«Поцеловать ее красивое глупое личико»: почему все обсуждают фильм «Малкольм и Мари»
В феврале Netflix выпустил новую картину Сэма Левинсона (автора сериального хита позапрошлого года «Эйфория») «Малкольм и Мари». Главные герои — режиссер и его девушка — приходят домой после премьеры его фильма и долго, мучительно ссорятся. Таков весь сюжет этого почти двухчасового фильма, снятого в строгом локдауне за две недели летом 2020 года. В замкнутом пространстве Зендая («Эйфория») и Джон Дэвид Вашингтон («Довод») разыгрывают, по сути, разговорную пьесу для двоих.
Вынужденная камерность играет картине на руку: в кадре – лишь два человека и их неприкрытые эмоции, а выбранная локация — просторный дом со стеклянными стенами — позволяет разгуляться оператору Марцелю Реву (он же отвечал за визуал «Эйфории»). Его камера работает в двух направлениях. Она то отстраненно смотрит на героев из-за стекла или кружится вокруг них, то максимально приближается к персонажам, прицельно исследуя их мимику, едва уловимые движения губ, полутона взглядов. «Малкольма и Мари» можно было бы сравнить с «Брачной историей» Баумбаха, но кажется, что это скорее все та же «Эйфория», встретившаяся с американским независимым кино 60-х.
Ссора начинается из-за того, что Малкольм не поблагодарил Мари в своей речи, но это лишь повод, внешний толчок, который запускает череду диалогов — и монологов — обо всем, что может в современных реалиях волновать человека вообще и режиссера в частности: любви, боли, зависимости, кинематографе, идентичности, кинокритике, благодарности, абьюзе и страхах — страхе оказаться нелюбимым, страхе, что ты недостаточно хорош, страхе, что тебя не понимают.
Левинсон (к слову, белый) исследует важный для современного Голливуда вопрос — если темнокожий режиссер снимает фильм о темнокожей девушке, употребляющей наркотики, становится ли его работа по умолчанию высказыванием о расе и проблемах здравоохранения? Или она может быть просто фильмом о девушке, которая пытается побороть зависимость? «Кино не обязательно должно нести в себе послание», — говорит экранный режиссер Малкольм. Но мы часто видим политическое там, где его нет. Не каждый фильм с темнокожими актерами и создателями — произведение на тему «черной травмы», ведь жизнь людей травмой не ограничивается. Почему в случае удачи Малкольм сразу нарекается следующим Спайком Ли или Барри Дженкинсом, но не Уильямом Уайлером (один из самых титулованных режиссеров Золотого века Голливуда — Forbes Life)?
Если режиссер-мужчина снимает в кино обнаженную девушку, считается ли это автоматически объективацией? А если он гей или асексуал — тогда все в порядке? В современном дискурсе мы привыкли исходить из идентичности авторов, решая, кому «позволено» что-то делать, а кому нет — но что если мы ошибаемся. Идентичность — категория непостоянная, она может меняться.
В экспрессивном монологе Малкольм задается этими вопросами и вспоминает режиссеров, которые интересовались спорными — с точки зрения их идентичности — темами: как Бен Хект и Дэвид Селзник, будучи евреями, провели столько времени над созданием «Унесенных ветром» о Гражданской войне в США; почему одна из первых женщин-режиссеров в кино Айда Лупино любила снимать нуары и жестоких мужчин; насколько гомосексуальность Джорджа Кьюкора действительно помогала ему понимать и снимать женщин.
Достается и современной кинокритике, которая тоже часто видит исключительно повестку и забывает про саму идею кино, его форму, мастерство актеров и членов съемочной группы. В положительной рецензии на фильм Малкольма критикесса из Los Angeles Times хвалит его за демонстрацию системного расизма и деконструкцию тропа «белый спаситель», однако порицает за то, что он снимал героиню полуголой. В копилку вопросов, мучающих режиссера, падает еще один: если темнокожий режиссер снимает драму про темнокожую девушку, значит ли это, что он избежал «белого взгляда», но прокололся на «мужском»?
И все-таки «Малкольм и Мари» — в первую очередь фильм о двоих. Он вскрывает проблемы не только индустрии, но и отношений героев — личных и профессиональных. Малкольм не поблагодарил Мари в речи на премьере фильма, который во многом основан на ее опыте борьбы с наркотической зависимостью. Она справедливо задумывается, какое в таком случае она занимает место в его жизни, и тут же находит ответ: «Я была просто хорошим материалом». Малкольм, парень из профессорской семьи, с высшим образованием, встретил Мари в худший период ее жизни. Его зацепил неведомый ему мир, ее — желание Малкольма ее спасти. «Мне было 20 лет, и никто никогда не любил меня (или думал, что любил) так, как ты, и я не понимала, что я для тебя», — говорит Мари.
Разница в возрасте, дисбаланс власти, динамика «жертва — спасатель» приводят пару к созависимым и токсичным отношениям, в которых он может кричать на нее из соседней комнаты, спокойно поглощая ужин, который она ему приготовила. «Ты серьезно кричишь и унижаешь меня с другого конца дома, потому что слишком занят макаронами с сыром?» — возмущается Мари в ответ на обвинение в том, что она просто сошла с ума и ментально нестабильна. В другом эпизоде Малкольм намеренно добивает Мари, рассказывая про своих бывших девушек, сексуальные приключения и припоминая ее попытку суицида. Она, в свою очередь, называет его посредственным нарциссом, неспособным обращать внимания ни на кого, кроме себя.
Женщины хотят разводов, мужчины ищут себя: что беспокоит сотрудников крупных российских компаний
Даже моменты их иллюзорного примирения подпитываются той же яростью и желанием посильнее ужалить. В одну минуту персонажи орут друг на друга, в другую — страстно целуются, только чтобы через несколько секунд продолжить словесную перестрелку, целью которой в какой-то момент становится взаимное уничтожение. Этот мини-цикл насилия отмечает сам Малкольм ближе к концу фильма, когда говорит, что мечется между желанием «отрезать ей голову» и «поцеловать ее красивое глупое маленькое личико». Тот факт, что герои осознают токсичность своих отношений, однако, ни к чему не приводит: на следующее утро Малкольм просыпается, находит Мари на улице и становится в тишине рядом с ней — как ни в чем не бывало. Мы же остаемся с ощущением, что это их далеко не последняя ссора.
Манипуляции, оскорбления, газлайтинг — одни из признаков эмоционально абьюзивных отношений, которые увидели в фильме зрители и зарубежные критики, и их главная претензия — в нормализации и романтизации такого рода отношений. С маркетинговой точки зрения «Малкольм и Мари» подается как фильм о любви, а не об эмоциональном и вербальном насилии и нездоровых отношениях, его постер гласит — «Безумно влюбленные». Хотя Левинсон, вторя своему герою, в интервью говорит, что изображение определенных действий персонажей не является их поощрением, все же он признается, что не уверен, насколько их отношения здоровы или токсичны.
Несмотря на потрясающую игру актеров (Зендая и Вашингтон выложились по полной), пулеметные диалоги и остроумные монологи, ради которых его стоит смотреть, многие зрители отмечали, что «Малкольм и Мари» может стать триггерной картиной для людей, переживших насилие, и людей с ПТСР.