«Как это бывает в сложное, смутное время, стреляли везде, днем и ночью»: отрывок из мемуаров Шойгу о событиях 1993-го и конфликте на Северном Кавказе

Единогласно, при одном воздержавшемся

Это был страшный год, весной 1993-го начался кризис — схватка между президентом Ельциным и Верховным Советом, настоящее двоевластие. Ельцин долго тянул, 21 сентября запустил Указ 1400, который распускал парламент, причем указ был готов еще весной, но не готов был Ельцин. Парламент посчитал это антиконституционным, назвал переворотом и в ответ, через неделю, дождался кворума и проголосовал за прекращение полномочий Ельцина, назначив вице-президента Руцкого исполняющим обязанности.

В принципе, с этого и началось то, что закончилось расстрелом Белого дома танками.

Конец сентября, Черномырдин (Виктор Черномырдин в 1993 году занимал должность председателя Совета министров - ForbesLife) и Ельцин собирают правительство: «Просим высказаться по Указу 1400. Время сложное, надо понимать, кто рядом. Будем голосовать поименно. Просьба объяснить свое за либо против».

— Указ правильный, своевременный, дальше тянуть нельзя. Двоевластие ведет к хаосу и развалу страны! За!

— За! Других вариантов нет.

— За! Теперь нужны жесткие меры по его выполнению.

И так все. Дело дошло до моего соседа, до сих пор выступавшего в амплуа решительного сторонника и участника всех процессов, который лишь вынужденно не может заняться ими сам, потому что отстаивает интересы Родины преимущественно за рубежом, неся тяжелую ношу внешней торговли.

— Я воздерживаюсь!

Черномырдин реагирует непечатно. Ельцин, который никогда не ругался матом, рычит:

— Виктор Степанович, вы уж разберитесь.

На следующий день уволился или уволили. Это к слову о демократии и жестокости власти того времени.

Дальше для реализации указа правительство заседало почти каждый вечер, и все это переходило в глубокую ночь. Одно из заседаний собрали срочно, в час ночи. Черномырдин долго и жестко, как только можно, разбирал ситуацию вокруг Белого дома, в котором тогда и заседал парламент (а у правительства было здание на Старой площади).

В какой-то момент я задремал. Слева Булгак, министр связи, справа Ефимов, министр транспорта. Толкают:

— Пока ты спал, нас с работы сняли за то, что у «них» работает целый один факс, с которого они рассылают по всей стране какой-то придуманный ими указ, прямо из здания парламента. А министра транспорта уволили за то, что он страну не перекрыл и гонцы к Белому дому летят со всех сторон — вернулись ребята, улетавшие в Ереван по делам СНГ, и теперь в Белом доме кворум, которым они свой указ и приняли.

Чушь, конечно. Но тогда нам так не казалось.

По завершении, где-то в три часа ночи, вышли. Стоим в предбаннике, коллеги уговаривают: «Подойди к Черномырдину, он к тебе по-доброму относится. Скажи, все исправим». В это время ЧВС покидал зал.

— Что стоите? Делать нечего?

— Да вот, думаем, где отставку обмыть: тут или до МЧС, поближе к Лубянке, доехать.

— Идите работайте! Если просрем, всех обмывать придется.

Водозабор

Северный Кавказ, начало ноября. Столица республики [Чеченской республики]. Межнациональный конфликт. Выпал мокрый снег, превратив землю в жижу. Смесь травы, воды, листьев и снега. Он был таким влажным, что не образовывал наката на дорогах. И проезжавшие машины разбрасывали его, как холодец, по обочинам и на прохожих, которые ругались машинам вслед. Как это бывает в сложное, смутное время, стреляли везде, днем и ночью. Догорали подожженные ночью дома. На исходе третьих суток их было уже почти две с половиной тысячи. Военные патрули и милиция метались с одной улицы на другую, из сел района в райцентр, из города в пригород.

В любой момент группа боевиков могла совершить вылазку, диверсию, напасть и разрушить одну из главных систем жизнеобеспечения: газовую магистраль, линию электропередачи, взорвать БТР или гражданский автобус. Мог быть отравлен водопровод.

В свете событий того времени что угодно могли взорвать, отключить, повредить. Город был в постоянной опасности, все могло попасть под удар: отдельные жители и больницы, пекарни, школы и детские сады. В общем, забот по охране города и окрестностей у нас было много.

Местные старались поменьше выходить с территории своих домовладений. Да и погода не способствовала прогулкам. Можно было пройтись, подышать воздухом и погибнуть от пули соседа, который вдруг осознал, что ты его национальный враг.

В Доме правительства республики было людно и шумно. Власть ждала указаний из Москвы. Москва столкнулась с межнациональным конфликтом, но продолжала совершать все те же ошибки, что и в Оше, Фергане, Карабахе, опаздывала с реакцией на поступавшие задолго до этих событий факты: локальные перестрелки, нападения на посты ГАИ, столкновения на рынках и в магазинах. Столкновения мелкие, но между нациями.

Впрочем, столица была более или менее под нашим контролем и обеспечивалась всеми видами довольствия, как говорят в гарнизонах.

На всех дорогах военные блокпосты. Работают патрули на земле и в воздухе. А мы постоянно проверяем стратегические объекты.

И вот поехали посмотреть, как охраняются водозаборы, электроподстанции, трансформаторы, газохранилища. Разбрасывая снежную жижу, караваном двигались бэтээры, два уазика, отделение ребят из «Альфы» и БМП взвода разведки. Электрическое и газовое хозяйство посмотрели быстро в городе. Водозабор — за городом. Сифонный. Это когда вода поступает из разных скважин самотеком, под действием вакуума. Все скважины соединены трубой, идущей в главную насосную станцию. А станция уже перекачивает воду в город с помощью электронасосов.

Приехали. Предместье. Голые черные деревья с клочками снега на ветках, кусты. Над долиной низко, сплошным фронтом шли тучи цвета сырого бетона. Неподалеку глухое, без окон, здание насосной станции. Рядом башня.

Снег свежий, мокрый, следов нет. Пошли вдоль трубы, от скважины к скважине. Осматривали тщательно, нет ли повреждений, подкопов, не заложена ли взрывчатка. Кавказцы люди отчаянные, запросто могут устроить катастрофу. Да и вообще, городские водозаборы даже в мирное время охраняются, как военные объекты.

Было ветрено, и я начал немного мерзнуть. Оделся легко, не по погоде.

Заметили, что из двери насосной станции поблизости вышел небритый мужик в телогрейке и принялся что-то кричать в нашу сторону. И махать палкой. Вид у него был взъерошенный. Как у похмельного буяна. Затем он медленно, прихрамывая, направился к нам, продолжая отчаянно махать палкой. А мы впятером не обращали на него особого внимания и двигались все дальше.

И тут до нас долетел его хриплый крик:

— Куда вы, мудаки?! Там все заминировано!

Встали как вкопанные. Я вдруг вспомнил фильмы с подобными сюжетами. Взрывы, оторванные конечности, кровь быстро впитывается в снег. Еще один шаг — и...

Я мгновенно перестал мерзнуть. Ударило в голове: «Что делать-то?» Хорошо помню это отвратительное ощущение, когда пот, образовавшись где-то на затылке, струйками собираясь, течет между лопаток по спине и промеж ягодиц. Состояние омерзительное. Забываешь, что все смотрят на тебя. Ждут, ты ж начальство.

Медленно развернулись. И след в след, очень аккуратно стали преодолевать эти триста метров обратного пути. Шли тяжело, как будто покоряли последний отрезок пути к вершине Эльбруса.

Когда говорят, что жизнь пролетела, как одно мгновение, врут. Или уж у меня так... Ничего никуда не пролетало, ни перед глазами, ни за ними. Полная, тупая пустота. Ни ощущений, ни мыслей. Когда вернулись к машине, кто-то из нашей компании «альпинистов» протянул мне стакан. Опустошил его, не глядя. Попросил еще. Необходимо было. Первый раз пил подобную дрянь — некий суррогат, похожий на стеклоочиститель.

Во время описанных событий Шойгу был председателем Государственного комитета РСФСР и Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий, затем — главой МЧС.