«Верность семье важнее верности государству»: писатель Ю Несбё о локдауне в Норвегии, вселенной Харри Холе и концепции зла

Ю Несбё — норвежский автор детективов. Получил признание в Скандинавии, а затем и во всей Европе еще в конце 90-х — благодаря серии криминальных романов о сыщике Харри Холе. Романы «Снеговик», «Леопард», «Полиция», «Жажда» и «Нож» занимают первые места в списках самых читаемых триллеров по всему миру. Помимо книг о Харри, он написал несколько внецикловых романов — «Охотники за головами», «Сын», «Кровь на снегу», «И прольется кровь», «Макбет». В ноябре 2020 года на русском вышла новая книга Несбё  — «Королевство». Это произведение вне цикла детективов о Харри Холе. С разрешения издательства «Азбука-Аттикус» Forbes Life публикует текстовую версию беседы с писателем, которую провела литературный критик Наталья Ломыкина на ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction 2020. 

— Не только я, все читатели цикла детективов про Харри Холе хотели бы посмотреть в глаза человеку, который убил Ракель. Как вы себя чувствуете после такого жестокого преступления?

— Не думайте, что я рад. Ощущения очень неприятные. Это был весьма драматичный момент для меня как для писателя. Полагаю, и для читателей тоже. И это очень жестоко, ведь ты эмоционально очень вкладываешься в своих персонажей, особенно в тех, которые с тобой уже давно. Но в то же время так должно быть, потому что это соответствует логике истории, замыслу истории в целом и развитию сюжета. И как писатель я не могу тут врать и лукавить, я обязан следовать логике своего романа, логике всей вселенной Харри Холе.

Мне все равно кажется, что для людей верность семье важнее верности государству

— Да, я понимаю. Убийство Ракель — это то, что могло причинить максимальную боль Харри. Вероятно, после «Ножа» вам было непросто написать еще один роман о Харри Холе. И вы написали «Королевство», так?

— Не совсем так. Я никогда не говорил, что серия о Харри Холе закончена. Хотя там очень драматичное окончание.  Я всегда следую за идеей, не обращая внимание на то, как выгоднее поступить. Возможно, было бы прозорливее и умнее, с коммерческой точки зрения, написать еще один роман о Харри. Но я волен рассказывать те истории, которые мне нужно рассказать по внутренним ощущениям. В общем, так вышло, что я довольно долго вынашивал именно идею «Королевства» — и наступило время рассказать эту историю. Одна из немногих привилегий, которая есть у писателя, — отсутствие начальника. Хотя начальник все-таки есть, но это не человек, а мысль, идея, история. Именно эта настойчивая идея и заставляет вставать каждый день и продолжать работу.

— Я хочу процитировать фразу из романа «Королевство», где два брата все время выгораживают друг друга. Жена младшего брата, Шеннон, говорит: «Семья — это единственный принцип, остальное вторично». В романе, когда в замкнутый семейный мирок попадает зло, его остается только уничтожить, от кого бы оно ни исходило. Насколько прочны и важны узы крови? Почему их нельзя разорвать?

— Как писатель я не даю ответов, я задаю вопросы. Сейчас очень у многих людей в благополучных и демократических обществах, в государствах всеобщего благосостояния, таких как норвежское, есть ощущение, что государство взяло на себя заботу о людях. То есть заботы ты ожидаешь уже не от семьи, а скорее от государства. Но мне все равно кажется, что для людей верность семье важнее верности государству. И это то, чему учил с юного возраста отец героев книги: «Ты не можешь доверять никому — ни соседям, ни друзьям, ни тем более властям. Только семье. Это всегда «мы против них». Это принцип, на котором построена эта книга.

— Но в конце концов брат не может доверять и брату. Да простят меня за спойлеры те, кто не читал пока «Королевство», но в конце романа старший брат принимает решение предать младшего. Однако логика истории не позволяет этого сделать — братья вынуждены и дальше жить вместе. Как вы считаете, когда разрушены все семейные узы, когда тебя предал человек, которому ты доверял больше всего, есть ли шанс продолжать какие-то отношения?

— Я думаю, это одна из самых важных тем этой истории. Есть верность и есть предательство. Что окажется сильнее? Ненависть, которую породило предательство, или любовь, которая была с самого начала? Будет ли прощено предательство? И в общем-то, мы видим, что предательство может быть прощено. И что нет более сильной любви, чем любовь в семье, любовь между братьями. Но есть такая поговорка, что ненависть — это обратная сторона любви. И без любви ненависть невозможна. И я думаю, что как раз в семье и того и другого в избытке.

— Мне кажется, мы уже говорили с вами на эту тему, но я снова задам этот вопрос. В Скандинавии, тем более в Норвегии очень высокий индекс счастья. Тем не менее мир захвачен скандинавским нуаром — мы покорены мрачными детективами, которые выворачивают наизнанку человеческое нутро. Почему именно здесь, в такой счастливой стране, вы так завороженно исследуете природу зла? 

— Во-первых, криминальный жанр не только про само преступление и зло. Это больше история о морали и о политике. Так как это один из самых популярных жанров, то через него можно выражать актуальные мысли. Ты пользуешься знакомой всем формой и говоришь о своем. Это как с популярными песнями: три куплета и припев. Слушатели знают, чего ожидать, они знакомы с формой — и это облегчает взаимодействие музыкантов с публикой. Криминальные романы тоже обладают этим качеством — в рамках жанра можно построить  эффективную коммуникацию с читателем.  

Один из базовых вопросов в моих книгах — существуют ли злые люди сами по себе или только злые поступки? Как писатель, я ставлю вопросы (надеюсь, интересные), но не даю ответов. 

— Какая удобная позиция!

— Не для всех писателей криминального жанра справедливо то, о чем вы говорите. Но вы правы, для меня это так —  я очарован злом, самой концепцией зла.

— А вы сами читаете криминальные романы? Вам как читателю они нравятся?

— Время от времени. Не могу себя назвать большим любителем жанра. Я много читаю вообще. Но криминальные романы — ну, скажем, одна книга из десяти.

— Всегда ли получается угадать убийцу?

— Знаете, обычно да. Недавно вот сильно ошибся. Вы смотрели сериал «Отыграть назад»? С Хью Грантом и Николь Кидман? Я был абсолютно уверен! Обычно я не ошибаюсь. И в этот раз я даже всем друзьям сказал : «Поверьте мне! Я же этим зарабатываю! Вот убийца». И я ошибся. И на следующий день мне пришлось разослать всем сообщения, что мне больше доверять нельзя.

— А вы, читая детектив, думаете, что могли бы придумать лучше, нашли бы более неожиданный поворот?

— О да! Вот в этом случае придуманная мною развязка была намного лучше!

— Тогда давайте вернемся к Харри. Вы всегда разрушаете каноны. Невозможно представить, что убили доктора Ватсона или капитана Гастингса. Но когда читатель открывает роман из цикла про Харри Холе, он никогда не знает, кто будет убийцей, и кто будет убит. Вы проделали это с Эллен, с Беатой, с Ракель. В цикле про Харри Холе не действуют правила жанра. Но есть у ли вас собственные табу? Насколько вы свободны? 

— Не свободен. Мы уже говорили в начале беседы, что во вселенной Харри Холе есть определенные правила. Практически осязаемые правила. Причем не столько криминального романа, сколько жанра трагедии. Если посмотреть на всю серию книг о Харри Холе, можно сказать, что она написана в традициях греческой трагедии. И это подразумевает определенные правила. Ты можешь нарушать канон, но как рассказчик историй, сторителлер, ты должен подчиняться трехактному строению истории. В мире твоего героя есть события, которые могут произойти и которые совершенно точно не могут. Так что правила есть.

Но я понимаю, о чем вы. У читателя возникает ощущение анархии, ненадежности. Например, упомянутая вами Эллен, героиня третьей книги «Красношейка». Читатель к ней привязывается, но вдруг по сюжету ее довольно рано убивают! И это тот эффект, которого я хотел добиться, когда читатель понимает, что ни одного героя, ни одни отношения как данность он воспринимать больше не может. И вот тут правил нет, случиться может что угодно.

Геббельс, Несбе и немного каннибализма: 10 лучших книг осени 2020

— Да, это основное правило для читателя цикла про Харри Холе: будь готов ко всему. Знаете, после прочтения «Ножа» я очень много спорила с собственным братом из-за мотивов преступления. Я уверена, что вы перегнули палку,  убийца не смог бы переступить черту. Невзирая на ненависть к Харри, нельзя просто так взять и убить того, кого очень хорошо знаешь, с кем дружишь, просто чтобы заставить Харри страдать.

— Я это комментировать не буду, это огромный спойлер.

— Это очень удобная позиция и ваше право. Но я к этому вопросу еще вернусь. Мир ваших книг — и «Сына», и «Охотников за головами», и других  — это очень мужской мир. Складывается впечатление, что вашим героям-мужчинам  легко перешагнуть через горе, через страдание. Иногда это их большой плюс, но иногда — большой минус, потому что мужчины тоже должны быть слабыми. Что вы об этом думаете?

 — Ну, скажем, Харри очень хорош в сокрытии боли и страданий. Он мать потерял в 15 лет! И по своему опыту могу сказать, что это очень грустно, но это факт, который надо принять. Мы все учимся справляться с потерями близких и любимых. Харри практикуется в этом с очень юного возраста. Но он все равно довольно эмоциональный человек и старается защитить себя как только может. В первую очередь с помощью алкоголя, конечно. Jim Beam — его главное обезболивающее. У него же было очень много потерь — он потерял мать подростком, первая девушка покончила с собой, он потерял многих коллег — у него в кабинете целая галерея, «общество полицейских». Тут мы вступаем в поле стереотипов, конечно, но есть так называемый русский способ горевания — очень открытый, эмоциональный, выразительный. А скандинавский, тем более мужской скандинавский способ, — это молчание, замыкание в себе, каменная стена вокруг.

— В этом году Достоевский был признан самым популярным русским писателем в Европе и Америке по данным «Амазона», Storytel и других книжных сервисов. Я знаю, что вы тоже его поклонник. Как вы думаете, почему именно Достоевский, а не Толстой или Чехов, к примеру?

— Я открыл для себя Достоевского в конце подросткового возраста. И с тех пор это один из моих самых любимых авторов. Конечно, я не один такой. Поэтому меня совсем не удивляет, что его до сих пор так активно читают. Он был одним из первых, кто представил героя, которому нельзя доверять. Человека, подверженного сильным эмоциям и оттого непоследовательного. Кнут Гамсун, норвежский автор, который получил Нобелевскую премию, отчасти заимствовал этого героя у Достоевского (и стал нашим норвежским Достоевским). Это так называемый  ненадежный рассказчик — мы не можем полностью понять, честно и правильно ли он рассказывает нам свою историю. И возможно, надо слушать не героя, а второстепенных персонажей. Раньше такого не было. А тут мы впервые учимся балансировать между симпатией к герою и раздражением, которое вызывают у нас его поступки. И это порождает целый шквал новых эмоций. Кроме того, глядя на события глазами рассказчика, мы видим много собственных слабостей, собственной глупости. А еще у Достоевского прекрасная проза, чудесные тексты.

— В Норвегии вы известны не только как писатель, но и как музыкант (Ю Несбё — вокалист и автор песен норвежской рок-группы Di Derre. — Forbes Life). Кем вы сами себя в первую очередь считаете? Каков баланс между музыкой и литературой в вашей жизни? 

— Думаю, для меня писательство важнее. Я скорее ощущаю себя писателем, чем музыкантом. Я обожаю музыку, но играть начал довольно поздно — у нас была группа в студенческие годы. Потом мы основали группу с братом и друзьями, она до сих пор существует, хотя мой брат умер несколько лет назад. Музыка всегда в моей жизни. Нам везет — у нас всегда есть собственная аудитория. И это отличный отдых от писательства. В это время года мы обычно даем концерты. Знаете, вообще идеальный день для меня, когда днем я пишу, а вечером играю на гитаре на сцене одного из клубов тут в Осло. Это такой приятный баланс между писательством — работой для одиночки, и вечерами с друзьями и живым откликом публики.

— А как обстоят дела в этом году? В пандемию всем приходится быть большими интровертами, чем обычно? Как вы справляетесь с этим?

— Знаете, мне, как интроверту, довольно легко это дается. Я все равно могу работать. Многим людям сейчас гораздо труднее, чем мне. Опять же, потому что не все могут работать из дома. В Осло локдаун продолжается уже около 9 месяцев. И знаете, это немного похоже на длительные каникулы, как будто люди уехали на очень длинные каникулы. Конечно, Норвегия не так сильно пострадала, как многие другие страны, но все равно для очень многих людей это сложный год даже тут.

— А как вы проводите свободное время? Музыка, это понятно. Что еще?

— Да, музыка. Еще скалолазание. Помимо написания книг и музыки, я увлекаюсь скалолазанием. Я довольно много путешествую, чтобы найти хорошие подходящие места для альпинизма — в Греции, Испании или Таиланде. В этом году, разумеется, путешествовать не получилось. Поэтому сейчас приходится заниматься скалолазанием в помещении.

— Есть вопрос от ваших российских читателей об экранизациях ваших книг, в первую очередь романа «Сын». 

— Ну, там прекрасный режиссер Дени Вильнев. Такой же прекрасный актер Джейк Джилленхол. Они собираются снять мини-сериал. Это будет производство НВО с шоураннером Джонатаном Ноланом, известным по сериалу «Мир Дикого Запада». Я лично очень оптимистично настроен — все-таки три звезды. Тут, конечно, всякое может случиться, и, пока не начнутся съемки, ничего точно гарантировать нельзя, но я надеюсь, что все получится.

— А вам лично понравился фильм «Охотники за головами»?

— Да, понравился. Когда я увидел его в первый раз, больше обращал внимание на всякие технические моменты. А позже, когда опять посмотрел фильм, увидел красоту пейзажей, даже налил себе белого вина. И вот тогда окончательно полюбил этот фильм.

 — Не могу не спросить о сериале «Оккупированные» (сериал Occupied, снятый по идее Ю Несбё. — Forbes Life), где Россия показана как враг и захватчик. Вы действительно чувствуете такую опасность?

— Да, но Россия там не главный враг. Речь больше идет о США. Это сериал, где речь о Норвегии против всего остального мира. А Россия выступает как инструмент для остального мира, которому не хватает нефти. Россия должна захватить Норвегию, которая, в свою очередь, просто должна производить столько нефти, сколько требуется. По сути, это история не о нациях, а о маленьких людях, которые были захвачены. Предположим, мы захвачены, но не подавлены. Если мы сохраняем физическую свободу, наш образ жизни, наши стандарты, чем тогда мы готовы пожертвовать ради таких понятий, как свобода, демократия, суверенитет? Что эти слова значат для каждого отдельного человека? Кто сможет подняться и бороться против большой силы?

— А что демократия значит для вас лично?

— Сложно представить себя в ситуации этого фильма. Конечно же, тут я больше думал о поколении наших родителей и предыдущем  поколении — о том времени, когда Норвегия была оккупирована Германией. Сейчас мы все очень гордимся той героической борьбой, но по сути да, были отдельные люди, которые многим пожертвовали, а большинство старалось просто продолжать свою обыкновенную жизнь. Это вообще свойственно людям. И поэтому мне сложно сказать, как бы отреагировал лично я. Статистически я бы был одним из тех людей, которые просто старались адаптироваться к ситуации, сделать свою жизнь как можно более простой.

Вопрос в том, где находится тот психологический барьер, который отделяет нас от убийства человека. Как легко он может быть преодолен и что для этого нужно?

— Знаете, в этом году в литературе очень популярен жанр дистопии. Кажется, после 2020 года таких книг будет только больше. Как думаете, почему этот жанр так популярен? Откуда вообще стремление жить в вымышленном мире?

— Мне кажется, вопрос «А что если?» — вообще основа сторителлинга, движущая сила любой истории. В том числе научной фантастики. Этот жанр оказал на меня огромное влияние, когда я был моложе. Я тогда очень много читал Рэя Брэдбери, который вроде бы пишет о том, как человек полетел в космос и там с ним произошли странные вещи (что, конечно, правда). Но это еще книги о том, что было бы, если бы общество работало определенным образом.

В научной фантастике можно поставить вопрос, который мы никогда не зададим себе в обычной жизни. Вернее, в реальности у нас всегда найдутся объяснения и оправдания, неучтенные личные обстоятельства и прочее. А жизнь в научной фантастике устроена так, что отвечать приходится прямо, без всяких увиливаний. Скажем, вы готовы спасти свою жизнь ценой жизни трех посторонних людей? Такие истории показывают, насколько вы готовы быть честными с самими собой. Вот что делают писатели: ставят вас перед выбором, дают моральную дилемму, и вы волей-неволей вынуждены решать, как поступить.

— А вы когда-нибудь задавали себе вопрос, способен ли я на преступление? Каковы должны быть обстоятельства, чтобы я пошел на убийство?

 — Да, конечно. Тут вопрос в том, где находится тот психологический барьер, который отделяет нас от убийства человека. Как легко он может быть преодолен и что для этого нужно? Я думаю, у большинства людей есть излюбленные фантазии о мести. Такие, в которых их любимых убивают и они воображают, что же сделают в ответ. По каким-то причинам это очень приятные мечты. И разумеется, это основа многих книг и фильмов. 

Но стоит спросить себя о мотивах убийства. Какими должны быть основания для такого поступка? С точки зрения морали что может стать оправданием? Думаю, многим сложно представить себя убивающим ради материальных выгод или власти. Интересно, что мы вообще об этом задумываемся, мы рассуждаем о моральных мотивах для убийства. Мы задумываемся о том, почему же мы взращиваем, лелеем в себе эти фантазии о мести. Есть ли что-то внутри нас, что заставляет мечтать об убийстве? Или это просто здоровое любопытство, которое мы испытываем ко всему, чего не понимаем или не знаем? Такое же, как тяга к путешествиям туда, где еще не бывал.

«А затем вдруг меня что-то схватило»: отрывок из нового триллера Ю Несбё

— Возможно, это не только любопытство, возможно, это наша натура. Мы же хищники по своей природе. И позвольте, я вернусь к вопросу, на который вы не ответили, — к вопросу мести. Можно вынашивать планы о мщении день за днем и мечтать о смерти человека, который причинил тебе боль, это понятно. Но в момент, когда надо пойти и убить, думаю, многие остановятся. Вы подготовились — у вас есть яд или пистолет, есть решимость, но надо переступить черту.  И я надеюсь, что большинство, 95% людей тут остановятся. Но что же заставляет оставшихся довести дело до конца?

 — Да, это очень интересно. Думаю, вы правы —  фантазия о мести сладка именно как фантазия. А в реальности вы можете даже пожалеть этого человека. И да, я тоже надеюсь, что большинство тут остановится. К тому же для многих суть мести не в убийстве, а в том, чтобы увидеть врага поверженным — для этого лишать жизни необязательно.

Меня же еще вот какая разница интересует (и я об этом тоже много пишу). Вот человек видит незапертую машину и предлагает приятелю: «Давай прокатимся!» Тот согласился — и они вдвоем едут в угнанной машине. Мне кажется, есть фундаментальная разница между человеком, который предложил украсть машину, и тем, кто просто согласился. Видимо, это вопрос к поведенческой психологии. 

Меня как писателя эти вещи действительно интересуют. В чем разница между этими двумя людьми? И опять же, как я уже говорил, моя задача — ставить вопросы.  И это как раз то, что делает художественная литература, моделирует. Ты можешь придумать и создать определенную (правдоподобную) ситуацию, поместить в нее героев и предположить, как они себя поведут, какой выбор сделают. Это художественная литература, не наука. 

— Несколько лет назад в одном из интервью вы сказали, что знаете, каким будет конец цикла про Харри Холе. Для нас, читателей, финал уже много раз поменялся, а вы по-прежнему знаете, чем все закончится? И вопрос, который всех очень волнует, — будет ли следующая книга про Харри Холе? 

— Да, отвечу коротко, да.

— Читатели спрашивают, не устали ли вы от своего героя?

— Нет, не устал. Я живу с ним уже много лет. И как персонаж он очень близок моему сердцу. Всегда был и всегда будет. Но знаете, его всегда очень много. Харри — не тот человек, проведя с которым выходные ты готов позвонить ему в понедельник. Так и тут — после каждого романа про Харри я чувствую, что слишком много времени провел в темной вселенной Харри и мне необходим солнечный свет.

— Да, именно поэтому вы и написали «Королевство»

— Ну, эта книга тоже темная, но иначе.

— Вот и я говорю, хотели про солнечный свет, а написали про другой темный мир, тихий-тихий, только трупы частенько встречаются.

— Ну, в «Королевстве» другой антураж. Сельская местность, два брата, которые живут на горе. Один из них возвращается после пятнадцатилетнего отсутствия и привозит с собой жену из Канады. Когда я придумывал теглайн для книги, я написал: «Два брата, одна женщина».

— Расскажите о деталях, в детективах и триллерах они особенно важны — все ружья должны выстрелить. Вы прорабатываете сюжетные ходы заранее или следуете за историей, а необходимые детали потом добавляете в нужные места. К примеру, подкладываете пистолет в первую главу, потому что в восьмой главе поняли, что тут вам нужен пистолет.

— Тут особых правил нет. Я думаю о месте преступления, которое должно впечатлять. И о том, кого убьют. И не просто ради эффекта шока, а потому что это расскажет нам какую-то историю. Сюжет может строиться вокруг ситуации — например, раскрытия идеально совершенного преступления или вокруг конкретного персонажа, его характера и судьбы. Например, мне очень хотелось рассказать историю о двух братьях, потому что у меня был брат, с которым мы играли в футбол, а позже в одной музыкальной группе и были очень близки. И это история про верность и соперничество. В общем, отдельного метода нет, но каждый раз перед тем, как начать писать уже непосредственно книгу, я сажусь и записываю синопсис — до пятидесяти страниц. Но иногда мне приходят в голову более интересные повороты. Вообще я стараюсь давать читателю возможность догадаться о развязке до того, как я до нее дойду.

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны. Как читатель, я ненавижу необоснованные развязки, когда убийцей вдруг оказывается инопланетянин. У вас обычно все ловко сходится. Но иногда вы теряете детали. 

— Да, сам заметил. В первой книге о Харри он вбегает в здание в одной части Сиднея, а выбегает почему-то в другой.

— У  Агаты Кристи был Пуаро, но была и мисс Марпл. А у вас есть цикл про Харри и отдельные романы, как «Сын» или «Королевство». Почему бы вам не «родить» еще одного главного героя?

— Спасибо, я подумаю об этом. Собственно, у меня есть некоторые идеи, надо просто подождать и посмотреть, что получится.

— О, пусть это будет женщина!

— Не обещаю.

— Что вы сами сейчас читаете?

— Сейчас я читаю автобиографию Линн Хилл (на русском «Скалолазание — моя свобода». — Forbes Life). Она впервые покорила маршрут Нос в Йосемити, один из самых сложных маршрутов для свободного скалолазания в мире. И она была не просто первой женщиной, которая сделала это, но и вообще первым человеком. Еще я читаю историю о создании альбома The Beatles «Abbey Road» и книгу Алекса Михаэлидиса «Безмолвный пациент».

— Это любопытно, потому что те, кому нравятся ваши книги, обычно не любят роман Михаэлидиса. Узнав, что Несбё читает Михаэлидиса, многие сильно удивятся. А что слушаете? Какую музыку предпочитаете сейчас и что слушали в молодости? Поменялись ли ваши вкусы?

— В молодости я любил The Beatles, но не слушал джаз. Помню, как мой отец любил повторять, что, когда начинаешь слушать джаз, тогда по-настоящему стареешь. Так что, видимо, я постарел. Знаете, мой брат был на пять лет старше, у него была хорошая музыкальная коллекция, поэтому сам я пластинки не покупал. Мне брат говорил, что стоит послушать. Так что я был естественным порождением его музыкальных вкусов. И лишь позже завел собственных любимцев. Но вот в последнее время я начал слушать музыку, записанную до того, как я вообще приобщился к музыке. Дэвид Боуи, Брюс Спрингстин, «Велвет Андеграунд».

— А вы слушаете это все на Spotify?

— Да, там.

— И еще вопрос про аудиокниги. Вы слушаете книги или только читаете?

— Да, я слушаю книги, конечно.

— А в каком соотношении?

— Знаете, раньше я больше читал. Потом было где-то поровну, теперь я больше слушаю.

— Как насчет визита в Россию? Когда пандемия закончится, мы вас очень ждем здесь.

— Конечно! Я был в бывшем Советском Союзе с мамой и братом, когда мне было 17. Мы были в Москве и Ленинграде. Потом я еще пару раз бывал в Москве по работе. Так что я очень люблю и Москву, и Санкт-Петербург, и я бы очень хотел вернуться. 

— Но вы должны приехать уже не тайком, как обычный путешественник, а как писатель Ю Несбё.

— Да, согласен. Я не был еще на юге России, очень хотел бы посмотреть.

— И последний вопрос, разумеется, про новую книгу. Сейчас вы пишете что-то?

— Да, сейчас я работаю над сборником рассказов. Даже над двумя, не знаю, как они будут издаваться — вместе или порознь. Первый сборник — это научно-фантастические рассказы, называется The Rat Island. А второй — криминальные истории, он будет называться The Jealousy Man. 

— Рассказы и большие романы — это совершенно разные вещи. Как вы себя ощущаете в пространстве короткой прозы?

— Знаете, я помню, что, когда начал писать свой первый роман, у меня было чувство, что я точно знаю, как это делать. Почему оно было — понятия не имею. Мне тогда было 37 лет, и к этому моменту у меня был опыт как раз рассказов. Так что в некотором роде это возвращение. Но я думаю, что во многом роман — это более простая форма. Если ты где-то дал слабину —  есть время исправиться. А рассказ как песня. Я вот пишу не очень хорошие песни, точнее, хороших там одна из пяти. Моя мама была библиотекарем. Она часто говорила, что самое трудное в литературе — написать хороший рассказ. А на мой вопрос почему, отвечала, что никто этого не знает.

— Может быть, Чехов знал. А какие у вас критерии хорошей истории?

— О, ты просто это чувствуешь. Все очень просто. Тебе в этой истории тепло, ты смеешься. Или просто любопытно, что там дальше. Я не должен понимать, как это работает, просто чувство, что это что-то настоящее. Поэтому если история заставляет меня что-то почувствовать, это хорошая история.

— А случается, что вы плачете над книгой?

— Да. Не вслух, конечно. Но если вы со мной в этот момент заговорите и мне придется отвечать, то вы поймете по моему голосу, что я растроган. Как я уже раньше говорил, в эмоциональном плане я скандинав, а не русский.

• «Звери дикого Юга», «Паразиты» и «Питер Пэн»: любимые книги и фильмы миллиардеров 
• Геббельс, Несбе и немного каннибализма: 10 лучших книг осени 2020 
• «Не тупи» в 78 000 экземпляров: самые продаваемые книги 2020 года в категории нон-фикшен

Редакция благодарит за помощь в переводе интервью Елену Краюшкину