Каким будет павильон России на Венецианской биеннале при поддержке Леонида Михельсона
59-я Биеннале современного искусства в Венеции откроется 23 апреля 2022 года. C 2019 года оператор павильона России — консалтинговое агентство Smart Art (Екатерина Винокурова и Анастасия Карнеева). Новый комиссар российского павильона — Анастасия Карнеева. Финансирует работу павильона миллиардер, меценат Леонид Михельсон. Чечилия Алемани, куратор главного проекта биеннале в 2022 году назвала его «Молоко снов». Российский проект называется «914», над его созданием работают художники Кирилл Савченков и Александра Сухарева, куратор Раймундас Малашаускас.
— Комиссара павильона Терезу Мавику сменил Smart Art, став у руля павильона на ближайшие восемь лет?
Анастасия Карнеева: Smart Art с 2019 года — оператор павильона. С момента моего назначения комиссаром мы разделили с Катей Винокуровой задачи в компании: она будет заниматься Smart Art, а я — павильоном.
— Саша Сухарева и Кирилл Савченков, художники, с которыми прежде работал Smart Art?
Анастасия Карнеева: Нет, никогда не работали с ними.
— Как были выбраны художники для проекта в Российском павильоне?
Анастасия Карнеева: Три года назад, до пандемии, мы запустили процесс декомиссаризации павильона – расширение ответственности по отношению к выбору проектов. Был создан художественный совет при Министерстве культуры, и мы созвали первую рабочую группу, чтобы с самого начального этапа работа шла коллегиально, с учетом мнения профессионалов. Но из-за сроков биеннале и сложностей, связанных с постоянным общением в режиме онлайн, в этот раз мы не успели поработать с экспертной группой и нам пришлось самим выбрать художников, руководствуясь только темой биеннале, заданной главным куратором Чечилией Алемани.
— Как был назначен куратор выставки?
Анастасия Карнеева: Куратора выбрали художники. Их желание пригласить Раймундаса Малашаускаса вполне объяснимо.Раймундас давно знаком с художниками. Как сокуратор documenta-13 в начале 2010-х годов он приезжал в Россию познакомиться с нашей художественной сценой, тогда среди приглашенных к участию в проекте оказалась Александра Сухарева. А в 2017 году Раймундас приезжал с куратором Шу Тан и познакомился с Кириллом Савченковым.
Александра Сухарева: Мы познакомились в 2011 году в Москве на интервью в ИПСИ, в мастерской Ильи Кабакова. Я рассказывала Раймундасу о своих работах. В тот момент я вернулась в Москву из Швеции, закончив там школу искусств.
Раймундас Малашаускас: Через два года после documenta я курировал групповую выставку в Лондоне в галерее Lisson, куда пригласил участвовать Сашу. Мы показали два ее больших холста и другие работы.
Александра Сухарева: В общем, мы с Раймундасом с тех пор не теряли контакт и были на связи.
И с Кириллом мы тоже давно знакомы, лет десять.
Кирилл Савченков: Мы познакомились на круглом столе в ЦСИ Фабрика.
— Как вы будете делить павильон? Речь идет об одном совместном проекте или о двух разных на одной площадке?
Александра Сухарева: Это будут наши первые совместные работы. Мы сделаем так, чтобы был слышен и мой голос, и голос Кирилла.
Кирилл Савченков: Для нас важен аспект диалога между нашими художественными практиками.
— А как вы поняли, что будете работать друг с другом?
Кирилл Савченков: Мне всегда казалось рано или поздно у нас будет совместный проект. Особенно после групповой выставки Time Forward! в Венеции в палаццо на Дзаттере фонда V-A-C в 2019 году, где мы оба участвовали.
Александра Сухарева: Мы давно знакомы с Кириллом и привыкли друг в друге видеть коллег.
Кирилл Савченков: Это замечательная возможность перевести наш с Сашей диалог на новый уровень. А обновленный павильон России — отличная площадка для этого.
— Зачем художникам нужен куратор?
Раймундас Малашаускас: Чтобы составить единый нарратив в проекте.
Анастасия Карнеева: Куратор – необходимый для художников внешний голос, с которым важно вести диалог, в результате которого рождается проект.
Александра Сухарева: Ситуация дуэта, диалога, предполагает деконструкцию клише внутри практик каждого художника. Куратор координирует, сопровождает этот разрушительный и строительный процесс.
Друг как-то рассказал мне буддийскую притчу о том, как молодой монах был отправлен отшельником на гору. Учитель дал ему конверт и сказал: «Прочти, когда будет совсем тяжело». Прошло много лет, монах понял, что запутался и не понимает, что он делает на горе. Он открыл письмо и прочел два слова: «Поспи и поешь». Это было обращение «другого», который так важен в ситуации замкнутости. И это одна из возможных ролей куратора.
— Как вы определяете современную роль павильона на биеннале?
Кирилл Савченков: До реконструкции, конечно, павильон считался зоной репрезентации страны, как на олимпиаде. Для нас сейчас это пространство, где в особенных условиях можно реализовать проект, который станет сигнальной ракетой российского художественного сообщества. Это изменение ракурса стало возможным благодаря процессу изменения павильона, как в институции, так и в здании. Изначально заложенные Щусевым и восстановленные архитектурные решения показывают неоднозначность, многослойность этого строения. Если сравнивать павильон с кораблем, то у него полностью сменили оснастку.
Раймундас Малашаускас: Павильон, как и биеннале переживает переходный момент. Биеннале не может сегодня отвечать тем задачам, которые были в начале века или до пандемии. Сегодня национальные павильоны должны суметь войти в диалог с другими павильонами, поэтому вместо локальной истории мы представляем общенациональную.
Анастасия Карнеева: Именно поэтому мы намерены в первую очередь работать с международной командой. И создание художественного совета при министерстве культуры направлено, в том числе, на продвижение павильона и его проектов на международной арене. Так же и у Раймундаса есть задача открыть проект международному контексту.
Раймундас Малашаускас: Скажем так, я — дежурный иностранец.
Александра Сухарева: Павильон сейчас переживает перемены, он словно скользит между временами. Это связано не только с реконструкцией, но и с тем, что мир вокруг очевидно меняется. Наш проект также довольно тесно связан с ощущением скольжения между прошлым и будущим, как в «Поэме без героя» Ахматовой, которую мы перепрочитали. В проекте появилась ее цитата «как в прошедшем грядущее зреет, так в грядущем прошлое тлеет».
Кирилл Савченков: У нас она слиплась в короткую фразу «как прошлое в будущем зреет». Каждое новое будущее создает свое новое прошлое, переписывает его. Мне кажется это очень важный момент для нас всех сегодня. Вопросы времени и памяти переплетаются. И как здесь воспринимать технологию, способы контакта с окружающим миром, социальными связями, экономикой и политикой.
Александра Сухарева: Мы бы хотели, чтобы проект в павильоне был доступен всем зрителям на разных уровнях, и в том числе, на уровне чувственном.
Кирилл Савченков: Мы обратимся к звуку. Например, на себя обращает внимание звук цикад, наполняющий сад.
Александра Сухарева: Зрителя будет встречать особое звуковое состояние. Цикад хорошо слышно летом и немного осенью. У нас этот звук будет в апреле раздаваться изнутри павильона, когда цикады еще не проснулись.
Кирилл Савченков: На примере пения цикад мы подходим к пониманию голоса и того, какие голоса слышны, какие нет. Также как работы, построенные на химических реакциях, маркируют время, становятся таймером для того, что слышно и того, что не слышно, и прошлым, и будущим. По сути, химическая реакция позволяет вырасти чему-то и стать маркером того, что до этого не существовало.
— Что это за химические реакции?
Александра Сухарева: Одну из работ я начала делать примерно с 2015 года в своей загородной мастерской в окрестностях канала Москва-Волга. Когда я туда переехала, передо мной возник вопрос: как жить с ушедшими. Мир мертвых, ушедших, реален с точки зрения производства знаков. Мертвые обращаются к нам. Это не всегда конкретные послания. Но от того, как они к нам обращаются, зависит наша общность.
Я думала над этим вопросом несколько лет. Однажды в Мехико, накануне вернисажа, галерея пригласила бруху благословить открытие моей выставки. Здание, в котором была расположена галерея, очень старое, пережившее несколько землетрясений. Архитектор был очарован Парижем времен ар-нуво, но никогда в нем так и не побывал. Поэтому дом в буквальном смысле стал моделью другого мира. После того, как бруха закончила свою работу, она подошла ко мне и сказала: «Призраки стоят в вестибюле, и с любопытством смотрят, что ты намерена делать». Для меня это о том, как можно формализовать отношения с теми, кого нет.
Вернувшись в Россию, я стала оставлять в окрестностях канала стеклянные колбы. В колбах растут кристаллы со своими жизненными циклами. Они вырастают из зерна, цветут и увядают. Образ того, что вырастает в колбе напоминает лес, окружающий канал, изрезанный просеками. Это инвариант места, подобный некогда вымышленной архитектором вилле.
—Там по-прежнему ощущается трагедия Дмитлага, его заключенных-строителей?
Александра Сухарева: Я не свободна от переживаний, которые связаны с сильными событиями тех мест. Но для меня памятование работает как призыв или как бросок к будущему. Сфера ушедших — это то, что очерчивает наше будущее и влияет на него посредством способа контактов и их толкования.
На биеннале кристаллы появятся в несколько ином контексте, мы их покажем в контрастной ситуации — на фоне сада.
— Будет ли пояснительный текст?
Раймундас Малашаускас: Будет много текста. Планируем издать два покетбука. Мне бы хотелось, чтобы книг было три. Третья — с русской любовной лирикой. Но и Саша, и Кирилл против, говорят, что их проект в павильоне, и есть любовная лирика. Одна из книг будет посвящена разговорам Саши с физиком Ильей Сухаревым.
— Они однофамильцы?
Александра Сухарева: Это мой папа. Но «разговоры с отцом» звучит слишком претенциозно. Поскольку я занимаюсь практиками на пересечении с физико-химическими явлениями, Илья — мой важнейший собеседник. В книге мы будем касаться разных сторон человеческой жизни, освещенных через логику его взгляда и моих интерпретаций.
Раймундас Малашаускас: А Кирилл пишет рассказ.
Кирилл Савченков: Как и на примере цикад и работы со звуком, мне важно, кого мы слышим и еще важнее, кого не слышим. Мне интересны истории о вещах из будущего, контактирующие с вещами из прошлого, открывающие понимание того, что происходит сейчас. Грубо говоря, обращаясь к прошлому через будущее можно заметить скрытые голоса и вместе с этим увидеть наши отношения с технологией. То как мы смотрим на мир, то как наши эмоции влияют на восприятие технологий, то, как и что мы слышим — отражает воздействия на нас социальной и политической действительности. Например, звук — это буквальный опыт, всепроникающий звук — синоним всепроникающих технологий и алгоритмов, но в тоже время звук дает нам страх и эмпатию перед вещами. Мне важны новые инстинкты, которые возникают в контакте с реальностью, совмещающей природу материальную и виртуальную.
— Какие новые инстинкты вы заметили?
Кирилл Савченков: Инстинкт избегать травм и понимать нейроотличность в потоке информации, в том числе токсичной. Например, интуитивное отключение звука при просмотре видео. Все мы стараемся избегать различными способами подавленности и выгорания. Это сопровождается формулированием навыков жизни в мире, где аналоговый и цифровой миры переплетены. Ясно, что после пандемии или во время нее изменилось восприятие общности, интимности и эмпатии. И когда разговор идет о социальной памяти и времени первое, что видно — это связи между тогда и сейчас, между тут и там, и движение по спирали между ними. Вот это «И» — и есть наш проект, в динамическом измерении. Это как в научной фантастике, где самое главное происходит в переходный момент.
Александра Сухарева: Фазовый переход как процесс до сих пор плохо описан в физике. Но именно троп перехода между состояниями кажется достойным внимания. Это миг, из которого непредсказуемое грядущее нам подмигивает.