Поп-арт на «Севкабеле»: в Санкт-Петербурге идет выставка Энди Уорхола, которую точно стоит увидеть
Это не первый проект Уорхола в России, связанный с наследием великого художника, но первый, когда вместе с ним показывают работы российских авторов. Благодаря совместной экспозиции (организатор выставки — фонд Artsolus, куратор — Татьяна Звенигородская) можно увидеть, насколько глубоко проросли идеи американца в российское искусство. На выставке представлены работы 43 современных российских авторов, среди которых корифеи, их возможные преемники и совсем молодая поросль учеников Авдея Тер-Оганьяна. Многие работы были созданы специально под выставку.
Девять разделов экспозиции раскрывают искусство Уорхола максимально подробно. В каждом — работы россиян, следующих по вехам великого американца. Вход на выставку открывает длинная лестница как восхождение на храмовую гору. И в этом есть сакральный смысл творчества Энди, религии потребления.
Подлинник или подделка: почему выставка работ Энди Уорхола в Москве вызвала скандал
Энди и его революция
Энди Уорхол — настоящее имя Анджей Вархола, сын словацких мигрантов, отец — шахтер, мать — домохозяйка. Открыл миру то, что художники прежних поколений брезгливо обходили стороной. Его объектом пристального внимания стали символы зарождающегося общества потребления — реклама, товары, медийные образы массовой культуры. Самое повседневное, банальное и заурядное оказалось вписано в ДНК нового общества, чего никто не мог представить. В этом и заключалась революция — нужно было просто выйти на улицу и оглядеться! Любой следователь подтвердит, что улики следует искать в мусорном ведре — и Энди заглянул туда, разгреб визуальный мусор кричащей рекламы, этикеток, неоновых вывесок супермаркетов и показал, из чего сделан новый мир.
Энди Уорхол нужен всем: аукцион в Гонконге, фабрика в Нью-Йорке, скандал в Берлине
Поп-арт головного мозга
Спустя почти 60 лет поп-арт по-прежнему не выглядит отмершим, исследованным, изученным явлением. Поп-арт превратился в неубиваемого монстра, питающегося нескончаемыми образами массовой и популярной культуры. Отруби ему голову — и на ее месте вырастет три новые. Любое радикальное искусство обязательно «попсеет» и сползает на территорию массового потребления, где и оказывается кормом для поп-арта. Сам феномен «опопсения» искусства — естественное следствие успеха. Но разогнанный современным рынком и медиа неминуемо оказывается опошленным. Избыток славы и популярности вредит искусству. Так произошло с уличным бунтарем Бэнкси, который по-прежнему борется против глобализма и рынка, но по сути стал его марионеткой. Его земляк Дэмиен Херст уже давно вместо шоковой продукции выдает сытый поп-арт-конформизм, доказательством чему служат его венецианский мегаблокбастер и свежая «вишневая» живопись. Честным поп-артистом, преемником Уорхола, сегодня выглядит Джеф Кунс. Если Энди открывал новый континент поп-арта, то последний выжимает из него концентрат дичайшего китча, доводя его до сущих банальностей, рассчитанных на аудиторию типа Гомера Симпсона. Такую стратегию можно назвать поп-артом головного мозга.
Ключевая особенность современного поп-арта — тотальное сращивание с массовой культурой, где уже невозможно понять, кто на кого рефлексирует и кто кого потребляет. Такое слипание отсылает к пелевинскому ротожопу, когда потребление не отличить от испражнения. Поп-арт из инструмента рефлексии превратился в инструмент нескончаемой тавтологии, уплотняющий и без того безальтернативное будущее.
В России и в мире
После распада СССР и наступления эпохи глобализма российское общество встало на путь трансформации по направлению к «обществу потребления», в котором только и возможен поп-арт как реакция на переизбыток товаров и рекламы. Справедливости ради нужно сказать, что у нас был свой ответ поп-арту — соц-арт, брат-близнец, который также реагировал на переизбыток, но уже идеологических символов. Его отцы Комар и Меламид — участники выставки на «Севкабеле» — лично знали Уорхола. Во время своей акции «Продажа душ» Комар и Меламид приобрели душу Уорхола за ноль рублей, свидетельством чему являлся сертификат. В 1979 году сертификат был куплен на аукционе в Москве художницей Аленой Кирцовой за 37 рублей. До сих пор ни за какие деньги Алена не желает с ним расставаться. Так душа Энди обрела российскую прописку.
Культ денег, успеха и славы докатился и до нас в 1990-е, нулевые и застойные десятые. Заработали социальные лифты, вышвыривающие спортсменов, блогеров, музыкантов на лучшие места под солнцем. Ипотеки и автокредиты через опричников-коллекторов вернули крепостное право. Youtube, TikTok и Instagram научили монетизировать подписчиков, а контент завладел миром. 15 минут славы каждому, обещанные Энди, превратились в нескончаемый Колизей самопрезентаций и достигаторства с фонтанами сетевого трафика.
SMMщики, контент-менеджеры, специалисты по таргетированию с копирайтерами в обнимку стали властителями сетевых душ. Уорхол был бы доволен, ведь общество потребления, которое он препарировал, никуда не делось, а наоборот, мутировало и разрослось такими метастазами, что «конец истории» Фукуямы — уже просто баян. Современные технологии манипуляции сознанием и гаджеты, как точки входа в любого человека, завершают картину тотальной антиутопии.
О пустоте и фальши
Уорхол восхищался Сальвадором Дали, его умением привлекать к себе внимание. Энди в этом нуждался, потому что еще в школе он прошел через то, что сегодня называется буллингом. Спустя годы он так и не поверил в искренность новообретенного внимания, оставаясь до конца своих дней глубоко одиноким человеком. Его сеть закусочных Andy-Mats для одиноких людей — это нереализованный проект художника, который мог бы служить прекрасной эпитафией, раскрывающей звенящую пустоту поп-арта. Именно поэтому Энди глубже и больнее раскрыл поп-арт по сравнению со своими коллегами Розенквистом и Раушенбергом. Уорхол сделал главное — написал гимн одиночеству и безысходности нового общества. Сам автор признавался, что страдал «светской болезнью», посещая каждый вернисаж и тусовку: «Что бы ни открывалось, я иду. Когда закрывается, иду тоже. Просто иду». Как будто бы хотел замазать этим свое одиночество, как будто бы заразился тем, что создавал, — эдакий поп-арт внутри. Его высказывания о себе звучат очень болезненно: «Я — это именно то, что говорит обо мне моя коллекция газетных вырезок». Уорхол добивает себя так же, как расправился со своим носом при помощи пластической хирургии: «Я точно знаю, что посмотрю как-нибудь в зеркало и ничего там не увижу».
Эрик Булатов: «Дверь в будущее открыта для всех»
Зачем идти на «Севкабель»
Организаторы обеспечили максимум, от них зависящий: привезли оригиналы работ автора, создали интересный экспозиционный маршрут, привлекли цвет отечественного искусства. Выставка в «Севкабеле» демонстрирует жизнерадостный мир потребления и благополучия вкупе с разнузданным весельем отечественного постмодернизма. Главный вопрос выставки: «Как мог появиться российский поп-арт, когда общества потребления в России никогда не было?» Ответ: также, как появлялись в 1990-е менеджеры, банкиры и брокеры, — через самоназначение, через волевой акт, когда столица переезжает из Москвы в Питер, а потом обратно. Материальный контекст русскому искусству не нужен вообще.
Левый марш и культурный террор: как заброшенный завод во Франции стал Меккой художников
Бонус выставки: своими глазами увидеть исторически достоверный контекст, чтобы глубже понимать окружающую нас художественную действительность, воспитать здоровую подозрительность (хоть чуть-чуть, но получится) и развить ироничную снисходительность к пафосу и претенциозности нашего развивающегося общества потребления.