение, было чувством вины за наши действия (по большей части мои): как будто что-то гложет изнутри, ведь мы делаем что-то не так, хотя точно определить, что именно, нам не удалось.
Безусловно, мы можем представить себе ситуации, взывающие к чувству стыда. Ежедневно читая американские газеты, можно найти десятки вещей, достойных стыда: коррупция, море лицемерия, использование власти ради своего обогащения, пренебрежение долгом, расизм, непорядочность, и это все только про Теда Круза! Мы инстинктивно чувствуем, что, стыдя людей за их проступки, мы служим важной цели: заставляем этих плохих людей чувствовать себя плохо из-за всего плохого, что они сделали, или по крайней мере заставляем хороших людей понять, что люди, совершившие дурные поступки, плохие. Но чтобы стыд стал моральным сдерживающим фактором, должна установиться причинно-следственная связь между совершенным поступком и этим чувством, которое мы хотим им внушить. В случае с бампером Saab его... не было. Царапина на бампере не имела ничего общего с ураганом «Катрина» за исключением того, что эти два события произошли одновременно. Правда, что разрушения в городе важнее поцарапанного бампера? Конечно. Ни один человек не поспорил бы с этим.
Но проблема с тем, что я сделал, — ладно, одна из проблем, их было несколько, — в том, что начинать такую случайную моральную атаку просто несправедливо. В мире почти всегда происходит что-то более важное, чем то, о чем спорят двое. Допустим, мы заняли 50 долларов у сестры и должны вернуть их через неделю. Если она придет к нам через неделю и попросит свои деньги, можно просто посмотреть новости, найти информацию о каком-то бедствии и сказать: «Как ты смеешь просить у меня деньги, когда в Южном Судане голодают дети!» Стыдить кого-то за то, что он думает об Х, когда где-то происходит совершенно не связанное с ним, но более ужасное событие Y, — так себе идея. Есть даже термин для этого: «самдурачничество».
Такой прием чаще всего используется в качестве оборонительной стратегии. Человека ловят на чем-то плохом — на чем угодно, от настоящего преступления до немного оскорбительного высказывания в интернете, — и вместо того, чтобы признаться в этом, он говорит: «Ты сам дурак, ты же сделал [Х, что намного хуже]!» или «Ну а вспомни, когда ты поступил плохо!» или «Как насчет того, что я совершил и [хороший поступок Y]?» Это способ бросить пыль в глаза обвинителям, на миг ослепляя их и давая шанс вырваться на свободу. Почти все высказывания, начинающиеся с фразы «а ты» или «ну а вспомни, когда ты» неоправданны, потому что по определению они не устраняют моральный недостаток того, кто поступил плохо. Допустим, Тим отпускает мизогинную шуточку. Его друг Джо звонит ему и говорит, что Тиму должно быть стыдно за сказанное. Тим отвечает:
«Да ладно, можно подумать, ты идеальный? Однажды ты украл животное из контактного зоопарка!» Даже если это правда, это не имеет никакого отношения к действиям Тима. Он использует аморальный проступок, совершенный обвинителем, чтобы намекнуть, что обвинение необоснованно или скомпрометировано. Это глупо. Правдой может быть и то и другое: Джо не должен был красть животное, а комментарий Тима был действительно мизогинным. И главное: если Джо однажды украл зверюшку, это не лишает его возможности указывать на то, что Тим сказал что-то оскорбительное.
Вот еще один пример: после 11 сентября 2001 г. возникли споры по поводу предложения построить мечеть рядом с тем местом в Нью-йорке, где стояли башни-близнецы. Те, кто выступал против, повторяли по сути одно и то же: мы построим мечеть в Граунд-Зиро только после того, как в Саудовской Аравии возведут синагогу! Отсюда вопрос: почему американский народ должен принимать решение, основываясь на том, что делает Саудовская Аравия, учитывая тамошнюю... скажем так, сомнительную репутацию в области прав человека? Когда речь идет о религиозной свободе, разве США не должны стремиться стать выше, чем Саудовская Аравия? Это был откровенно лицемерный аргумент, связывающий действия одной страны с действиями другой без веской причины. Любой родитель наверняка понимает эту стратегию: мы приказываем детям перестать смотреть телевизор, а они отвечают, что родители Мэдисон разрешают ей смотреть телевизор пятнадцать часов в день! Что ж, отвечаем мы, Мэдисон — кошмарная девочка, а ее родители так напились на школьном благотворительном вечере, что после его окончания пожарным пришлось нести их в такси. (На самом деле мы этого не говорим, хотя нам и хочется, а отвечаем коротко: «Ты не Мэдисон, а мы не ее родители».) «Кто-то сделал что-то плохое, поэтому нам тоже можно поступить плохо» — неубедительный аргумент с точки зрения этики. Когда мы садимся в лужу и при этом пытаемся отвлечь внимание собеседника, упомянув не связанное с этим действие, мы упускаем из виду главное, а именно: мы облажались. Несмотря на фундаментальные различия, все философские теории, которые мы обсуждали, сходятся в точке «это так очевидно, что об этом не стоит и говорить»: каждый несет ответственность за свои действия. Они могут различаться в плане этических рассуждений при принятии решения, но ни одна не предполагает, что наши действия надо оценивать на основе поведения других людей, не имеющего ничего общего с нашим. Это очевидно, но в 2022 г. вокруг нас полно тех, кто пытается выйти сухим из воды, упомянув то, что не имеет ничего общего с предметом спора. И тут я задумываюсь о том, что сам прибегаю к стратегии «самдурачничества»: использую ураган, чтобы пристыдить парня, который просто хотел починить свою чертову машину.