Такого Джуда Лоу вы еще не видели. Хоррор-сериал «Третий день» с аллюзиями на Брекзит

Сэм потерян и разбит. Он плачет, грустит под песни Florence + The Machine и пускает по течению ручейка детскую футболку, параллельно смачно ругаясь с кем-то по телефону. За ним раскинулись британские леса, и вокруг ни души. Чуть отойдя от места печали, герой все же встречает человека — девочку, которая пытается повеситься. Спасая потенциальную самоубийцу, Сэм решает отвезти ее домой — девочка живет на крохотном островке Осей, доступ к которому по узкому серпантину открывается лишь в определенное время, когда идет отлив. Очутившись там, мужчина понимает, что этот странный клочок суши, окруженный водой, вдруг стал для него и временным домом, и ловушкой: связи нет, прилив перекрыл дорогу обратно, да еще и загадочная девушка в местной гостинице будоражит чувства, параллельно накачивая нового знакомого ЛСД. Местные жители, коих меньше сотни, готовятся к какому-то языческому празднику, а сам остров начинает загадочным образом искажаться и преподносить странные картины — или это просто игры разума под воздействием наркотиков?

От Денниса Келли, скрутившего в своем культовом сериале «Утопия» сумасшедший микс из комиксов, мировых заговоров и кислотной стилистики, можно ожидать чего угодно, кроме обычного, среднестатистического «по ГОСТу» телешоу. «Третий день» вполне может обратиться претенциозной пустышкой в конце, но одно огромное достоинство у него есть независимо от финала — сериал чертовски интересно смотреть.

Мистически-галлюциногенный мир острова Осей имеет под собой реальную основу: остров с таким названием и вправду существует и расположился в графстве Эссекс, его площадь всего полтора квадратных километра, весь Осей можно арендовать за пару-тройку тысяч фунтов стерлингов на Airbnb и поселиться в местном викторианском особняке с башенками. Во времена Второй мировой тут была британская военная база, здесь же располагалась клиника The Causeway Retreat, где лечились от алкогольной и наркотической зависимости богатые люди, например, певица Эми Уайнхаус. Специфическая атмосфера острова притягивает творческих людей: здесь свой альбом записывала Рианна, а художники частенько арендуют особняк для совместных коворкингов.

Что притягивает к острову Сэма — не совсем ясно, но покидать его он явно не торопится, хотя от пребывания на Осей его кроет, как жаждущего без воды. Играющий его Джуд Лоу выглядит как параноик, недавно покинувший рехаб: подрастерял фирменный голливудский лоск, ощетинился и смотрит на окружающих волком. А вокруг творится странная околоязыческая вакханалия: на земле валяются то там, то сям распотрошенные трупики крыс (или Сэму просто кажется?), местные одеваются в странных существ и колядуют, какие-то кудесники мастерят жутковатых кукол. Кельтская стилистика с налетом христианства (вспоминаем, что на третий день Бог создал землю и на третий же день воскрес Иисус) в сумме со странными и пугающими обычаями здорово нервирует и героя, и зрителя. Реальность вокруг Сэма искажается в причудливом калейдоскопе, а режиссер Марк Манден, соратник Денниса Келли по «Утопии», выкручивает цветокоррекцию на максимум, насыщая изображение ядовито-зеленым цветом. Поездка на остров послана герою то ли в искупление, то ли в наказание за мутное прошлое: на другом конце трубки висит жена, говорит что-то про долги и похищенные £40 000, но его это будто совсем не колышет. Мрачный кусок британского захолустья предстает землей обетованной, которая заковывает героя в кандалы бесконечной вины. Чем дальше, тем глубже в дебри воспаленного сознания лезет камера оператора, подхватывая полубезумное лицо протагониста с ломаных ракурсов, провоцирующих беспокойство своей ненормальностью.

И все это для того, чтобы потом сделать резкий финт — и перевернуть все с ног на голову, ввести новых героев (девушку в исполнении Наоми Харрис и ее детей), которые тоже оказываются на проклятом острове, и сменить кислотную стилистику на сдержанный, почти скандинавский хоррор. Новая история кажется еще более таинственной, особенно если учесть, что между этими двумя сюжетами, объединенными в новеллы «Лето» и «Зима» (в каждой по три серии), будет еще и некая связующая иммерсивная театральная постановка «Осень», которую разыграют 3 октября в прямом эфире и, кажется, без монтажных склеек (практически «Дау» здорового человека).

Пока что все звучит, будто таинственный объект на карте стирает грани реальности, выводя своих героев за пределы человеческого сознания, но со знаком минус — будто дьявольское местечко выворачивает наизнанку внутренний мир человека, наполняя его демонами сознания. Постепенная трансгрессия в кровавый макабрический кошмар сводит с ума не только героя, но и зрителя — разумеется, в лучшем смысле этого слова. «Третий день» напоминает сеанс гипноза с использованием машины сновидений, только без неприятных побочных эффектов: наслоение визуального буйства на насыщенный символизмом сюжет (будьте уверены, сериал еще долго будут разгадывать и осмыслять) формирует особое восприятие, похожее на собирание причудливой мозаики.

В итоге, конечно, наверняка все окажется проще, чем можно было бы подумать, хотя рассматривать историю как аллюзию на Брекзит, отыскивая жирные намеки, весьма забавно — коммуна недружелюбных к чужакам, повязанных заскорузлыми традициями дикарей, замкнутых на своем находящемся на отшибе острове, недвусмысленно намекает на обобщенную Великобританию наших дней. Но даже в том случае, если авторы не дадут однозначных ответов, выглядит «Третий день» гипнотически.

Визуальное пиршество в духе «Солнцестояния» Ари Астера и «Экстаза» Гаспара Ноэ вкупе со стилистикой «Плетеного человека» и фильмов Бена Уитли (см. фолк-хоррор «Список смертников» и стробоскопический триллер «Поле в Англии») дают ошеломительный эффект: киногения практически прорывается через рамки экрана, окутывает с ног до головы. С каждой монтажной склейкой что-то в экранном мире меняется — вслед за этим меняется что-то и в зрителе. Притча о Сэме, которому всюду видится погибший сын, в итоге наверняка окажется большой аллюзией на обгладывающее до костей чувство бесконечной вины. Но что ждет его (и нас) в конце этого пути — остается лишь гадать.