«Потерянное зеркальце»: как СБПЧ создали аудиосказку по мотивам рассказа Пепперштейна
Включая в 2021 году детскую аудиосказку, тем более созданную группой СБПЧ с таким актерским составом, ожидаешь подвоха — это не может быть на самом деле сказкой, на самом деле — для детей. Но «Потерянное зеркальце» — в лучших традициях, как говорит режиссер Олег Глушков, метамодернизма — честно говорит о важном, без иронии: о правде и лжи, о забытых мечтах детства, о любви и ее способности менять то, что кажется злом. И со временем — а сказка длится около полутора часов — слушатель, независимо от возраста, понимает, что все это действительно его касается и волнует. В центре сюжета — история зеркальца, которое в начале пути принимает решение показывать людей немного лучше, чем они есть, а дальше, как и следует ожидать, попадает в череду передряг, знакомя нас с героями сказки, которых озвучили популярные актеры — от Александра Лапенко и Розы Хайруллиной до Александра Гудкова и Яны Трояновой. Важной смысловой и настроенческой частью «Потерянного зеркальца» стала музыка — в сказке 30 оригинальных композиций и 15 еще никем не слышанных песен, специально написанных группой «Самое большое простое число». Обложку для альбома нарисовал сам Павел Пепперштейн. Послушать сказку можно с 22 сентября на всех стриминговых сервисах (Apple Music, Spotify, «Яндекс.Музыка» и др.).
Кирилл Иванов и Олег Глушков рассказали Forbes Life, почему решили написать именно аудиосказку, откуда в ней влюбленные русалы и женщина-профессор, как работали со сценарием и актерами, а еще о том, почему не стоит иронизировать над детскими переживаниями.
— Расскажите, почему вы решили сделать именно сказку?
Кирилл: У меня давно была такая мечта. Мне кажется, это классный жанр, которого нет уже лет 40.
Олег: Из последних самым ярким, наверное, был аудиоспектакль «Али-Баба».
Кирилл: «Али-Баба», «Алиса в Стране чудес» с голосом Высоцкого, «Маша и Витя против «Диких гитар» — все они вышли в 70-80-е. Мы на этом выросли и были воспитаны — и это классный и сложный жанр, очень интересный. Я давно про него думал, постепенно подбирался, силы копил. Потом я познакомился с Пепперштейном и обсуждал с ним свою идею. Я давний фанат Пашиных произведений — он большой мастер короткой формы. Затем я позвал Олега, с которым мы уже не раз работали вместе. Мне хотелось сделать театральную постановку, но в аудиоформате. На мой взгляд, это даже сложнее, потому что все должно быть выражено голосом: например, если ты возмущен, это должно быть слышно, а не просто описано фразой «возмущается Геннадий».
К моему желанию записать сказку прибавилось ощущение, что ничего классного для детей на русском языке сейчас нет вообще, кроме «Смешариков»
Кроме того, мне было интересно сделать сказку с современной музыкой, потому что первое, что приходит в голову, когда ты вспоминаешь аудиосказки нашего детства, — это песни, советская эстрада. Я до сих пор слышу ее отзвуки в современных детских мультиках. Только сегодня такого богатства нет — никто оркестры не нанимает, пишут на плохих синтезаторах. Так что к моему желанию записать сказку прибавилось ощущение, что ничего классного для детей на русском языке сейчас нет вообще, кроме «Смешариков».
— То есть ваша сказка все-таки для детей? Это главный вопрос, который я задавала себе, когда ее слушала.
Кирилл: Знаете, Лотман предлагал оценивать художественное произведение по тому, сколько в нем можно увидеть «слоев». Я надеюсь, в нашей сказке каждый услышит что-то свое. Я слушал ее с детьми и со взрослыми одновременно, и всем было интересно, все смеялись. Но при этом, прописывая какие-то шутки, нам не хотелось делать «подмигиваний» взрослым. На этом построены многие современные диснеевские мультфильмы — например, весь «Шрек». Мы скорее стремились к тому, чтобы наша сказка была понятна всем, независимо от возраста.
Олег: Мне хотелось сделать сказочный спектакль для детей. Никакого особого слоя для взрослых в нем нет, это просто нормально сформулированная история, которую рассказывают обычным языком, не сюсюкаясь. Тогда и дети все понимают, и взрослые.
Кирилл: Я думаю, в ней есть вещи, которые будут чуть больше понятны взрослым. Например, одиночество бродяги (герой сказки, которого озвучил Кирилл Иванов. — Forbes Life) или то, как он вспоминает себя в детстве. Ребенку сложно понять такую эмоцию, потому что дети слишком маленькие, чтобы ностальгировать.
— У меня от вашей сказки было ощущение как от фильмов Уэса Андерсона. Когда ты, с одной стороны, смотришь за переживаниями и поступками детей, но общее впечатление остается очень взрослое и, более того, очень актуальное.
Олег: Актуальность и то, о чем вы говорите, — это не принципы, но характеристики метамодернизма. И Уэс Андерсон один из носителей этого знамени в искусстве. Сейчас наступило время, когда не нужно бояться быть простым и сложным одновременно, быть условным и максимально конкретным. Не качаться из стороны в сторону, а быть таким одновременно. Если говорить о фильме Андерсона «Королевство полной луны», там никто не делает вид, что все происходящее — это детские проблемы. Они для них действительно самые важные в жизни.
Мне кажется, что эта серьезность появилась после насмешек постмодернизма над самим собой. Когда он просто сожрал себя собственной иронией, появилась необходимость, может быть, даже потребность в том, чтобы не быть постоянно ироничным.
— При этом в оригинале Пепперштейна всех этих смыслов, надо признаться, нет. Фактически, кроме основы сюжета, от его сказки в вашей работе ничего не осталось. Почему тогда вы опирались на его «Историю потерянного зеркальца»?
Кирилл: Пашин рассказ классный, и в нем отражена вся специфика его литературы, которую я очень люблю: он умеет создавать истории «из ниоткуда в никуда». И это очень круто, но нам нужна была более жанровая вещь, в которой были бы события, драма. Пашина сказка стала для нас отправной точкой, потому что в ней уже была заложена одиссея зеркальца. Путешествие героя — это очень хорошее начало. Кроме того, в сказке был классный набор персонажей, и их характеры в нашей версии мало изменились.
Но, конечно, мы многое переделали и много времени на это потратили. Мы хотели, чтобы это была сказка, но не скучная и назидательная. Я, например, вспомнил детское ощущение, когда я просто не врубался в какие-то вещи от взрослых: меня отругали, потом вроде бы все прошло, а затем снова начинают орать по тому же поводу. И еще вот это «посиди, подумай над своим поведением». Мы попытались все это как-то обыграть, и Паша к нашим идеям хорошо отнесся.
— А он как-то участвовал в написании сказки?
Кирилл: Мы ему показали тексты песен и саму переделанную сказку. Он сказал: «Супер, мне очень все нравится, вы молодцы». И сделал невероятно красивую обложку, которой мы очень гордимся. Мне очень нравится работать с разными художниками, творцами. Как например, Паша и Олег.
Вся сказка похожа на телефонный разговор, который плохо будет выглядеть на сцене, поэтому мы хотели перевести ее в разряд пьесы
— Кто писал сценарий? Вы вдвоем?
Кирилл: Мы с Олегом. Встречались, вдвоем садились и писали постепенно. На самом деле сначала мы хотели найти стороннего драматурга.
Олег: Мы понимали, что хотим сделать, что Пашино произведение уже существует, но для театра оно не подходит. Вся сказка похожа на телефонный разговор, который плохо будет выглядеть на сцене, поэтому мы хотели перевести ее в разряд пьесы. И встречались с двумя-тремя драматургами.
Кирилл: Они все были замечательными и очень талантливыми. Но все по разным причинам отказывались.
Олег: Пока мы ходили от одного драматурга к другому, мы начали потихоньку записывать мысли, которые нам казались классными, думали, что хотели бы оставить. И уже к следующему драматургу с этой вводной приходили.
Кирилл: После очередного отказа я позвонил Олегу и очень нервничал. К тому моменту я потратил много сил и три месяца жизни на этот проект. Мы параллельно записали много песен и музыки для будущего спектакля. И когда я увидел, что все рассыпается на глазах, то предложил самим попробовать. Притом что ни у кого из нас такого опыта не было. Мы просто сели писать. Часто было, что мы с Олегом что-то придумывали как некие планы, а я их уже расписывал. Или Олег что-то записывал.
Олег: В общем, это было клево.
Кирилл: Да, я даже не ожидал. Всегда страшно, когда ты начинаешь что-то делать, особенно впервые и тем более с другом. Похоже на то, как в группу приходит новый музыкант и ты с первой ноты понимаешь, что он все схватывает. У нас с Олегом было так же классно и легко. Мы подхватывали идеи друг друга и видели, как они развиваются. Это невероятное чувство, когда твои идеи на глазах становятся больше и на них смотрят под другим углом.
Олег: Бывает, знаете, начал заниматься теннисом, тебе понравилось и в какой-то момент ты понимаешь, что постоянно думаешь об этом, даже сидя на работе. У меня было именно так. Я никогда не думал, что придумывание истории — то, к чему ты захочешь возвращаться.
Кирилл: Еще перед нами стояла задача, чтобы музыка в сказке получилась в разных жанрах. Там есть танцевальный хаус, хип-хоп, элегии.
— Но получилось все равно СБПЧ.
Кирилл: Конечно, это всегда именно наши песни, в нашем стиле. Мы их написали, ничего с этим не поделаешь. Они, кстати, выйдут вместе со сказкой отдельным альбомом.
— Какое-то количество поколений до нас жили в определенной системе ценностей, которую долгое время отражали именно сказки. С их помощью дети следующих поколений эти ценности впитывали. Сегодня мы живем в мире, где все старые идеи переосмысливаются. И те герои, те образы и те проблемы, которые вы ставите в своей сказке, –- они очень актуальные. У вас один русал Ярополк влюблен в другого русала, Игоря, есть профессор-женщина и так далее. Вы сделали это специально?
Кирилл: Все это по закону сразу маркируется 18+. Нам повезло, что в аудиоспекталях нет маркировки, а вот в театре она будет. Но мы оставили все как есть, потому что для нас с Олегом это важные детали. Понятно, что можно было написать «я влюблен в Алену» или «в Снежану». Но почему-то это было естественным для нас и важным, ценным.
Или, например, там есть одна песня, такой веселый хаус с посылом: если ты в ванне с кислотой и где-нибудь на столбе повис или застрял в трубе, ты ровно там, где ты должен быть. То есть если ты ищешь приключения, они тебя обязательно найдут и не надо стараться быть кем-то другим, кроме как самим собой, и тогда все будет классно. Для меня это тоже важный вывод.
Само слово «сказка» ставит тебя в определенные рамки, и мы их старались соблюсти. В ней есть условная мораль, что не надо врать, но в целом это больше наш естественный взгляд на вещи, отражение наших ценностей. У нас не было сверхзадачи, что мы должны чему-то научить или что-то рассказать специально, потому что это сейчас актуально. Это просто то, что мы сами считаем важным.
— То есть не было революции: мы сейчас напишем сказку про новых героев нового времени.
Олег: Эта революция создается просто нашим с вами присутствием в мире.
— Возможно, для детей, которые будут слушать вашу сказку, это все и не является революцией. Вещи, на которые я как бумер обратила внимание, потому что они для меня все равно новые, для нового поколения — норма.
Кирилл: Да, им просто не покажется это странным или неестественным. На мой взгляд, это вообще плохая идея — делать из сказки учебник. Если ты ставишь перед собой задачу научить кого-то, нужно найти учителя, а не создавать произведение искусства.
Настоящие сказки совсем не такие, какими мы привыкли их слышать. Например, сказки братьев Гримм максимально жестокие, мрачные, очень крутые и страшные. Они не заигрывают с детьми, не подмигивают им. Они говорят о самом жутком. Самый большой мой страх в детстве — это «Сказка о потерянном времени». У меня был диафильм. Я просто умирал, когда эти дети становились старичками, такая жуть.
— На каких вы сами выросли сказках, что вас сформировало?
Кирилл: Мне очень нравилась пластинка с рассказом «Во-первых и во-вторых» Хармса в исполнении Юрского — про длинного и маленького человека, который ехал на фонаре, песенки насвистывал. Они все ехали на машине, и с ними была лодка, и они не знали, куда ее положить. Очень смешной дурацкий рассказ. Вот я его обожал и слушал все время.
Олег: А у меня «Али Баба», которая потом как-то плавно в моем сознании соединилась с пластинкой «Юнона и Авось». Помню, она меня потрясла — особенно романтические моменты, когда Кончита его ждала. А потом, в какой-то момент, лет в 16, я прямо заслушался «Пер Гюнтом» и полюбил Блока. И тогда мама рассказала, что она часто ставила мне пластинку с «Пер Гюнтом» и стихами Блока, когда я был еще младенцем. Такое совпадение.
— Интересно, что Кирилл сказал, что смысл вашей сказки в том, чтобы не врать. Я восприняла ее совсем иначе.
Кирилл: Скорее о том, что нельзя себе врать. Там про это даже песня есть — все проблемы от того, что люди, смотрящиеся в зеркало, рады себя обманывать. И мысль наша была такая: когда-нибудь что-нибудь такое случится с человеком, который послушал сказку, что ему захочется себе наврать, и он себя остановит и скажет: «Черт! Тогда же зеркальце не наврало, и я не буду». Чтобы это откладывалось на подсознании. Такой сложный план!
Кажется, что глупость какая-то: история пластмасски, которой мы всерьез увлеклись. Но если извлечь ее из сюжета, то остается история людей и их веры в неожиданные ситуации
— Мне показалось, что история с зеркальцем — она еще и про то, что когда мы кого-то очень любим, мы настолько боимся его ранить и хотим ему всегда нравиться, что отражаем этого человека в его идеальном состоянии. И это драма вообще всех человеческих отношений, потому что в какой-то момент каждый из нас становится собой — и магия зеркальца заканчивается. Собственно, как и произошло с героями сказки.
Олег: Конечно, так и есть, оно очень старается. Каждый хочет, чтобы его любили, и вопрос, на что ты готов ради этого пойти? Чтобы тебя считали хорошим и добрым и самым лучшим? Что ты можешь для этого сделать и насколько ты в этом бываешь нечестен сам с собой?
Зеркальце — это всего лишь зеркальце. Кажется, что глупость какая-то: история пластмасски, которой мы всерьез увлеклись. Но если извлечь ее из сюжета, то остается история людей и их веры в неожиданные ситуации, влюбленности, пересмотр всех ценностей в одну секунду. Иногда ты вдруг в один момент можешь посмотреть на ситуацию чуть по-другому, понять, как выглядят твои поступки и решения будто в отражении. В этот миг ты сам становишься этим персонажем — нашим зеркальцем.
— Как вы выбирали им голоса? Ведь за каждым из них тоже стоит личность, и когда ты слышишь их голоса, у тебя сразу возникает определенный, очень сильный визуальный образ.
Кирилл: Я всегда исхожу из того, что есть близкие нам по духу актеры, большинство из них –- это те, с кем мы общаемся и дружим. Так что и здесь все произошло естественным путем. Мы с Олегом просто обсуждали, кто на какую роль подходит, кто для чего годится. Но они не обязательно совпадают друг с другом. Например, русалка-профессор, деятельно рассуждающая, — это вообще не Яна Троянова. Или птица, которая болтает без умолку и кричит, — это вообще не Роза Хайруллина. Но объем возникает, как вы правильно заметили, от соединения персонажей и личности актера. Но это совсем не значит, что они должны быть похожи.
Для меня это был момент восторга, как по-другому — не так, как я имел в виду, когда писал, — они это прочли. Текст стал еще больше, интереснее и многозначительнее. Как будто у текста появились дополнительные смыслы. Там поразительные вещи были сделаны просто голосом. Олег, расскажи, как ты работал с актерами?
Олег: С удовольствием. Для меня это был новый опыт, в особенности потому, что эта история связана с технологиями. В театре, чтобы репетировать парную сцену, два человека обязательно должны быть на сцене. А здесь такого практически не бывало. Например, есть очень большая сцена, где куча народу, которых мы, естественно, записывали по одному, и это представление, как и кто должен что сказать, в каком темпе, чтоб потом все сошлось, — это необычный момент. Но удивительным образом оно работает, да? Просто записал, потом соединил, и кажется, что они в одном пространстве все вместе были.
Кирилл: Это ты просто записал, а мы потом посидели пару месяцев, и оно соединилось!
— Вообще сказка — это часто история про эзопов язык, да? Что нельзя было сказать прямо, можно было донести через сказку — как будто бы детям. Есть ли такие штуки в вашем «Потерянном зеркальце»?
Кирилл: Не было чего-то, в чем мы себя в этой истории ограничивали, остановили и подумали, что не стоит. У нас просто не было злого царя, с которым бы боролся Иван.
— У вас там вообще нет зла как единицы.
Кирилл: В этом была одна из наших главных идей. Я искренне верю, что у людей, которых мы считаем злодеями в жизни, есть разные проявления, в том числе такие, когда они делают очень добрые классные вещи. Любая сказка сразу воспринимается нами немножко как попытка упростить мир, а он на самом деле очень сложный. И мне было как раз важно показать и не скрывать от детей то, что мир очень разный.
Олег: Последний «Джокер», как мне кажется, абсолютно наглядно показал, что нет плохого и хорошего, каждый стремится к счастью любыми ведомыми ему путями, и просто эти пути бывают для одного дикими, а для другого абсолютно нормальными и единственно возможными. Нам не хотелось сделать какого-то персонажа, который просто злой или скупой, как в обычных сказках.
— Что для вас критерий успеха этой сказки?
Кирилл: Мой критерий успеха — это сама сделанная сказка. Я испытываю радость оттого, что поработал с таким количеством классных людей, и гордость оттого, что у нас получилось. Я очень давно себя отучил от ожиданий чего-то. У меня нет какой-то оценки, что ее должны послушать десятки тысяч людей, влюбиться в нее. Достаточно будет и одного человека. У нас есть мысли и планы, что мы бы хотели сделать концертную постановку, театральную постановку, где мы играем живьем все это.
Олег: Я в подростковом возрасте очень любил сказки «Ежи и Петруччо» Андрея Андрианова. В ГИТИСе диск с ними ходил по всем комнатам. Так вот, Андрей — тот человек, который просто брал микрофон и наговаривал их. Потом мы познакомились, и я смотрел на него с восторгом. Вот если мы с Кириллом для кого-то будем такими людьми, каким для меня был тогда Андрей, это уже успех.
Кирилл: На самом деле для меня будет критерием успеха, если через 20 лет мы будем с Олегом сидеть на лавочке, а кто-то к нам подойдет и скажет, что он слушал в детстве эту сказку.