«Свободы воли не существует»: автор «Биологии добра и зла» Роберт Сапольски — о вакцине от стресса, петле деградации и природе диктаторов

Иван Браницкий Автор

Stub — Фото L.A. Cicero / Stanford University

Лекции знаменитого нейробиолога, профессора Стэнфорда Роберта Сапольски имеют огромный резонанс, а книги раскупаются миллионными тиражами. 30 лет в Африке он проводил исследования на бабуинах, чтобы понять биологию поведения человека и механизмы стресса. «Я человек, который всю жизнь провел в своем «интеллектуальном вагончике». Я понятия не имею, как устроен мир. Про обезьян я знаю больше, чем про людей». Forbes Life поговорил с ученым о свободе воли и человеческой природе

— В своей книге «Биология добра и зла» вы пишете о том, что каждое действие человека в любой момент времени определяется множеством факторов, начиная от эволюции генов и образа жизни поколений, заканчивая существующим уровнем стресса и гормонов. И тем не менее человеческая природа все еще «темная комната», и никто не может понять ее до конца. Так что же влияет на наше поведение?

— Остаемся ли мы в неведении, в этой «темной комнате», зависит от того, что мы хотим знать. Если вы хотите получить ответ на вопрос: «Повысит ли факт, что ваше детство прошло в бедности, в атмосфере домашнего насилия, вероятность того, что вы станете преступником во взрослой жизни?» — то можно уверенно ответить положительно. Но если ваш вопрос: «Кто из этих детей, растущих в нестабильной семье и жестокой нищете, станет преступником», — то ответить мы не можем. И, возможно, никогда и не сможем.

Мы ведем себя сообразно обстоятельствам. Но что запускает конкретное поведение? Нервная система, сенсорная стимуляция, которая воспринимается бессознательно. Но что этому предшествовало? Сработали гормоны. И так далее. Так мы дойдем до эволюции и отбора, которые миллионы лет назад запустили весь этот процесс.

— Исследование человека и его поступков с биологической точки зрения — это признание того, что мы, по сути, являемся частью животного мира. И в этом заключается глубокий альтруизм, даже отцовская жалость к своим детям, которые не ведают, что творят. Вы верите в человечность?

— Мы животные, пребывающие в континууме со всеми другими видами, но мы самый уникальный вид. По каким-то показателям мы неотличимы. Когда мы испытываем страх, у нас выделяется тот же гормон, что и у рыбы, за которой гонится акула. Биология удовольствия с точки зрения химии мозга одинакова у нас и у капибары. Нейронные связи у человека и креветки работают по одному и тому же принципу.

Когда дело доходит до агрессии или сочувствия — у нас включаются схожие с приматами биологические процессы. Но только человек может нажать на кнопку и убить тысячи себе подобных, не видя их лица на высоте 10 000 футов или сочувствовать персонажу фильма, которого в реальности не существует — никакое другое животное не способно на такие реакции. Несмотря на одинаковую с приматами биологию, наше поведение определяется совершенно другими причинами, а наши поступки — другими намерениями.

— Обнаружили ли вы какие-либо новые идеи для своего исследования, изучая поведение людей во время COVID-19?

— Да. В первые месяцы я провел огромное количество времени, будучи в ярости из-за того, что люди отказываются носить маски, отказываются закрывать школы и церкви, устраивают тайные вечеринки и не обращают внимания на вирус — они идиоты, они монстры, думал я, они подвергают опасности жизни других. Но я смягчился, потому что эта пандемия вынуждает нас делать самое трудное из возможного для социальных приматов, а именно — не быть социальными, изолировать себя. В конце концов, я подумал о том, каким образом люди отказываются сотрудничать (по крайней мере, в Соединенных Штатах). Например, церковные общины не борются за шанс обратить всех в христианскую веру. Они протестуют, чтобы их паства могла собираться вместе. Люди, которые появляются на протестах с оружием, настаивают на том, что законы, связанные с пандемией, нарушают их права (в частности, американский Билль о правах, который состоит из десяти частей). Но при этом они не протестуют из-за нарушения, например, их права на скорейшее судебное разбирательство (также одно из прав). Они требуют права собираться вместе, игнорируя закон о «не более пяти человек в группе одновременно». Непослушные подростки не нарушают законы против вождения автомобиля без прав. Они нарушают законы, запрещающие собираться вместе и пить, пока не упадут. Все это поступки людей, настойчиво стремящихся стать социальными приматами.

— В своих лекциях вы часто приводили примеры радикальных человеческих преображений, неординарных поступков. Например, Рождественское перемирие во время Первой мировой войны (24 декабря 1914 года немецкие и британские солдаты на Западном фронте Первой мировой войны без каких-либо приказов начали Рождественское перемирие. Оно продолжалось двое суток и сопровождалось обменом подарками, совместным распитием алкоголя, дружескими беседами и игрой в футбол. — Forbes Life). Вы понимаете, какие механизмы способствуют столь радикальной нейронной пластичности и могут вызвать такое переключение мозга? Иными словами, как люди побеждают свою биологическую природу и становятся способны на поступок?

— Думаю, самое главное, что нет единой человеческой природы. У нас много человеческих натур. Или, если точнее, наша основная природа — быть гибкими и зависимыми от контекста в своем поведении. Механизмы, лежащие в основе такой нейронной пластичности, фундаментальны для нас — наша природа меньше ограничена своей биологией, чем у любого другого вида.

— Вы как-то заметили, что жизнь бабуинов и законы в стае полностью соответствуют трудам Макиавелли (термин «макиавеллизм» происходит от изложенных в книге Макиавелли «Государь» идей о жесткой, централизованной власти. — Forbes Life). Это комплимент или диагноз?

— Больше диагноз, чем комплимент, — и это причина, почему я очень рад, что изучал бабуинов, и очень рад, что я им не родился. С точки зрения Макиавелли или сочувствия — и то, и другое.

— Изучали ли вы биологию поведения современных диктаторов?

— Не столько диктаторов, сколько их последователей, которые делают существование таких диктаторов возможным, — какие обстоятельства заставляют население выбирать дилемму «мы против них»; проявлять худшие черты национализма и религиозности; развязывать борьбу неимущих друг с другом, а не против реальных бенефициаров, контролирующих за кулисами.

— На ваш взгляд, означает ли это, что некоторым обществам предопределено быть в «петле деградации» — когда некачественные социальные связи и неразвитые институты влияют на следующие поколения? Как разорвать этот цикл? Предприимчивые и одаренные люди обычно предпочитают эмигрировать…

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Ясно одно: если нужно разорвать петли, то чем раньше в жизни будет предпринято вмешательство, тем больше шансов на успех. Как дитя русских иммигрантов (они уехали между 1917 и 1920 годом, что, очевидно, было очень хорошим временем, чтобы выбраться оттуда), я много думаю об этом. Когда я смотрю на проблемы, связанные с тем, что талантливые и одаренные люди эмигрируют из более бедных, менее развитых частей мира в такие страны, как Соединенные Штаты, это действительно большая проблема. С одной стороны, такие люди настолько необходимы для развития своей страны, что было бы здорово, если бы они остались; но в то же время, конечно, они хотят лучшей жизни для себя и своих близких. И есть ирония в том, что такое место, как Соединенные Штаты, которое так много выигрывает от иммиграции таких людей, так часто играет большую роль в том, почему эти развивающиеся страны являются бедными и нестабильными.

— Знаменитый фильм «Стресс: портрет убийцы» показывает прямую связь между гормоном стресса и социальным статусом — чем ниже уровень стресса, тем выше статус. Относится ли это характеристика к современным лидерам, таким как Илон Маск, Джефф Безос, Билл Гейтс и другим? Есть ли у них поведенческие проблемы с точки зрения биологии?

— Что ж, определенно существует связь между тем, чтобы быть высокопоставленным самцом бабуина и иметь более здоровую реакцию на стресс. Но мне потребовались десятилетия, чтобы доказать гипотезу (да и самому поверить в это), которая в корне меняет этот тезис. Если вы самец бабуина, который хочет иметь долгую и здоровую жизнь и у вас есть выбор между высоким статусом и разнообразной социальной принадлежностью, каждый раз выбирайте последнее. Обширные социальные связи — это «ликвидный капитал». В некотором смысле, я думаю, история будет рассматривать Билла Гейтса как пример такого выбора и последующих изменений.

— Может ли появиться вакцина от стресса? Этой теме были посвящены ваши 30-летние полевые исследования в Восточной Африке, основанные на методах переноса генов как средства защиты нейронов от деградации.

— Около шести лет назад я сильно изменил свою жизнь, приняв решение закрыть лабораторию и прекратить полевые исследования. Я стал писать книги. Это было через несколько лет после того, как моя работа с бабуинами в Африке прекратилась вопреки моей воле. Я, конечно, понимал, что рано или поздно состарюсь и не смогу таскать на себе отрубившихся бабуинов. Или что-нибудь случится со средой обитания и все последние исследования «накроются». Что и произошло. Тогда это казалось подходящим временем для больших изменений. Одним из триггеров решения отойти от исследований стало осознание, что надеждам заставить генную терапию работать на людях для решения неврологических и психоневрологических расстройств не суждено сбыться еще очень долго. И я начинал чувствовать себя слишком старым для этого.

— Что вы думаете о последних достижениях в области редактирования генов, например о методах лечения CRISPR?

— Я знаю людей, которые работают в этой области и кто быстро запустил CRISPR, — они очень этичны и ответственны. И они осознают моральные риски, связанные с CRISPR. И это очень хорошо. Однако есть веские основания полагать, что они могут потеряют контроль над технологией, что в итоге может обернуться катастрофой.

Рынок в $10 млрд: за что воюют изобретатели редактирования генов

— У вас вызывают оптимизм такие проекты, как Neuralink Илона Маска? Как вы думаете, сможем ли мы когда-нибудь эффективно изменить и отрегулировать функционал нашего тела посредством вмешательства в деятельность неокортекса (лат. neocortex) — новые области коры головного мозга, которые у низших млекопитающих только намечены, а у человека составляют основную часть коры. Новая кора располагается в верхнем слое полушарий мозга, имеет толщину 2-4 миллиметра и отвечает за высшие нервные функции — сенсорное восприятие, выполнение моторных команд, осознанное мышление и, у людей, речь).

— Конечно, мы это уже делаем. Например, каждый раз, когда пьем кофе, чтобы проснуться. Так мы меняем аспекты неокортикальной активности, чтобы быть немного более функциональными.

— На ваш взгляд, почему богатые люди так мало вкладывают в фундаментальную биотехнологическую науку? Все инвесторы хотят видеть быстрые коммерческие результаты, что повышает риск сомнительных открытий или даже обманов, как в случае с Sirtis Pharmaceuticals и Theranos. Если бы у вас был фонд в $500 млн — какие области или проекты вы бы выбрали?

— А, Theranos (американский стартап — основательница Элизабет Холмс, чье состояние в 2014 году оценивалось в $4,5 млрд. После грандиозного скандала, разразившегося в результате расследования журналиста Джона Каррейру, оказалось, что компания Холмс выдавала желаемое за действительное и обманывала инвесторов, регуляторов, партнеров и потенциальных клиентов. — Forbes Life). Здесь, в Стэнфорде, мы особенно закатываем глаза, вспоминая этот скандал, поскольку она была выпускницей Стэнфорда и, вероятно, училась в моем классе. Если бы у меня было $500 млн, которые я мог бы инвестировать в биотехнологии, мне было бы слишком стыдно и неловко это делать. Думаю, я бы не смог удержаться от того, чтобы вместо этого тратить деньги на дородовой уход, педиатрическое обслуживание и дошкольное образование в наших городах.

— В своих книгах и интервью вы упоминаете, что функциональность рецепторов окситоцина (нейрогормон, который регулирует социальные инстинкты в головном мозге. — Forbes Life) является важным условием для особых связей и в конечном итоге отношений. Означает ли это, что «способность любить» заложена в нас генетически — и некоторые более способны к этому, чем другие?

— Нет-нет, дело не только в уровне окситоцина. Все, связанное с нашим мозгом и поведением, зависит от экологической регуляции генов, а не генетического детерминизма. Иными словами, на способность чувствовать влияют не только биологические наследственные факторы, а целый комплекс психологических, физиологических, гормональных, культурных и других аспектов. Но вот что интересно — биология сильной любви и сильной ненависти во многом схожа.

— В вашей книге есть эпизод, в котором ваша жена бросилась в погоню за автомобильными хулиганами, а догнав их на светофоре, бросила им в окно «Чупа Чупс» со словами: «Видимо, у вас было тяжелое детство, если вы выросли такими злобными придурками». Есть ли в вашей семье конфликт поколений? Чем занимаются ваши дети — Бенджамин и Рэйчел?

— Конфликт поколений — ну, мы стараемся свести его к минимуму, хотя с переменным успехом. Бенджамин окончил Стэнфорд год назад по специальности «информатика» и сейчас занимается искусственным интеллектом в Google. Рэйчел учится на дистанционном обучении в Гарварде, где она специализируется на театре, и пытается понять, как на самом деле сделать карьеру в театре [когда пандемия закончится].

— Не могу не спросить от имени армии ваших читателей — как продвигается работа над новой книгой?

— Огромное спасибо за вопрос. Процесс идет очень медленно. Первая половина книги призвана убедить читателей в том, что у нас нет свободы воли, и мне очень трудно сейчас ясно выразить идеи. Вторая половина — про то, как должна была бы выглядеть жизнь, если бы все действительно перестали верить в свободу воли... И я не знаю, что сказать. Пока у меня нет всех ответов... Пока это открытый сценарий.

— Задумывались ли вы о сценариях будущего мира? Если мы примем гипотезу, что свобода воли является чисто биологической формальностью — обречено ли человечество бегать по кругу? Всегда ли основной мотивацией остаются базовые потребности?

— Я абсолютно уверен в том, что такого понятия, как свобода воли, не существует. Но я также немного запутался, как все-таки должен функционировать мир. Однако я не думаю, что все безнадежно, ведь отсутствие свободы воли не означает, что ничего не может измениться. Просто нужно понять тот факт, что мы не выбираем путь менять себя — нас изменяют обстоятельства, и в этом прямое влияние биологии. Я думаю, что самый важный вывод, который приходит на ум, заключается в следующем. Если вы действительно верите, что свободной воли нет, что обвинение и наказание, похвала и награда — все это неоправданно, что мы представляем собой не более чем результат нашей биологической удачи (включая биологию того, как мы реагируем на окружающую среду), повторяю, если вы действительно в это верите — никогда не будет оправдания тому, что вы имеете право на большее, чем другой, и никогда не будет оснований кого-то ненавидеть. Но об этом гораздо легче говорить на лекции, чем жить подобным образом.