Как жадность и расчетливость помогли Полу Гетти создать крупнейший частный музей
«По моему убеждению, человека, не имеющего никакой любви к искусству, нельзя назвать вполне цивилизованным. В то же время очень трудно, если не невозможно вообще, заинтересовать людей произведениями искусства, если они их не видят и ничего о них не знают» — в этих словах Пола Гетти заключен весь тот дух и та миссия, которыми руководствуется сегодня музей, носящий его имя.
Музей Гетти — самый крупный художественный музей на Западном побережье США. В его новом здании в Лос-Анджелесе, открывшемся в декабре 1997 года, хранятся коллекции европейской живописи, рисунка и скульптуры, не уступающиепо качеству важнейшим государственным и частным собраниям Соединенных Штатов и Европы. Одновременно в историческом здании Виллы Гетти в Малибу представлена коллекция греческих, этрусских и римских древностей — лучшая из частных коллекций такого рода на всем Американском континенте.
Сегодня Музей Гетти — часть масштабного комплекса под эгидой организации The J. Paul Getty Trust. Изучать, сохранять и представлять зрителю предметы искусства, преумножая знания о них, призваны четыре различные институции, работающие в сотрудничестве. Помимо музея Getty Trust финансирует Реставрационный институт Гетти, занимающийся исследовательской и реставрационной деятельностью по всему миру и Исследовательский институт Гетти, развивающий разветвленную сеть научных программ в области истории искусства и обладающий большой библиотекой и специализированными базами данных. Актуальной остается и роль Фонда Гетти, спонсирующего целевые программы в сфере искусства.
Но так было не с самого начала. Открывшись для публики в 1954 году, музей первоначально был лишь небольшим частным заведением, доступ в которое осуществлялся в указанные часы для считаных групп посетителей. Обладавший крошечным бюджетом, утверждал который лично хозяин, и расположенный в то время в совершенно непригодном для экспонирования произведений искусства месте, он имел до смешного маленький штат, состоявший всего из двух человек — директора и охранника, причем их функции нередко совмещались.
Располагался музей в живописном местечке с видом на Тихий океан в 30 километрах от центра Лос-Анджелеса, на самой границе с Малибу, и добраться туда было непросто. Это был странный музей, который его сотрудники позднее сравнивали с нелюбимым ребенком, рожденным вне брака. И эти странности во многом были отражением эксцентричности его создателя.
Родившийся в Миннеаполисе в 1892 году в семье Джорджа Гетти, бывшего юриста, сделавшего состояние на добыче нефти, Пол Гетти в молодости не хотел заниматься ничем из того, с чем позже оказалось связано его имя, то есть ни нефтянымбизнесом, ни коллекционированием. Без особенного успеха отучившись пару лет в Университете Южной Калифорнии и в калифорнийском же Беркли, незадолго до Первой мировой войны он очутился в Англии, в Оксфорде, где изучил экономику и политологию. В его планы входило стать писателем или дипломатом, семейное же дело своего отца, отношения с которым у него всегда складывались неважно, он в любом случае продолжать не собирался. Однако начавшаяся в 1914 году война внесла коррективы в планы 21-летнего Пола Гетти, и на борту знаменитого лайнера «Лузитания» он вернулся в Соединенные Штаты, где со свойственной ему импульсивностью записался добровольцем в армию. Что произошло дальше, доподлинно неизвестно, но в армию его не взяли, а вместо этого они с отцом, пересилив взаимную неприязнь, заключили деловой контракт. Крайне выгодно вложив одолженные у отца деньги в нефтяные скважины в Оклахоме, Пол Гетти уже через два года заработал свой первый миллион. Быстрый успех действовал на него опьяняюще, он наслаждался его плодами и собрался было отойти от дел, взяв длительный отпуск, но страсть к выгоде и деловая хватка — две отличительные черты его характера, сохранившиеся до глубокой старости, — пересилили.
Первая мировая война завершилась, цены на нефть взлетели, а автомобили, выпускаемые на конвейерах Форда и других заводах США, гарантировали стабильный спрос. Вернувшись в нефтяной бизнес, он вместе с отцом и отдельно от него продолжил обеспечивать свое благосостояние, во всеоружии встретив начало Великой депрессии в 1929 году. Джордж Гетти, умерший в 1930-м, не одобрял ни характера, ни стиля жизни своего единственного сына и выразил это в завещании, оставив компанию матери Пола Саре и не назначив сына распорядителем средств. В результате Пол Гетти, занявшийся в 1930-е скупкой по низким ценам других нефтяных компаний, вынужден был конкурировать с Getty Oil. Он потратил множество сил и средств, борясь за контроль над фирмой, основанной при собственном участии, и в конечном счете победил. Идя от одного успеха к другому, Гетти соблюдал нерушимый принцип: покупать по минимальной цене то, что стоит дороже; и этот же подход, дававший весомые дивиденды в бизнесе, он перенес в свое новое увлечение — коллекционирование.
Начав собирать предметы для себя, Гетти нисколько не ориентировался на примеры своих соотечественников — успешных дельцов Эндрю Меллона и Сэмюэла Кресса, чьими стараниями была заложена основа коллекции Национальной галереи искусства в Вашингтоне. В том же 1930 году, когда Меллон перевел $7 млн молодому советскому правительству за 21 картину мирового значения из собрания Эрмитажа, а затем купил еще 42 у Джозефа Дювина за $21 млн, Пол Гетти заплатил всего $1100 за первый в своей коллекции голландский пейзаж кисти Яна ван Гойена. Это различие в масштабах трат на искусство сохранилось и тогда, когда финансовые возможности Гетти казались безграничными. Однажды в интервью он сказал: «Мне неинтересно платить фантастические суммы за что бы то ни было в этой жизни». Верный этому принципу, он, в частности, отказывался заплатить выкуп за своего похищенного в Италии в 1973 году внука до тех пор, пока похитители не отрезали мальчику ухо и не прислали его по почти матери.
Гетти не ставил перед собой цель создать грандиозное собрание. Он ориентировался на то, что удовлетворяло его личному вкусу и бюджету, и эта стратегия давала определенные плоды. Важным обстоятельством было и то, что как истинный бизнесмен Гетти никогда не упускал своей выгоды. Как-то раз, сдавая в Нью-Йорке квартиру, полную первоклассных предметов французской мебели эпохи Людовика XV, он понял, что на рынке эти вещи сильно недооценены. В итоге собравшаяся у Гетти благодаря низким ценам коллекция французской мебели и декоративно-прикладного искусства XVIII века сегодня — лучшая в мире. Первые значительные покупки он сделал в июне 1938 года на аукционе Christie’s. Это была группа уникальных предметов мебели, включавшая в том числе стол-бюро краснодеревщика Бернара Молитора (1790) и огромный ковер французской мануфактуры Савоннери, принадлежавший Людовику XIV.
Приобретая предметы интерьера, Гетти отмечал, что лучшие из них, на его взгляд, с точки зрения художественного совершенства ничем не уступают картинам великих живописцев. Кроме того, ему нравилось думать о том, что эти предметы приближают его к историческим личностям: «Покупая прекрасный стул, диван, бюро или другой предмет мебели, испытываешь восторг и удовольствие не только оттого, что это выдающееся произведение искусства, но и оттого что ими когда-то пользовались французский король, Мария Антуанетта или Помпадур». Магия великих имен прошлого вообще сильно действовала на Гетти, и он всегда стремился реконструировать историю своих предметов.
В том же 1938 году Гетти приобрел Портрет Мартена Лутена кисти Рембрандта, доставшийся ему всего за $65 000 — за треть той цены, по которой он выставлялся десятью годами ранее. Вывоз картины в США вызвал в Голландии скандал. Тогда же был куплен и так называемый ардебильский ковер (1540) — подлинный шедевр, один из двух самых огромных и тщательно исполненных образцов этого типа в мире. Купив его через Джозефа Дювина в предвоенной суматохе по сниженной цене, Гетти положил его на полу в своей квартире-пентхаусе на Манхэттене. «Богатого человека можно распознать по тому, что у него на полу», — приговаривал он.
Примечательна дальнейшая судьба этих двух произведений. И Мартена Лутена, и ковер в 1953-м, в год основания Getty Trust, незадолго до открытия собственного музея, Пол подарил Музею искусств округа Лос-Анджелес (тогда он был частью Лос-Анджелесского музея естественной истории. — примеч. ред.), где они вошли в число лучших предметов очень скромной на тот момент коллекции. Столь неожиданная щедрость, вовсе не свойственная человеку, которого журналисты упрекали в том, что он ни одного доллара не тратит на благотворительность, имела свое объяснение. Все дело было в выгодных условиях налогового вычета, который предоставлялся компании при дарении предметов музею.
Кроме декоративно-прикладного искусства, одним из ранних увлечений Гетти собирателя были античные древности. Как считается, толчком послужило посещение ватиканских музеев в 1939 году; спутник Гетти в этой поездке позднее вспоминал, что перед одним из римских бюстов он остановился как вкопанный, потому что скульптура сильно напоминала его соперника в нефтяной промышленности — Уильяма Скелли.
Вскоре после этого Пол приобрел портретные бюсты римских императриц Ливии и Сабины. В письме в 1952 году он писал: «Я не поклонник сокровищ Возрождения, за исключением живописи. На мой взгляд, это был их величайший дар. В архитектуре, скульптуре, литературе древние их просто-напросто превзошли». Годом позже Гетти купил Геракла Ленсдауна — выдающуюся римскую статую, копию греческого оригинала, приписывавшегося Лисиппу, которая навсегда стала одним из его любимых приобретений. Гетти снова был привлечен низкой ценой, которую ему удалось выторговать, — всего $30 000. Высокий налог на наследство в Англии способствовал тому, что многие старые аристократические собрания стали распродаваться. До войны более слабая скульптура из того же источника была продана за сумму более чем вчетверо большую. По уверению владельцев, знатного семейства Ленсдаун, которым статуя принадлежала с 1792 года, Геракл был обнаружен при раскопках виллы Адриана близ Тиволи в 1790-м. Хотя это заявление могло быть лишь рекламной уловкой антикварного торговца XVIII века, оно добавляло памятнику значимости. Геракл был исполненным доблести и подвигов полубогом, Адриан — интеллектуалом, покровителем искусств и строителем замечательных зданий — и те и другие ассоциации как нельзя лучше соответствовали устремлениям и честолюбию Пола Гетти. По дневникам бизнесмена можно понять, что он считал себя продолжателем великих традиций собирательства прошедших эпох, доходя в этом до границ психического равновесия, а иногда и заходя за них. Приписывавшаяся Лисиппу статуя связывала его — исторически и мистически — с римским императором, которому он всю жизнь желал уподобляться: «Я всегда считал, что у меня много общего с двумя людьми, которых друг от друга отделяет огромный временной интервал, — Рэндольфом Херстом и Адрианом. Я едва ли могу быть реинкарнацией мистера Херста, поскольку он мой современник, но я много лет задумываюсь над тем, отчего я испытываю такую привязанность к Адриану. Когда я читаю о нем, о его вилле и жизни, я как будто уже знаю это и понимаю, почему он принял те или иные решения. Мне бы очень хотелось думать, что я и есть реинкарнация его духа, и я хочу подражать ему настолько, насколько это возможно… Адриан, Херст и я — нам всем нравится размах».
Медиамагнату Рэндольфу Херсту, в поместье которого в Сан-Симеоне Гетти побывал в 1935 году, принадлежала строившаяся в течение десятилетий грандиозная архитектурная фантазия невероятных размеров, сочетавшая в себе подобия античных храмов и барочных церквей, терм римлян, а также частный зоопарк и целый английский монастырь, камень за камнем вывезенный со своей исторической родины под бурные возгласы протеста. Его владения простирались настолько широко, насколько хватало глаз, а стиль жизни вдохновил Орсона Уэллса на съемки знаменитого фильма Гражданин Кейн. Легко наживавший и с огромным трудом расстававшийся с деньгами Пол Гетти никогда не смог бы позволить себе ничего подобного. «Я могу без сомнения и без зазрения совести сравнить компанию Getty Oil с империей, а самого себя — с Цезарем. На самом деле я также готов пойти дальше и утверждать, что Getty Oil — в большей степени империя, чем, скажем, Exxon или многие другие, более крупные нефтяные компании. Это потому, что у нас есть Getty. Этот факт известен каждому служащему Getty Oil, каждому члену империи. И каждый сотрудник Getty Oil знает, что он может обратиться с прямой просьбой к Цезарю — к человеку по имени Гетти», — отмечал в одном из интервью Пол.