Онлайн-мемориалы с дигитальными цветами. Как работает скорбь в социальных сетях
4 октября от осложнений коронавируса скончался основатель Kenzo Кендзо Такада, и интернет заполнился воспоминаниями о дизайнере. Похожая, еще более сильная волна скорби прокатилась по сети, когда в начале 2019-го скончался «король моды», глава Chanel Карл Лагерфельд. «Карл умер. Срочно выкладывай пост», — тогда сообщение подобного содержания с пометкой asap высветилось на экране смартфона каждого SMM-менеджера, работающего на любой более или менее известный бренд. В новых реалиях пост скорби о том, что умер один из самых влиятельных персонажей мира моды, нужно опубликовать вовремя, иначе прощаться придется не только с Лагерфельдом, но и с хорошей статистикой инстаграм-аккаунта — некрологи сегодня гарантированно дают всплеск активности среди подписчиков. Можно вспомнить, как стремительно увеличилось количество фолловеров в аккаунте Аллы Вербер после ее смерти (вице-президент Mercury и и фэшн-директор ЦУМа скончалась в Италии 6 августа 2019 года — Forbes Life) — до трагедии на ее профиль было подписано 438 000 человек, а в ходе обсуждения события их число поднялось до 473 000 (на момент публикации материала число подписчиков составляет 422 000 — Forbes Life). Сейчас такое время, что кончина человека, особенно публичного — это инфоповод, который нужно отработать.
С блогерами и специалистами, ответственными за аккаунты брендов, у которых давно и надолго случилась профессиональная деформация, все понятно, но почему и «обычные» пользователи социальных сетей измеряют свою скорбь лайками? Что побуждает человека публично горевать о ком-то или о чем-то, что до трагедии вызывало у него примерно нулевой интерес? За такими скорбящими в социальных сетях даже следит «Полиция скорби» — так в медиа называют людей, которые считают, что горевать нужно в тишине, а оплакивать кого-то у себя в ленте можно лишь ради хайпа и в угоду моде.
На самом деле публичная, «громкая» скорбь появилась не вчера. «В архаичных культурах горе переживали публично, и это было совершенно естественно. Было в порядке вещей активно выражать свои чувства: рвать на себе волосы, вести себя, казалось бы, неадекватно. Но со временем и диджитализацией произошло «сдавливание» человека. Когда в обществе культивируется сдержанность и все эмоции остаются внутри, социальные сети выступают своего рода анестетиком, средством от неврозов», — объясняет социолог, основатель Центра социального проектирования «Платформа» Алексей Фирсов. Другой вопрос в том, что современные онлайн-ритуалы скорби еще не прописаны и не приняты. Люди исследуют это пространство — что можно выложить, о чем уместно писать. «Социальные сети вообще делают нашу жизнь более прозрачной и доступной наблюдению в повседневных и экстремальных ситуациях. Смерть и ее переживания — часть этой повестки, они тоже реализуют тренд на естественность и откровенность», — уверена клинический психолог Галина Лайшева.
Онлайн-мемориалы
О том, что скорбь в СМИ умело собирает вокруг себя толпу, пел еще Высоцкий в 1970-х: «Есть телевизор — мне дом не квартира: Я всею скорбью скорблю мировою». Сегодня, чтобы чувствовать причастность к чьему-то горю, не нужно даже бежать домой к телеэкрану — достаточно заряженного смартфона и минуты свободного времени, чтобы выложить фотографию в ленту, и тем самым не только выразить свои чувства, но и получить поддержку от подписчиков. Социальные сети, полные фотографий трагедий, специальных хештегов и флешмобов, напоминают цифровой аналог живых спонтанных мемориалов.
Некоторые пользователи идут дальше и создают специальные аккаунты, посвященные ушедшим родным. Американка Кэтти Джордж создала профиль Griefstagram, где она продолжает вспоминать лучшие моменты жизни с мужем и делится переживаниями с подписчиками. После того, как в Facebook появилась функция перевода аккаунта в «памятный статус» (после смерти пользователя страница становится местом, куда его близкие могут выкладывать памятные снимки, видео, тексты), можно говорить о формировании всемирного виртуального кладбища — с дигитальными цветами и артефактами.
В переживании потери такие онлайн-мемориалы могут как помогать, так и нарушать сам процесс. Галина Лайшева считает, что для тех, кто потерял близкого, его страница с выражениями скорби друзей и знакомых может выполнять функцию «переходного» объекта — хотя бы частично сохранять личность умершего, подтверждать его важность, служить поводом для разговоров о нем. «Но эта функция амбивалентна: с одной стороны, возможность удержать воспоминания важна для психики — человек умер, а связанные с ним эмоции продолжают жить в разделенной памяти, заполняют пустоту и смягчают чувство бессмысленности. С другой — излишняя включенность, фанатичность, создание «музея» удерживают человека в отрицании — он цепляется за суррогатную форму жизни любимого человека» — объясняет психолог. По такому же механизму работают чат-боты, опирающиеся на массив данных переписки и отвечающие, как умерший. Они позволяют продолжать вести разговор с близким даже после его смерти — а значит, отказаться принять ее окончательность, которая и пугает больше всего.
Муки выбора
По Фрейду, в жизни найдется только два значимых повода для интереса — это секс и смерть, то есть либидо и мортидо. В этом смысле социальные сети идут на поводу у спроса и ежедневно дают нам множество поводов для скорби. Пройти мимо трагичного сложно еще и потому, что такие вещи воздействуют напрямую на наш инстинкт выживания: например, когда мы видим аварию на дороге, возникает естественный импульс — узнать больше о ситуации, чтобы обезопасить себя. Этот же внутренний механизм заставляет нас искать подробности трагедий в сети.
Но когда трагических событий слишком много — а их в мире происходит действительно много, — неминуем конфликт, связанный с выбором значимых и менее значимых лично для вас. Это касается не только трагедий, но и важных политических и экономических событий: поставить подпись под петицией, подложить флажок под аватар, репостнуть фото с соболезнованиями — на все реагировать невозможно и приходится выбирать. Наибольший отклик вызывают те события, которые условный зритель может примерить на себя: «Разбился самолет, а вдруг бы я на нем летел?». По этой причине такая большая трагедия, как наводнение в Китае в июле этого года, унесшее жизни 158 человека и разрушившее больше 40 000 домов, для российского обывателя прошла почти незаметно. А коронавирус стал объединяющим переживанием для всего мира. И это нормально. Чем опаснее подписчик считает событие для себя и своих близких, тем больше он нуждается в поддержке и информации — узнав новость из социальных сетей, он будет туда возвращаться до тех пор, пока тема не изживет себя.
И в этом скорбь тоже пережила метаморфозу. Раньше траур носили несколько лет, а сегодня переживания растворяются с той же скоростью, с которой мы пролистываем ленту Instagram: нет события в повестке — нет причин для волнений. Если чувство опасности не подпитывается новыми информационными поводами, то пользователи приходят к выводу, что угроза так или иначе миновала, а значит, об этом событии можно забыть и отправиться на поиски нового потрясения. По словам Алексея Фирсова, подобное ускорение вполне логично: «Долгая скорбь противоречит природе социальных сетей. И их «быстротечность» в этом смысле выступает как плюс: они снижают чувство боли. За счет фрагментарности, человек ощущает себя в потоке и это притупляет эмоции», — отмечает социолог.
С появлением медиа-площадки для скорби на арену вышли новые персонажи — глумящиеся. В психологии такая реакция считается вполне нормальной. Это поведение человека, который не обучен культуре сопричастности, подростковая реакция обесценивания смерти. «Страх смерти — универсальная экзистенциальная проблема. Возникает желание ограничить такую информацию, не соприкасаться с болью других и не примерять на себя мысли о смерти и хрупкости жизни. Заслоном может служить идея о неприемлемости горя и попытке сделать из смерти табу», — объясняет механизмы глумления над смертью Галина Лайшева.
По ее словам, задача горя — вернуть инвестированную в человека (мечту, идею, проект) энергию. Чем более сильной была эмоция, тем больше шансов, что все, что с ней связано, запомнится. Поэтому многие совершенно сознательно — отчаянные люди — пытаются обратить чужое горе в злую шутку. Есть и другая мотивация для сарказма — банальное стремление «хайпануть» на острой теме. Возможно, именно им можно объяснить резкое высказывание Ксении Собчак о личной трагедии Стаса Костюшкина и неудачные шутки на тему ситуации в Беларуси от создателей YouTube-шоу Comment Out.
Не просто инструмент
Все это не означает, что современные технологии обесценивают скорбь — на этот счет есть и другая точка зрения. Медиа-психолог Джерри Хогг считает, что в целом социальные сети не сильно повлияли на то, как мы скорбим. Хогг описывает их как новый инструмент, который связывает нас с друзьями и семьей, в том числе в сложные моменты трагедии или потери. И даже больше – социальные сети объединяют незнакомцев, переживших аналогичную ситуацию. С этой позицией согласна психолог Галина Лайшева: «Ни один способ проживания горя не является подходящим для всех. Поиск путей примирения и принятия очень трудный, даже в таких личных вопросах люди нуждаются в сообществе, в ритуалах, которые они могут с кем-то разделить. Онлайн-ритуалы находят свои формы и помогают ровно до тех пор, пока сами не становятся патологичными». Поэтому социальные сети становятся инструментом выражения и управления эмоциями с разными эффектами: негативным может стать застревание в отрицании смерти или шок от агрессивных реакций людей, а позитивным будет поиск поддержки, осмысление, сохранение значимого и целостного образа умершего.
Специально созданные хештеги в Instagram или группы в Facebook облегчают социализацию между людьми, помогают легче перенести горе и смерть и становятся платформой, куда пользователи могут приходить и делиться своими переживаниями друг с другом. Одним из ярких примеров таких объединений можно назвать группу в Facebook, созданную после землетрясения в Гаити 2010. Тогда десять постояльцев разрушенного отеля Montana пропали без вести, и их родственники до сих пор используют страницу для того, чтобы обмениваться информацией и вспоминать своих родных.
В исследовании 2015 года ученые подчеркнули пользу для психического здоровья от использования этих цифровых мемориалов, доказав, что подобная иллюзия присутствия помогает живым справиться с утратой. Многие участники исследования также заявили, что использовали социальные сети, чтобы «поговорить» с умершими, и нашли в этом утешение. Перефразируя классика, если в сети скорбят, значит, это кому-нибудь действительно нужно.