Жить хорошо стоиком или буддистом: какая модель философии подходит лично вам
Несколько лет назад, просматривая на досуге ленту «Твиттера», я наткнулся на запись: «Приглашаем поучаствовать в Стоической неделе» — и ссылка, упоминающая «современный стоицизм». «Какая еще Стоическая неделя? — подумал я. — И как вообще кому‐то пришло в голову отмечать неделю философского течения?» Я не подозревал тогда, что этот твит перевернет всю мою жизнь и положит начало коренным переменам. К лучшему, надо сказать.
Перейдя из любопытства по ссылке, я оказался на сайте под названием «Современный стоицизм». Я послушно скачал их пособие и неделю жил «как стоик». То есть читал о стоицизме, изучал древние сочинения и, что самое главное, участвовал в ряде практик — от упражнений по визуализации до личного философского дневника и умеренного самоограничения (воздержание от некоторых покупок, пост, прогулки в холод в легкой одежде). К концу недели я был уже достаточно заинтригован, чтобы согласиться пожить «как стоик» до конца года (то есть на тот момент просто еще несколько недель). Потом я решил продлить эксперимент еще на год. И вот теперь, несколько лет спустя, я по‐прежнему веду «стоический» образ жизни и наблюдаю положительные перемены. Думаю, я стал, по крайней мере, немного лучше как человек, я меньше нервничаю и сержусь, я выработал невозмутимое отношение к тому, что преподносит мне Вселенная: если происходит что‐то хорошее, я радуюсь, но не привыкаю к этому, если же это какая‐то неприятность — что ж, нельзя постоянно выигрывать, вероятно, хорошие времена еще впереди.
Но что именно представляет собой стоицизм? Разве он не учит подавлять эмоции и хладнокровно переносить жизненные испытания? Кому захочется этим заниматься?
Стоицизм — это античное греко‐римское философское учение, зародившееся в эллинистическую эпоху, то есть в период после смерти Александра Македонского до расцвета Римской империи. Основы его заложил около 300 г. до н. э. Зенон Китийский — финикийский купец, который, потеряв вместе с затонувшим кораблем почти все, что имел, добрался до Афин и забрел в поисках утешения в книжную лавку. Там он открыл «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта, начал читать и задумался, не заняться ли и ему изучением философии. Он спросил владельца лавки, где бы найти какого‐нибудь философа, и тот указал ему на идущего мимо человека, пояснив: «Вот за ним и ступай!» Прохожий оказался Кратетом Фиванским, киником (тогда это понятие означало не то же самое, что сегодня), и Зенон стал его учеником.
Затем Зенон учился еще у нескольких философов, принадлежащих к разным школам, и в конце концов основал собственное течение, участники которого вскоре стали известны как «стоики», поскольку имели несвойственный философам обычай собираться и читать лекции на публике — в Расписной Стое (портике) в центре Афин. Главная идея новой философии заключалась в следующем. Для того чтобы понять, какая жизнь стоит того, чтобы быть прожитой (эвдемонистическая, как и по сей день ее именуют в философии и психологии), мы должны освоить две вещи: во‐первых, научиться адекватно понимать, как устроен мир, чтобы не принимать желаемое за действительное и не тратить попусту время и ресурсы, а во‐вторых, логически рассуждать о происходящем, иначе мы рискуем прийти к неверным выводам по поводу того, что нам следует делать и как именно. Таким образом, рецепт стоиков выглядит примерно так:
«Физика» (исследование устройства мира, то, что мы сегодня называем естественными науками и метафизикой) + «логика» (исследование мышления, в том числе и когнитивные науки) => этика (наука о том, как жить) => эвдемония (процветание).
Этот подход стали перенимать по всему античному миру, и в дальнейшем средоточием стоицизма стал Рим — политический, финансовый и культурный центр тогдашней западной цивилизации. Именно Рим подарил нам трех самых знаменитых стоиков Античности: Сенеку, который был наставником, а затем советником императора Нерона; Эпиктета — вольноотпущенника, ставшего одним из самых почитаемых учителей Древнего Рима, и Марка Аврелия — императора‐философа. В конце II в. стоицизм как школа постепенно сошел на нет вместе с прочими эллинистическими философскими течениями. Однако его идеи не канули в небытие, поскольку были усвоены христианством и оказывали влияние на выдающихся философов разных эпох — от Аврелия Августина до Фомы Аквинского, от Рене Декарта до Баруха Спинозы.
Затем об идеях стоицизма вспомнили в XX в. — возможно, из‐за обрушившихся на человечество потрясений (две мировые войны и борьба за гражданские права — это лишь начало списка), совсем как в эллинистический период. Стоицизм послужил вдохновением для когнитивных направлений современной психотерапии, в том числе рационально‐эмоционально‐поведенческой и когнитивно‐поведенческой. С 2010 г. современный стоицизм развивается как организованное движение — широко представленное в интернете, с растущим числом местных групп и международных мероприятий, таких как Стоикон, проводимый во время Стоической недели, с которой все началось в моем случае.
Но в чем же все‐таки заключается философия стоиков? Что находят в ней люди, живущие на два тысячелетия позже Зенона, Сенеки, Эпиктета и Марка Аврелия?
В основе стоицизма лежат две ключевые идеи, каждая из которых соответствует главному обещанию адептов этой философии. Первая состоит в том, что в жизни важнее всего быть порядочным человеком, а это достигается постоянной практикой четырех главных добродетелей. Вторая идея — так называемая дихотомия контроля, понимание, что одни вещи, как говорят стоики, от нас зависят, а другие нет. Первая идея обещает, в случае ее осуществления, привести к эвдемонистической жизни — то есть такой, которую мы, оглянувшись назад в последний час, сочтем прожитой достойно. Вторая идея обещает достижение атараксии, или душевного спокойствия в любых жизненных перипетиях. А кому же не хочется прожить хорошую и спокойную жизнь?
Добродетельной, или нравственной, стоики считают жизнь «в согласии с природой», поскольку по природе своей человек — общественное животное, наделенное разумом. Поэтому использовать разум, чтобы сделать этот мир лучше для всех, включая нас самих, — естественно и правильно. Как сказано у Марка Аврелия: «Обладаешь ли ты разумом?» — «Обладаю». — «Почему же ты им не пользуешься?» Или подробнее: «Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то и закон общий, если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому‐нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду».
Здесь отражено центральное для философии стоиков понятие космополитизма: мы все в одной лодке (именуемой планета Земля) и от нашего взаимодействия зависит, как она будет держаться на плаву и каково придется тем, кто в ней собрался. При таком подходе стирается граница между моими интересами и интересами остального человечества, что особенно актуально в наш век катастрофического состояния мировой экологии и непреходящей угрозы войны.
Практическим воплощением этих идей в стоицизме служат четыре главные добродетели: практическая мудрость (способность наилучшим образом разбираться в сложных ситуациях, особенно морального свойства); мужество (моральная смелость, когда человеку хватает духа встать и сделать то, что требуется); справедливость (отношение к окружающим как к достойным уважения по той простой причине, что они такие же люди, как и мы) и умеренность (чувство меры, не допускающее ни избыточной, ни недостаточной реакции на происходящее).
Впоследствии эти четыре главные добродетели Фома Аквинский включил в христианскую доктрину, добавив еще три из собственной интерпретации христианства — надежду, веру и милосердие. Эти добродетели (и еще две, которые стоики тоже выделяли, но не называли добродетелями, — человечность и трансцендентность) современная сравнительная социальная психология обнаруживает практически во всех письменных культурах мира. Возможно, вы сочтете, что жить согласно всем этим добродетелям — требование слишком суровое, и будете правы. Но наградой за их соблюдение будет возможность сказать себе в последние минуты, что свою жизнь вы прожили не зря. Более того, любая другая жизненная философия или религия не менее требовательна, если исповедовать ее всерьез. Быть хорошим христианином, буддистом и так далее не так‐то просто. Если вас и эти параллели не убеждают, рассмотрим аналогию, которую часто проводили сами античные стоики: заботу о собственном теле. Да, правильно питаться, регулярно заниматься физкультурой и так далее непросто. Но ради укрепления здоровья и продления жизни, наверное, стоит хотя бы поменьше валяться на диване?
Как же именно «практиковать добродетели»? Поскольку стоики были в высшей степени прагматичны, в своем стремлении к самосовершенствованию они использовали ряд упражнений и приемов. Среди самых важных из них — своего рода ежевечерний философский дневник, инструмент самоанализа, помогающий учиться на собственном опыте, прощать себе ошибки и готовиться прожить следующий день лучше. Сенека подробно объясняет, как это делать и зачем:
[Душу] нужно каждый день призывать к ответу. Так делал Секстий: завершив дневные труды и удалившись на ночь ко сну, он вопрошал свой дух: «От какого недуга ты сегодня излечился? Против какого порока устоял? В чем ты стал лучше?» Гнев станет вести себя гораздо скромнее и перестает нападать на нас, если будет знать, что каждый вечер ему придется предстать перед судьей. Что может быть прекраснее такого обыкновения подробно разбирать весь свой день? До чего сладок сон после подобного испытания себя, до чего спокоен, до чего глубок и свободен! Душа сама себя похвалила или предостерегла; свой собственный тайный цензор и соглядатай, она теперь знает свой нрав и свои привычки. Я стараюсь не упускать такой возможности и каждый день вызываю себя к себе на суд. Когда погаснет свет и перестанет развлекать взгляд, когда умолкнет жена, уже знающая про этот мой обычай, я придирчиво разбираю весь свой день, взвешивая каждое слово и поступок: ничего я от себя не утаиваю, ничего не обхожу. В самом деле, что мне бояться своих ошибок, если я могу сказать себе: «Смотри, впредь не делай этого; сейчас я тебя прощаю». <...> Добрый человек радуется предостережению: а иной, чем он хуже, тем сильнее злится на пытающихся его исправить.
Еще один мощный инструмент в арсенале стоиков — всегда держать в уме набор афористичных высказываний, чтобы при случае напомнить себе, как действовать или как реагировать в той или иной ситуации. Эти фразы стоики выучивают наизусть и, оказавшись в трудном положении, произносят вслух или про себя, припоминая усвоенное и пытаясь применить это к своей жизни. Вот некоторые из моих самых любимых.
Почему ты не делаешь дело человеческое? Трудно подняться с кровати и встретить новый день? Вы не одиноки, у вас есть неплохой товарищ по несчастью — император Марк Аврелий собственной персоной. И тем не менее, как он утверждает, мы явились на свет не для того, чтобы нежиться под теплым одеялом: «Если тебе не хочется подыматься чуть свет, то скажи себе: “Я встаю, чтобы приняться за дело человеческое. Неужели же я буду досадовать, что иду на дело, ради которого я создан и послан в мир! Неужели мое назначение — греться, растянувшись на ложе?”»
Препятствие — это путь. Уперлись лбом в стену? Прошибать ее лбом, наверное, не лучший выход. Попробуйте перелезть или обойти: «Все это [противодействие со стороны других людей] может помешать какому‐либо делу, но не изменить настроения и стремления благодаря способности души к преодолению препятствия и претворению противодействия в нечто более предпочтительное. Поэтому то, что было препоной для данного действия, может стать средством для другого, а то, что стояло на пути, само укажет путь».
Ему так видится. Порой окружающие поступают, на наш взгляд, категорически неправильно. С любой несправедливостью обязательно нужно бороться. Но стоицизм учит нас не судить других (и себя), и эта фраза напоминает нам, что окружающие тоже считают правыми именно себя: «А проводник, когда возьмет кого‐нибудь заблудившегося, ведет к нужному пути, а не уходит с насмешками и бранью. И ты покажи ему истину, и увидишь, что он следует ей. А до тех пор, пока не покажешь, ты не над ним смейся, но скорее осознавай свою несостоятельность».
У всего есть две ручки. На любую ситуацию можно взглянуть с разных точек зрения, в частности исходя из наших отношений с другими людьми. Старайтесь занять позицию поддержки, а не противостояния: «Всякое дело имеет две ручки — одну, за которую его можно нести, и другую, за которую нести нельзя. Если твой брат совершит несправедливость, не смотри на дело со стороны совершенной несправедливости, поскольку это та ручка, за которую нести нельзя. Смотри на дело с той стороны, что он твой брат, что он вскормлен вместе с тобой. Таким образом, ты возьмешься за ту ручку, за которую можно нести».
Хороший был кубок... Ничто не вечно — вот о чем напоминает нам эта фраза. Все, что у нас есть, от заурядных предметов обихода (вроде этого самого кубка) до отношений с дорогими и близкими людьми (дочерью, женой, братьями и сестрами), подчиняется законам Вселенной, и все когда‐нибудь исчезнет: «Вот приучением себя к чему следовало бы заниматься с утра до вечера. Начав с самых незначительных, с самых хрупких вещей, с горшка, с кубка, затем перейди вот так к хитонишку, к собачонке, к лошаденке, к землишке, отсюда к самому себе, телу, частям тела, детям, жене, братьям. Осмотрев со всех сторон, отбрось от себя.
Очисть мнения: не пристало ли к тебе что‐нибудь не‐твое, не приросло ли, не причинит ли тебе мучений, если будет отрываться от тебя. И, упражняясь каждый день, как там, не говори, что ты философией занимаешься (допустим, это название — несносное), но — что ты представляешь объявителя твоей свободы. Вот что такое истинная свобода».
Это не значит, что Эпиктет призывает нас не дорожить собой или близкими. Он просто напоминает нам (как делает это и в других случаях): все, что мы имеем, взято у Вселенной «взаймы», поэтому правильно ценить то, что есть, и отпускать, когда придет срок. Собственно, неизбежность утраты лишь повышает ценность того, чем мы обладаем.
У стоиков найдется еще несколько очень полезных фраз и множество дополнительных упражнений, которые proficiens (то есть продвигающийся, делающий успехи) выучит в процессе, читая как древние, так и современные тексты или практикуясь с единомышленниками, также изучающими стоицизм.
Вторая важная идея стоиков (после постулата о необходимости вести добродетельную жизнь) состоит в дихотомии контроля. Как утверждает Эпиктет, «из существующих вещей одни находятся в нашей власти, другие нет. В нашей власти мнение, стремление, желание, уклонение — одним словом, все, что является нашим. Вне пределов нашей власти — наше тело, имущество, доброе имя, государственная карьера, одним словом — все, что не наше». Эта идея вам наверняка знакома, поскольку представлена в ряде самых разных традиций. Для современных христиан она звучит в молитве о душевном покое, сочиненной около 1934 г. американским теологом Рейнгольдом Нибуром и подхваченной программами избавления от зависимости «12 шагов»: «Господи, дай мне душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого».
В иудаизме эта же идея выражена в изречении, приписываемом философу XI в. Шломо ибн Габиролю: «И сказали они: во главе всего понимания — осознание того, что может и чего не может быть, и смирение перед тем, что не в нашей власти изменить». Об этом писал и Шантидэва, буддийский мыслитель VIII в.:
К чему печалиться,
Если все можно еще поправить?
И к чему печалиться,
Если ничего уже поправить нельзя
Не нужно воспринимать эти строки как совет сложить руки и покориться судьбе. Философия стоиков далека от квиетизма, как показывает пример ее античных и современных приверженцев, которые были людьми действия. Марк Порций Катон отдал жизнь, сражаясь против тирании Юлия Цезаря. Джеймс Стокдейл пережил семилетнее заключение во вьетнамском плену отчасти благодаря тому, что он почерпнул у Эпиктета.
Идея стоиков гораздо тоньше и мудрее. Ко всему в жизни нужно подходить, помня о той самой границе между (подвластными нам) стараниями, суждениями и решениями и результатами этих стараний, суждений и решений (которые не всегда в нашей власти). Цицерон приводил в качестве объяснения вот такую яркую метафору: представьте, что вы лучник, которому нужно поразить непростую цель, например движущегося вражеского воина. Вы владеете мастерством стрельбы, вы можете контролировать выбор лука и стрел, от вас зависит, как туго натянуть тетиву и в какой миг спустить стрелу. Но с той секунды, как стрела оторвется от тетивы, вы уже ни на что повлиять не сможете. Внезапным порывом ветра может снести даже идеально пущенную стрелу, или враг заметит вас в последний момент и увернется.
Точно так же и в жизни. Вы можете стараться изо всех сил, чтобы получить повышение в должности, но получите вы его или нет — зависит от ряда факторов, которые вам неподвластны (от конкуренции с другими претендентами до настроения начальства). Или, допустим, вы влюблены и мечтаете о взаимности, но ответные чувства зависят не от вас, а от объекта обожания, вам же остается (и следует) стараться быть человеком, достойным искренней ответной любви. Иными словами, стоики советуют нацеливаться не на внешние результаты, а на внутренние усилия: делая все от нас зависящее, мы спокойно воспримем любой результат. Если он нас устроит, можно радоваться, не забывая при этом, что все могло обернуться иначе. Если же результат не оправдал ожиданий — что ж, такова жизнь, будем готовиться к новым испытаниям.
Как утверждает Эпиктет, если мы действительно поймем и будем практиковать дихотомию контроля, наши старания окупятся с лихвой: «Никто и никогда не сможет тебя принудить, никто не сможет тебе препятствовать, а ты не станешь никого порицать, не будешь никого винить, ничего не совершишь против своей воли, никто не причинит тебе вреда. У тебя не будет врагов, ибо ты неуязвим»15. Это потому, что вы достигнете состояния атараксии — подобного буддийскому просветлению, — которое дается подлинным пониманием мира и пределов своих возможностей, когда вы делаете все от вас зависящее, сохраняя душевный покой, даже если ничего не получается. Именно эта поистине мощная идея делает стоицизм поистине действенной философией.
Хорошо, скажете вы, все это очень мило, но в жизни важны не только добродетели и душевный покой. Нам нужно как‐то обеспечивать себя, нам хочется влюбляться, мы желаем чего‐то достичь. Что думают по этому поводу стоики? Согласно философии стоицизма, все, что нам неподвластно (то есть все, что выходит за рамки наших стараний, суждений, решений), подпадает под две широкие категории с восхитительно оксюморонными названиями «предпочтительное безразличное» и «непредпочтительное безразличное».
Возьмем, к примеру, богатство и его противоположность — бедность. Разумеется, даже Эпиктет не стал бы оспаривать, что богатым быть лучше, чем бедным. (Или по аналогии лучше быть здоровым, чем больным, и лучше быть образованным, чем невеждой.) Соответственно, богатство «предпочтительно», а бедность — «непредпочтительна». Однако в этом, на мой взгляд, как раз и проявился гений античных стоиков: ни богатство, ни бедность никак не влияют на способность быть хорошим человеком, сохранять нравственную целостность и практиковать четыре главные добродетели. В этом смысле богатство и бедность для нас «безразличны». Подтверждение найти нетрудно: человек может быть богачом и использовать свое богатство во зло (или приобрести его бесчестным путем). И наоборот, человек может быть бедным, но честным и добрым. Само собой, хороших богачей и подлых бедняков на свете тоже хватает. Вот об этом и говорят стоики: богатство и бедность никак не соотносятся с тем, хороший вы человек или нет. А именно это, как мы помним, ведет к эвдемонистической жизни.
Существует и другая концепция, позволяющая разобраться в проблеме предпочтительного и непредпочтительного безразличного и их связи с добродетельной жизнью. Представители современной поведенческой экономики разработали понятие лексикографических предпочтений. Они установили, что, вопреки общепринятому в классической экономике представлению, не все продается и покупается за деньги. Скорее, люди относят блага к разным категориям: при этом некоторые из них качественно важнее других. У меня, например, в категорию «А» может войти благополучие моей дочери, а в категорию «Б» (будь у меня достаточно денег) — ламборгини, оранжевая, если конкретно. Так вот, если за ламборгини я готов отдать определенную сумму денег (тоже входящих в категорию «Б»), то дочь на машину никогда не променяю! Дочь относится к другой категории, и обмен принадлежащих к ней объектов на объекты из более низких категорий не рассматривается.
В стоицизме добродетель относится к категории «А», поскольку вести себя нравственно по отношению к другим людям, быть хорошим человеком — это высшая необходимость, из которой логически вытекает все остальное и без которой преуспеть в жизни не удастся. Достаток, здоровье, образование и прочие аналогичные ценности принадлежат к категории «Б». Их можно обменивать между собой, можно стремиться к ним, но никогда не ценой нашей моральной целостности. Это все равно что обменять дочь на ламборгини. Покататься‐то покатаешься, но на смертном одре тебе точно будет о чем крепко пожалеть.
А как обстоит дело с эмоциональной жизнью? Как относятся стоики к тому, что мы злимся, влюбляемся, боимся или радуемся? Вопреки распространенному заблуждению, стоики вовсе не считают своим идеалом бесчувственных зомби и не мечтают всю жизнь ходить с каменным лицом, как Спок из «Звездного пути» (да и тот в какой‐то момент приходит к заключению, что «логика — это зачаток мудрости, а не плод»). Если не верите мне, послушайте Сенеку:
Катон, утомленный общественными заботами, тешил душу вином; Сципион, этот триумфатор и солдат, плясал <...> Кроме того, нужно прогуливаться на широких бульварах, чтобы под открытым небом и на вольном воздухе дух обогащался и возвышался. Иногда езда и ходьба, перемена мест, званый обед и более или менее обильное питье вдохнут [в душу] бодрость. Подчас нужно доходить даже до опьянения, но так, чтобы оно не уничтожило нас, а смирило. Ведь оно разгоняет заботы, потрясает душу до самых глубин и исцеляет как от некоторых болезней, так и от скорби.
Мы различаем здоровые и нездоровые эмоции и стремимся развивать и воспитывать в себе первые, а вторые — укрощать или искоренять. Рассматривайте это как возможность непрерывно упражняться в смещении эмоционального спектра — от страха, гнева и ненависти к радости, любви и дружбе. Нездоровые эмоции парализуют нас и действуют во вред. Даже если наш гнев «правомерен», допустим, в ответ на несправедливость, свидетелями которой мы стали, все равно мы поддаемся губительной эмоции, которая наверняка толкнет нас на опрометчивые и необдуманные поступки, лишь усугубляющие проблемы. Стоики стремятся «не давать согласия», как мы говорим, негативным эмоциям — напоминая себе, что они возникают не из объективных знаний о мире, а из субъективных суждений, которые мы в силах изменить: «Так вот, старайся говорить всякой неприятной фантазии: “Ты являешься всего лишь умственным представлением и притом вовсе не тем, чем кажешься”. Затем исследуй его и испытай по тем правилам, какие у тебя имеются. Прежде всего задайся вопросом, относится ли это видение к тому, что в нашей власти, или к тому, что вне ее».
Возьмем всем знакомый пример: вам говорят что‐то обидное, возможно намеренно пытаясь уязвить. В таком случае нужно проанализировать услышанное по нескольким пунктам. Во‐первых, подумать, не было ли «обидное замечание» справедливой критикой. Если да, нужно принять ее с благодарностью и постараться исправиться. Критика несправедлива? Тогда в дураках остается сам обидчик, ведь это он высказал откровенно ошибочное суждение.
Во‐вторых, вы точно знаете, что у человека было намерение задеть вас? Может быть, он говорил без всякой задней мысли, или просто не подумал как следует, или считал, что имеет право так высказываться. Если вы не уверены в мотивах обидчика, толкуйте сомнения в его пользу — так вы сделаете серьезный шаг к тому, чтобы избежать конфликта.
И наконец, как быть, если человек и в самом деле хотел вас обидеть? Из дихотомии контроля следует, что попытка оскорбить во власти собеседника, а вот увенчается ли она успехом — зависит от вас. Только если вы покажете своей реакцией, что и вправду обиделись, язвительное замечание выполнит свою задачу, стрела поразит цель. Но, как говорил своим ученикам Эпиктет, «да и вообще помни о том, что мы сами себя удручаем, сами себе создаем затруднения, то есть наши мнения удручают нас и создают нам затруднения. В самом деле, что значит само по себе “подвергаться поношению”? Стань перед камнем и поноси его. И чего ты этим добьешься? Так если кто‐то слушает, как камень, что толку поносящему?»
В конечном счете стоицизм оказывается одной из немногих позитивных жизненных философий, и найдет ли она у вас отклик, зависит от вашей культурной принадлежности, воспитания, природных предрасположенностей, а также от того, на каком жизненном этапе вы находитесь и что с вами на этом этапе происходит. Однако потенциально стоицизм может оказаться полезным любому из нас — и богатому, и бедному, и здоровому, и больному, и образованному, и невежде. Сила этой философии в глубоком понимании человеческой природы и психологии, а также в практических упражнениях, помогающих сделать все, что в ваших силах, чтобы жить достойно.
Подытожу в двух словах: самое главное в жизни — сохранять нравственную целостность и помогать другим, а для этого необходимо неустанно и осмысленно практиковать четыре главные добродетели. Принципиально важно усвоить и применять в любой ситуации принцип дихотомии контроля (что‐то в этом мире зависит от нас, а что‐то нет), из чего следует идея, что мы должны интернализировать наши цели. Все остальное — в том числе карьера, достаток и другие внешние блага — это прекрасно, если не стоит на пути добродетели. И наша эмоциональная жизнь будет тем лучше, чем успешнее мы будем уклоняться от деструктивных и нездоровых эмоций, взращивая конструктивные и здоровые. Вот что я думаю о жизни, достойной того, чтобы быть прожитой!