Не осталось больше никакой правды. Почему «Суд над чикагской семеркой» Аарона Соркина может получить «Оскар»
Судебная драма — классический, даже обязательный для американского кино жанр. Необходимость существования подобных картин объясняется тем, что они сами по себе доказывают возможность подлинной демократии и справедливости для «храбрецов, в ком свобода жива», несмотря на строгие мантии судей и потертые дубовые столы, помнящие еще Линкольна. Даже до глухого от старости арбитра человеческих душ, возвышающегося над миром на своей трибуне, может докричаться талантливый прощелыга-адвокат, который подберет блистательные слова для присяжных, найдет из ниоткуда свидетелей и вытащит невозможное дело.
Этот жанровый стандарт сформировался, конечно, не вчера и даже не позавчера. В 1992 году еще не режиссер, но уже блистательный сценарист Аарон Соркин даже поучаствовал в обновлении этого жанра, когда вышел фильм по его сценарию «Несколько хороших парней». Здесь нужно сразу пояснить, что из России весь этот канон судебного кино всегда казался нереалистичным — кто же всерьез поверит, что представителей закона и порядка можно переубедить какими-то там аргументами? Но в «Нескольких хороших парнях» эта концепция превращается в еще более неправдоподобную (хотя фильм, разумеется, был отдаленно основан на реальных событиях): благодаря блистательной работе юриста (Том Круз) прямо в зале суда удалось разоблачить злодея-генерала, блестяще сыгранного Джеком Николсоном с его упоительным признательным монологом в финале: «Правда тебе не по зубам, сынок!».
Любопытно, что для возвращения в жанр Соркин, который с тех пор стал еще и режиссером, выбрал строго противоположный сюжет. К слову, дебют Аарона в качестве постановщика не так впечатлял: «Большая игра» с Джессикой Честейн оставляла отчетливое ощущение того, что лучше бы он этот сценарий отдал кому-то еще, хотя сюжет там был такой захватывающий и уникальный, что становилось понятно — он просто не смог продать этот текст, руки тянулись снимать самому. С «Судом над чикагской семеркой» дело обстояло ровно наоборот: сценарий этот писался вообще под Стивена Спилберга, материал долго пробыл в производственном аду, в итоге мэтр из проекта выбыл, а Соркин при помощи аж 36 продюсеров (в их число даже затесался один русский эмигрант — некто Slava Vladimirov) самостоятельно снял этот фильм для Paramount, которые недальновидно продали его Netflix.
Чем вообще примечателен автор Аарон Соркин? Тем, что он нашел новую мелодику для киношного диалога. Его метод написания не допускает никакой импровизации и отступления от изначального текста: каждая фраза настолько отточена в плане ритма, динамики, фонетики, что актерам приходится работать строго по написанному, без самодеятельности. Как в классическом театре, где сперва досконально изучают изначальную пьесу, играют ее так, как задумал автор, а уже потом начинают от нее понемногу отходить и по-своему интерпретировать. Речь в картинах по соркиновским сценариям (этот же метод он успешно перенес в режиссерские работы) превращается в песню, в речитатив, который даже в отсутствие бита или инструментального сопровождения звучит гармонично и музыкально льется. Подобный переход в свое время совершили в рэпе и хип-хопе — и по той же причине скорость читки начала возрастать: fast flow лишь подчеркивает уровень скилла исполнителя. Такое же ускорение случается и в фильмах по Соркину: кто видел и слышал, никогда не забудет ни вступительный диалог Цукерберга в «Социальной сети», ни любую словесную перепалку в сериале «Служба новостей».
Не пугайтесь, вы успеете прочитать все субтитры в «Суде над чикагской четверкой» (что не всегда было возможно в «Службе новостей», будем честны, особенно если не владеешь навыком скорочтения). Да, в этой классической юридической драме по-прежнему немало динамики, но здесь суть не в скорости произнесения, а в скорости реакции. Как и всегда в жанре, сюжет построен вокруг одного, пусть и продолжительного, но настоящего судебного заседания.
Образцово-показательный процесс по делу о протестах в Чикаго в 1968 году — важная веха в истории эпохи хиппи. Семерых зачинщиков бунта во время съезда Демократической партии США (во всяком случае, зачинщиками их считали обвинители, включая генпрокурора страны) арестовали спустя полгода после описываемых событий. Те народные волнения были результатом накопившегося в обществе недовольства во время Вьетнамской войны: американцы массово мучились из-за давящего осознания того, что где-то далеко непонятно за что гибнут «наши ребята». Погромы с участием полутора тысяч демонстрантов привели к применению силы и слезоточивого газа. Пострадало 152 полицейских и 500 гражданских. Виновников нашли таких, какие нашлись: в список ответчиков включили Бобби Сила, сооснователя движения «Черные пантеры», который был вообще не при делах, за него сразу вступились братья и сестры по движению, и дело приняло серьезный оборот — к примеру, родителям присяжных стали приходить угрожающие письма.
Всю эту сложную и не всегда понятную для неамериканцев и неамериканистов подоплеку Соркин раскрывает в мастерски поставленных флешбэках, но суть фильма, конечно, не в прямой реконструкции исторических событий, хотя и в этом плане здесь все в порядке (особенно впечатляют сцены знакомства одного из подсудимых-хиппарей с подставной девушкой-агентом ЦРУ). Куда важнее сам суд. Совершенно не случайно Соркин выбрал именно это дело — здесь борьба проходила не в легальном поле. Мы быстро понимаем, что в этом помещении не выяснится никакой истины, что никто здесь никого не переубедит. Все дело в судье. Вот в такого вершителя судеб любой зритель из стран бывшего СССР поверит легко: Джулиус Хоффман, чью роль играет актер-ветеран Фрэнк Ланджелла (номинант на «Оскар» за «Фрост против Никсона»), вызывающе наводит порядок в своем зале. Зная, что на скамье ответчиков сидят хиппи-активисты, он невозмутимо выписывает за любое нарушение распорядка обвинения в неуважении к суду, которые для всех закончатся реальными сроками.
Тут нужно остановиться и разобраться, каким узникам совести нам предлагается сопереживать. Перед зрителем предстают классические активисты, всегда накаленные, параноидальные, всерьез верящие в утопии, что существуют только в их головах. Саша Барон Коэн, который со времен «Бората» в принципе никогда больше не сможет перевоплотиться в непародийный образ, здесь играет Эбби Хоффмана (просто однофамилец судьи, но это случайное стечение обстоятельств тоже сыграло свою роль), члена движения «Сила цветов», вызывающе несолидного политика, выступающего за мир во всем мире. Джерри Рубин (Джереми Стронг из сериала «Наследники») — сооснователь леворадикальной партии «Йиппи», олицетворяющей все то, что ненавидят американские консерваторы. Что и говорить о «черной пантере» Бобби Силе (Яхья Абдул-Матин II), который всем своим видом показывает, что ненавидит лично Хоффмана в мантии. В ответ на это выраженное вслух отношение Силу не дали даже возможности привести в зал адвоката, а когда тот начал возмущаться, силой связали и заткнули рот кляпом.
С одной стороны, перед нами несправедливость, подкрепленная законом, в лице судьи, который явным образом симпатизирует доводам обвинения (прокурора сдержанно-виртуозно играет Джозеф Гордон-Левитт). Но по другую сторону баррикад — высокомерные, самодовольные герои, уверенные в своей невиновности, но даже не готовые ее по-настоящему доказывать. Зачинщики митинга (пусть этот бунт тщательно срежиссировали, как мы выясняем, сначала рукопожатные чиновники, которые отказались его согласовать, а потом спецслужбы, спровоцировавшие бойню) — идеальная мишень для притеснения, но симпатизировать им не выходит. При всем своем молодецком задоре они не тянут на лидеров оппозиции. И как же все это узнаваемо сегодня, и даже не в Америке, а в России и Белоруссии. «И это убожество у них зовется Навальный», кондовая лексика, отсутствие всякой совести у людей со властью в руках — поиздевавшись над жанром, с которого началась его карьера, Соркин таким образом показал, что потерял всякую веру в правосудие как великого уравнителя. И сделал он это так, как умеет только он — снял фильм, идеально соответствующий американской классической формуле. Но выясняется, что формула эта давно прогнила. Нет никакого зала суда, где слащавый Том Круз выведет всех на чистую воду. Не осталось больше никакой правды.
«Суд над чикагской семеркой», быть может, действительно прост, но этой простоты, этой предсказуемости внутреннего устройства от фильма требует жанр. С другой стороны, при всем образцовом исполнении постановки, эта картина подрывает веру зрителя в разумное, доброе, вечное. В фильме не покажут никакой расплаты за нечестное судейство, хотя в реальности оно было, и обвиняемых оправдали, но об этом мы узнаем лишь из титров. Несмотря на бравурную финальную музыку, концовка будет по факту трагическая. Соркин доказывает всем и каждому, что старого доброго мира больше не осталось — да и не было его никогда. И за это он по принципу вселенской справедливости, которая, по-прежнему хочется верить, еще существует, получит «Оскар» или хотя бы номинацию — в 2020 году мы все нуждаемся в напоминании о том, что так, как было, уже не будет, и надо придумать, как жить дальше.