Круглый стол: кто и как развивает социальное предпринимательство в России
Участники дискуссии обсудили проблемы социального предпринимательства и что вообще значит этот термин. Также они поговорили о собственном опыте и поделились мнениями, что должно измениться в России, чтобы социальное предпринимательство стало развиваться активнее. Модератором дискуссии выступила Юлия Варшавская, главный редактор Forbes Life и Forbes Woman.
Участниками дискуссии стали:
Ксения Франк, председатель наблюдательного совета Фонда Тимченко;
Мария Морозова, генеральный директор Фонда Тимченко;
Юлия Булдакова, руководитель проекта «Площадка живого наследия «Стекольный двор»;
Ольга Грачева, руководитель АНО «Творческие проекты Кайкино», соучредитель Ассоциации социальных предпринимателей;
Юлия Жигулина, исполнительный директор Фонда региональных социальных программ «Наше будущее»;
Ольга Барабанова, генеральный директор компании Kinesis;
Алексей Сиднев, генеральный директор компании Senior Group, председатель совета директоров НКО «Мир старшего поколения»;
Наталья Никитина, генеральный директор АНО «Коломенский центр познавательного туризма «Коломенский Посад»;
Мария Грекова, основатель инклюзивных мастерских «Простые вещи» и кластера «Нормальное место».
Что такое социальное предпринимательство
Мария Морозова: Особенность креативной экономики и культурного предпринимательства заключается в том, что это всегда о людях, для людей и вместе с людьми. Очень важно, чтобы в сообществе формировалась благоприятная среда для творчества, чтобы новые идеи и знания могли прорастать новыми свершениями. Социальное предпринимательство — основа развития территории, где вы живете и работаете. Самое важное, на мой взгляд, что лидер есть лидер, и сегодня он может заниматься культурным предпринимательством, развивать креативные проекты, но завтра, когда он увидит рядом с собой беду или уязвимого человека, он возьмет на себя ответственность и за это.
Ксения Франк: Мы привыкли, что традиционный бизнес и традиционная филантропия существуют как два полюса. Но сейчас люди начинают двигаться в центр. Со стороны традиционных компаний это введение ESG-стандартов — частично законодательно, частично потому, что есть спрос от крупных инвесторов. Я слышала, что скоро примерно треть всех глобальных активов будут инвестированы в ESG-фонды. От компаний будут требовать очень высоких стандартов социальной корпоративной ответственности. Но при этом воспринимать, например, «Норникель» как социального предпринимателя все-таки странно. Мы понимаем, что есть другой пласт.
Например, есть так называемые импакт-инвестиции, которые для меня находятся в центре линейки, о которой я говорила выше. Существуют разные модели, например, благотворительные организации, которые предполагают инвестировать и никогда не забирать деньги обратно, а дальше продолжать поддерживать. А есть более рыночные импакт-фонды, которые действуют как традиционные венчурные фонды с дополнительной прибылью в виде социальных или экологических благ.
Мы абсолютно не претендуем на то, чтобы импакт-инвестиция стали единственным источником поддержки для социальных предпринимателей или даже основной. Это просто часть палитры, которая должна развиваться. Со стороны инвесторов желание вложить деньги в то, что приносит дополнительное благо, точно есть. И чем моложе инвестор, тем больше видно это желание. Это в целом глобально развивающаяся структура. По последним подсчетам, около $700 млрд инвестируется в импакт-фонды. В России тоже с каждым годом появляются новые инициативы.
Алексей Сиднев: Сам термин «социальный предприниматель» мне кажется ущербным. Здесь собрались лидеры социальных изменений. До поездки в Америку, где я учился, я думал, что учреждения для пожилых людей — это невероятно дотируемая тоскливая социалка, а оказалось, что там это бизнес. Через много лет я вернулся в Москву с идеей изменить жизнь людей старшего возраста к лучшему. Первый раз у меня не получилось, потому что американско-английская модель в России не очень работала. Но сейчас существует компания «Сениор групп», в которую входит и сервис подбора профессиональных сиделок, и патронажные службы в 10 регионах страны, и 3 центра по уходу и реабилитации. И, конечно же, мы — бизнес.
Хотя, с точки зрения инвесторов, мы никакой не бизнес, а НКО, потому что прибыли мы до сих пор не приносим. Но если вы спросите, кем я себя ощущаю, то я ни в коем случае не скажу, что социальным предпринимателем. Меня это даже задевает. Я просто предприниматель. Но то, что делаем мы и такие как мы, точно меняет среду вокруг. Создавать культуру помощи людям старшего возраста к нам приезжают учиться люди из других стран. Они видят, как живут у нас люди, у которых иначе альтернативой была бы либо жизнь в страдании дома, либо ПНИ. Мы тем самым показываем, что так можно.
Как работает социальное предпринимательство в регионах
Ольга Грачева: Для социального предпринимательства в регионах очень важна системность. Также еще больше чем в большом или среднем городе важно личное внимание к человеку. Люди там не доверяют просто словам, поэтому на первом этапе важно людей просто вдохновить, поддержать. Дать им возможность поверить, что они тоже могут что-то сделать. В основе всегда лежит социокультурная активность: ярмарка, фестиваль, мастер-класс, выставка. В храме, в школе, в музее. Через культуру можно найти подход к жителям, чтобы они услышали друг друга, поверили в то, что они могут.
Юлия Булдакова: До сих пор многие воспринимают культуру как некий изящный аксессуар к большим, экономически важным делам государства, но это совсем не так. Мы начинали работать с наследием промышленного предприятия Тулунского стекольного завода. Сперва у нас появились мастер-классы, потом какие-то эталонные изделия. И вот когда появились продукт и услуга, тогда же возникла возможность их монетизировать. Мы стали продавать и вкладывать полученные деньги в тот же самый проект, чтобы наращивать мышечную массу. Мы даже не сразу поняли, что можем называться громким словом «культурное социальное предпринимательство». Ресурсы территории, партнерское взаимодействие, стратегия развития организации — все эти термины мы узнали, только когда прошли обучение в фонде Тимченко. На мой взгляд, когда грантовым некоммерческим организациям просто дают деньги, мы не получаем социального эффекта. Пока мы не вкладываемся в команду, в лидера, не получается такого вау-эффекта, когда мы затевали небольшой локальный проект, а в итоге говорим про территорию, про развитие нашего малого города.
Юлия Варшавская: Тема работы с наследием и изменением парадигмы мышления именно в регионах — это очень важно. Кажется, эта смена происходит сложнее, чем в Москве, где социальные предприниматели уже скорее подмигивают Долине и думают: «Вот мы будем когда-нибудь такие, как там». А мы все-таки живем в огромной России, где все очень разное. А можно ли сделать в регионах социальное предпринимательство в хорошем смысле модным?
Наталья Никитина: Мне кажется, впервые в одно предложение и в один ряд встают такие понятия, как мода и социальное предпринимательство. Три года назад наша команда при поддержке фонда Владимира Потанина начала проект, который звучит как «Коломна — центр социальных инноваций в сфере культуры». У кого-то ресурс газ или нефть, а наш ресурс — это наследие, с которым мы научились жить ежедневно. Мы научились его интерпретировать, делать актуальным, востребованным.
В Коломне мы смогли создать технологии, культурные франшизы, на которые есть запрос. Одна из самых важных и успешных стратегий работы компании в Коломне — мы отвечаем на запрос. Важно посмотреть себе под ноги и понять, что востребовано, что нужно. Поискать таких партнеров, которые, кажется, в принципе не могут вместе делать что-то. Например, РЖД или «Почта России» в культурном проекте. Такая рефлексия позволит нам создавать образовательные программы и уже профессионально показывать всю кухню — от замысла и идеи, от маленького зернышка и до финала. Рассказать, как нигде не провалиться, не упасть и дойти до желаемого результата.
О масштабируемости проектов
Мария Грекова: «Простые вещи» мы открывали на грант и мои личные сбережения. Первый грант был на 2,5 млн рублей, сейчас это наш месячный бюджет. Никакой речи о социальном предпринимательстве тогда вообще не шло, о том, что можно что-то делать нормальное тоже. Но мы посмотрели на чашки, которые делали ребята, и поняли, что их только на благотворительной ярмарке за пожертвования продавать. Мы так не хотели: ведь если относится ко всем на равных, надо было сделать производство доступным, чтобы у человека получалась нормальная вещь. Сперва нас вгонял в ступор заказ даже на 60 чашек, а сейчас мы спокойно берем такие же на 600.
Мы открылись в феврале 2018 года, и уже к августу набрали все 24 человека, которые могли взять на работу. К декабрю мы открыли следующую мастерскую — столярную. Нам было важно, чтобы это тоже было не «я пошлифую тут немножко, а потом под хохлому разукрашу», а чтобы ребята действительно обучались мастерству, могли сделать столешницу, какой-то утилитарный предмет. Простую вещь. Это было еще 10 новых рабочих мест. А звонки все продолжаются, и каждую неделю лист ожидания увеличивался на 5 человек. Тогда мы задумались, что же такого можно открыть, чтобы куда-то двигаться. И в какой-то момент поняли, что в России нет ни одного инклюзивного кафе. Помимо прочих сложностей, у нас в Санкт-Петербурге, культурной столице, все еще думают, что можно заразиться через чашку синдромом Дауна. Но мы получили все документы, оформили медкнижки на ребят, кафе открылось, и на открытии было 150 человек.
Честно говоря, я думала, через два месяца ажиотаж спадет, но «Огурцы» получили премию как лучшее веганское кафе Петербурга. Мы немножко обалдели, когда это случилось. Сейчас с «Огурцами» все в порядке, они даже приносят какую-то прибыль, и она вся отправляется в мастерские «Простые вещи». Сейчас в наших проектах 60 людей с особенностями развития. За два года мы планируем увеличить это количество до 150.
Что двинет социальное предпринимательство вперед
Мария Морозова: Чем больше историй успеха и интересных кейсов будут слышать и видеть люди, тем больше будет шансов, что они тоже попробуют это сделать. Когда они видят, что все возможно, у них падает этот барьер страха, что ничего не получится, что это не осуществимо.
Ксения Франк: Должна быть возможность дать людям навыки, шанс поучиться у тех, кто уже делает социальное предпринимательство возможным. И нужно, чтобы это было системной формой образования, доступной всем, кому это интересно. Не только тем, кто случайно оказался в грантовой программе фонда Тимченко или любого другого фонда.
Ольга Барабанова: Я, наверное, скажу одно простое слово из четырех букв —
«табу». То, с чем мы сталкиваемся больше всего в нашей благотворительной работе. Мы в прошлом году сделали 50 благотворительных колясок для малышей до трех лет. Нужно было, чтобы эти дети смогли выходить из дома, гулять на детской площадке и идти в детский сад. И мы увидели, что недостаточно было сделать коляски. Недостаточно было научить родителей тому, что у них есть право посещать дошкольные учреждения. Конечно, есть большой пласт юридической работы, но, помимо этого, есть и просветительская работа, потому что люди на местах говорят, что не могут взять ребенка с двигательной инвалидностью в детский сад. И это, наверное, в первую очередь хочется поменять.
Юлия Жигулина: Все стремятся заботиться о людях и формировать среду, где есть некая точка для толчка изменений. Мне кажется, что мы должны прийти к формированию некой экосистемы, где обмен опытом и образовательные программы, и лучшие стажировки будут доступны, понятны и кто ищет что-то, он обязательно найдет в этой экосистеме.
Наталья Никитина: Я думаю, все, кто здесь сидит за этим столом, серийные предприниматели, потянув за одну ниточку и видя, что можно проложить новую магистраль, укрепить первое дело, привлечь больше людей, мы не останавливаемся. И я сейчас амбициозно скажу, что Коломна будет городом социального бизнеса. Например, я сижу и думаю: «Как мне бы себе взять все то, что говорил Алексей. У нас ведь тоже люди не молодеют, к сожалению». Я хочу, чтобы наша территория могла ответить на любой запрос общества — будь то инклюзия или состарившиеся родители.
Мария Грекова: Мне важно, чтобы мы не зацикливались на форме, а смотрели на цель. Например, «Огурцы» не вошли в реестр социальных предпринимателей, потому что мы просто бизнес. «Простые вещи» тоже не вошли, потому что это НКО. И почему я тогда сижу за этим круглым столом социальных предпринимателей? Но важно же другое. Для меня это нормализация жизни. Она действительно может быть такой, когда ты просто забываешь формат. Такая глобальная инклюзия. Потому что инклюзия не только про людей с инвалидностью, она вообще про все.
