«Танцевать перед лицом апокалипсиса»: в Венеции открылся 79-й кинофестиваль

Жизнь без масок и виртуальные очереди

Фестивальный мир почти полностью оправился от пандемии и усиленно делает вид, что ее будто и не было. В Венеции, например, у входа на территорию фестиваля исчезли палатки Красного Креста с тестами на ковид. Показы проходят с полной заполняемостью залов, а маски нужно надевать только на водных трамвайчиках, которые довозят гостей биеннале до острова Лидо, где киносмотры проводятся с первого дня открытия фестиваля в 1932 году (в этом году фестиваль отмечает юбилей, 90 лет со дня создания).

Единственное, от чего смотр решил избавиться раз и навсегда, — печально знаменитые очереди на показы. Раньше гостям и журналистам приходилось стоять в часовых очередях, чтобы занять место в зале. Однако ковид заставил руководство фестивалей пересмотреть эту политику, и Венеция не стала исключением. В 2020 году, в самый разгар пандемии, ввели новую систему бронирования билетов, которая позволяет получить место в зале заранее и не стоять в толпе в ожидании начала сеанса. Эту практику было решено сделать постоянной. Единственная проблема состоит в том, что в Венеции к созданию системы отнеслись легкомысленно. Поэтому теперь журналисты с 7:00 стоят не в настоящей, а в виртуальной очереди, тщетно пытаясь ухватить на сайте билет хотя бы на один показ. 

В этом году фестиваль впервые открылся фильмом производства Netflix — это «Белый шум» Ноа Баумбака. Впрочем, ни для американского режиссера, ни для стримингового гиганта Венеция давно не экзотика. Netflix уже несколько лет успешно проводит премьеры своих фильмов на Лидо, который стал удобной площадкой для презентации проектов перед наградным сезоном. Так, в прошлом году картина стриминга «Власть пса» получила 12 номинаций на «Оскар», «Незнакомая дочь» — три. В 2019 году «Рома» Альфонсо Куарона была награждена «Золотым львом» и получила 10 номинаций на премию американской киноакадемии. Ноа Баумбак на фестивале тоже не новичок — три года назад он показал здесь душераздирающую «Историю о супружестве» со Скарлетт Йоханссон и Адамом Драйвером. Последний снялся и в новом проекте режиссера. «Белый шум» — их пятый совместный фильм. Вообще эта картина — квинтэссенция всего, что так любит Баумбак: семейная драма, сатира, Адам Драйвер и Грета Гервиг. Но при этом режиссер добавил в фильм элементы, которые раньше его стилю были несвойственны. 

Токсичное облако консьюмеризма

Действие «Белого шума» происходит в 1980-е. Семья Глэдни живет в типичном американском городке без названия. Джек (Адам Драйвер) работает в Колледже-на-холме. Он сделал успешную академическую карьеру, преподавая довольно необычный предмет — «Передовые исследования Адольфа Гитлера». Его жена Бабетта (Грета Гервиг) работает тренером по аэробике и присматривает за четырьмя детьми. Трое из них от предыдущих браков Бабетты и Джека и один общий. Правда, в последнее время мать семейства становится все рассеяннее. Может быть, причиной всему странные таблетки, которые она принимает тайком. Дочь Дениз (Раффи Кесседи) начинает по этому поводу собственное расследование и привлекает к нему Джека. В то же время из-за аварии на железной дороге и утечки токсичных веществ весь город накрывает смертоносное облако, и всех срочно эвакуируют в близлежащий летний лагерь.

Кажется, что этого сюжета с головой хватит на полноценный двухчасовой фильм, однако это лишь часть того, о чем на самом деле рассказывает Баумбак. Картина открывается мини-лекцией об автокатастрофах в американском кино, которой бы позавидовал сам Дэвид Кроненберг. Главная мысль лекции (несколько раз она так или иначе повторяется и в самом фильме) — телевидение превратило смерть в развлечение. Скрежет металла, взрывы, ошметки человеческих тел, кровь уже давно стали скорее источником удовольствия, радости и возбуждения, нежели боли и печали. Этот лейтмотив — один из многих в фильме. Но к чему он там вообще? Многие темы, поднятые Баумбаком вначале, скоро им же и забываются. «Белый шум» основан на одноименном романе американского писателя Дональда Ричарда Делилло, и в нем явно подробно изучается большое количество идей. Но одно дело изучать эти идеи в 300-страничной книге, и другое — в двухчасовом фильме. Баумбак словно борется с насыщенным первоисточником, пытается его укротить — и все-таки в конце концов книга побеждает и будто поглощает режиссера с головой.

Одна из центральных тем картины — страх смерти. Джек справляется с ним с помощью Гитлера. Фюрер — сеятель смерти на Земле, и в постоянных разговорах о нем и его злодеяниях герой отвлекается от личного экзистенциального ужаса. Однако тот поджидает его дома — перед сном супруги спорят, кто из них умрет первым. Токсичное облако — идеальная метафора и для смерти, и для глобального потепления, и для пандемии ковида. Дискуссия с участием членов всей семьи Глэдни, когда облако только начинает свое путешествие к их городу, могла бы стать прекрасной иллюстрацией первых реакций человечества на новости о пандемии. Шестеро человек на кухне спорят и о природе облака, и о его влиянии на организм и не могут прийти к консенсусу — что уж тогда говорить обо всем роде людском? Местный фолк-музыкант во время эвакуации напевает: «Неважно, кто ты, синий или красный (имеются в виду демократы или республиканцы, две ведущие политические партии в США), это настигнет и тебя». И тут уже начинают напрашиваться параллели с чем-то еще более катастрофическим и смертоносным, чем ковид, — например, с глобальным потеплением.

Вдобавок ко всему Баумбак рассуждает о хрупкости семейной жизни; о том, как, казалось бы, самые доверительные и нежные отношения могут превратиться в кошмар; о консьюмеризме, который дает обществу ложное ощущение безопасности перед лицом катастрофы; о нежелании людей сталкиваться с жизнью лицом к лицу; о том, как мир разваливается на части, но никто не хочет этого замечать. «Белый шум» превращается в настоящий котел из идей и концепций, от которых ближе к третьему акту зритель устает.

При этом у фильма прекрасный актерский состав. Драйвер и Гервиг убедительны в роли подуставшей семейной пары: он с залысинами и дряблым животом, она — с задорной химической завивкой, больше напоминающей о 1980-х, чем весь реквизит вместе взятый. Однако впечатление портит странное режиссерское решение. Театральности «Белого шума» позавидовал бы Кирилл Серебренников: декорации прекрасно смотрелись бы на сцене, а герои не разговаривают, как обычные люди, а декламируют. В фильме нет ни одной человеческой строчки диалога, лишь громкие заявления и глубокомысленные ремарки. Из-за этого картина Баумбака приобретает характер какой-то уж совсем пластиковой сатиры с элементами фильма ужасов и даже научной фантастики. К сожалению, жанровые эксперименты режиссеру совсем не к лицу. В его случае они кажутся еще более неестественными, чем диалоги героев.

«Белый шум» получился ярким, нашпигованным смыслами и от этого перегруженным и неровным. К сожалению, довольно редко фильмы открытия на фестивалях оказываются удачными. Картина Баумбака при этом не столько плоха, сколько депрессивна. По мнению режиссера, нам ничего больше не остается, кроме как танцевать перед лицом апокалипсиса. У фестиваля в этом году довольно мрачное начало.