«Мы пробуем систему на прочность»: Семен Слепаков о дозволенном в России, совке в США и корпоративах в карантин

Семен Слепаков известен не только как автор прилипчивых куплетов на злобу дня, но и как продюсер хитовых проектов на ТНТ и на онлайн-платформе Premier. Одна из его работ, сериал «Домашний арест», недавно возглавила рейтинг самых успешных российских онлайн-сериалов по версии Forbes. В центре событий — провинциальный чиновник, которому из-за взятки пришлось вернуться в коммуналку, где он жил в юности. «Домашний арест» получил премию «Ника», а несколько серий проекта даже посмотрел Дмитрий Медведев, о чем признался в интервью российским телеканалам два года назад. Летом 2020 года вышел новый блокбастер от Слепакова — сериал «Окаянные дни». Все серии этого проекта снимались на смартфоны актеров, а его главной темой стал режим самоизоляции во время пандемии.

О том, сколько денег нужно для счастья

Это всем по-разному вообще. К сожалению, человек так устроен, и читатели Forbes, конечно же, об этом догадываются, что количество денег, которое нужно, чтобы стать счастливым, вырастает наряду с потребностями. Когда эти деньги появляются, тебе вдруг хочется еще, еще и еще. Главное — как-то разумно останавливаться. Меньше ли я стал тратить денег во время пандемии? Дай подумаю. Ну я летать перестал. Наверное, я стал тратить меньше денег на полеты. А так, квартиру снимаю за те же деньги во время пандемии. Жрать заказываю только домой, а не в офис. Да, в принципе по магазинам я и так не много хожу. Нет, наверное.

О корпоративах во время карантина

Работал только на двух корпоративах, по-моему, за все это время. Первый отработал у каких-то людей на дне рождения. Но они переносили, переносили, переносили, и вот совсем недавно они решились. Должны были 4 апреля, и уже именинник, по-моему, очень сильно повзрослел, но они все равно решили отметить. А второй был по Zoom. И вот это меня, кстати, гораздо больше впечатлило, очень круто получилось. Там 30 таких людей, которые сидят прямо как будто с тобой за одним столом.

Да, очень близко они сидят, и ты им поешь. Получается офигенно, как будто бы вы за одним столом сидите, как квартирник какой-то. В такой прямо компании, тесном, дружеском кругу. Не надо докрикиваться ни до кого. Потом, им не с кем разговаривать. То есть когда они оказываются на каком-то юбилее за одним столом, то Вася давно не видел Петю или Петину жену, и они все начинают шуршать между собой. А ты работаешь над тем, чтобы привлечь их внимание. А тут, представляете, муж и жена зашли в Zoom. Там как бы я пою. Они, конечно, оба слушают меня, не друг с другом же им говорить, потому что они, мне кажется, еще за время пандемии друг от друга уже немножко устали. Ну и, в общем, как-то получилось классно. Такой опыт интересный.

О первом опыте в бизнесе

Что-то я пытался. У меня был один коммерческий опыт во втором классе, когда у нас продавались жвачки — «дональды», «Турбо» и «финалы». Вы это еще не знаете, вы же молодежь. Но тогда они продавались у цыган на рынке по рублю и по полтора. И мы все играли на вкладыши. В «дональдах» на вкладышах были диснеевские мультики — такие комиксы из четырех картинок, в «Турбо» были машинки, а в «Финале» — футболисты. И это все было очень ценно. Мы играли на эти вкладыши. И кто-то мне сказал из старших ребят, что в «Интуристе» эти же самые жвачки продаются по копейке за штуку. А на рынке они 1,5 рубля стоят. И я всему классу (об этом) рассказал, собрал весь свой класс — человек 25, наверное, со мной пошли, отличницы только не пошли. Мы пошли в пятигорский «Интурист». Там только построена была гостиница.

По-моему, она и сейчас там самая крутая. Но это не потому, что она крутая. Короче, тогда это вообще был «Интурист». Мы пришли, короче, к «Интуристу». Каждый взял с собой рубль, кто-то 3 рубля взял, чтобы 300 жвачек купить по копейке за штуку. И они мне говорят: «Ну все, иди». Я пошел, а там бармен стоял, дядя Сережа. Самый крутой в Пятигорске бармен, который в «Интуристе» всем банковал, все это знали. Но я еще тогда не был в курсе, кто это такой. И я подошел и говорю: «Здравствуйте». Он говорит: «Что тебе надо?». Я говорю: «Мы тут за жвачками пришли, которые по копейке — «дональды»  и «Турбо», вот». Он говорит: «Иди нахер отсюда». Я говорю: «Хорошо». И вышел, всем говорю: «Жвачек нет». И все разошлись. Это был мой первый коммерческий опыт, коммерческая неудача, из которой я сделал вывод, что не всегда все происходит так, как ты хочешь. И это очень важно и пригодилось мне впоследствии в жизни.

О толерантности и новой этике

Не знаю, мне не нужно пробиваться и искать лазейки, потому что я как-то интуитивно чувствую, о чем говорить, о чем не говорить. Но не то чтобы никого не обидеть, я не знаю, как это сказать. Может, я просто не наступал еще ни разу на эту мину, поэтому я об этом не задумываюсь. Да, все стали очень чувствительными, все, чуть что, обижаются. Иногда мне кажется, даже обижаются, не когда им действительно обидно, а просто по факту того, что есть повод обидеться. И все как бы: «Опа, я здесь могу обидеться. Ну что, давайте-ка оправдывайтесь передо мной, извиняйтесь». Потому что все хотят, чтобы перед ними извинялись. Не знаю, такая сложная тема. А самое главное, меня все время об этом спрашивают, я все время говорю что-то и все время несу какую-то пургу.

Ну кого-то действительно жалко. Кто-то этим пользуется тоже. Дальше уже вообще можно запутаться. Ты никогда уже ничего и не скажешь, не напишешь, не споешь. Просто я не хочу конкретно ни о каких группах вот этих ущемленных говорить, потому что как только о них заговоришь, ты уже на какую-то шаткую почву заходишь. У меня хоть нет контрактов с Audi, ну а «Балтика», наверное, что бы я ни сказал, не перестанет со мной сотрудничать. Но что-то мне как-то это все скучно. Я считаю, что адекватность — главное. И что главное — рассматривать каждый случай в отдельности, потому что действительно бывают обидные шутки, бывают какие-то обидные моменты. Есть действительно какие-то ущемленные и страдающие социальные группы. Но при этом есть необидные шутки, есть потребность высказываться, что-то делать, творить. В общем, адекватности не хватает. Надо к адекватности стремиться.

Я этих пиков, конечно, боюсь, но мне печально, что какие-то вещи, скажем так, цензурируются. Мне это не нравится. Но, опять же, я много раз уже об этом говорил, просто тогда не была так сильно страна разделена. И, условно, даже те люди, которые сейчас это запрещают, они это запрещают потому, что они тем самым борются с другим лагерем — либералами, скажем так, потому что им кажется, что те, кто критикует их, это либералы. Условно говоря, это Навальный и так далее. Но это не совсем так. Я могу не принадлежать ни к одной, ни к другой стороне и критиковать их точно так же. Потому что я вижу, что где-то они делают глупости.

О движении MeToo и политкорректности

Я не буду говорить обо всем нашем мире шоу-бизнеса, кино и телевидения и так далее. Понятно, что эта зона в отношении харассмента — это зона риска. В принципе все должны понимать, что многие женщины могут подвергнуться каким-то предложениям быстрее продвинуться по карьерной лестнице и так далее. А дальше уже им решать. И, наверное, существуют и те, кто идет на это, осознавая, что это самый простой путь, и так далее. Наверное, что-то такое происходит. Но, по крайней мере, как мой любимый комик Луи Си Кей, которого обвинили в том, что он мастурбировал перед какими-то двумя или тремя другими стендапершами… Там такая ерунда произошла, это все в последнее время так навязчиво насаждается, что даже если ты сочувствуешь, то в какой-то момент тебя это все начинает раздражать.  И это, мне кажется, такой немножко опасный путь.

Я разговаривал в Америке со многими умными людьми и говорил, что это такие, знаете, перегибы. И мне всегда говорили: послушай, это специально сейчас идет такой перегиб. Я говорю: почему если гей приходит на работу и с ним, соответственно, вместе устраивается на работу не гей, то возьмут гея? Это же не честно. Давайте за честность будем уже, будем судить по профессиональным качествам и так далее. Они мне говорят: «Послушай, это как маятник. Вот в какой-то момент это было все на той стороне, и сейчас мы должны качнуть этот маятник сильно в другую сторону». Потому что, допустим, за MeToo или все эти [движения] в поддержку сексуальных меньшинств — в Калифорнии нет таких вопросов. Типа Калифорния — супердемократический штат. А такие вопросы есть в Техасе. И поэтому мы должны всю Америку как бы переехать катком в данный момент. И пусть там лес рубят, щепки летят, пусть «гетеро» какого-нибудь не возьмут на работу, пусть, я не знаю, разгромят чьи-нибудь витрины и так далее, но мы [своего] добьемся.

Но это опасная позиция. Во-первых, это не честно. То есть как бы одна нечестность компенсируется другой нечестностью. Одна несправедливость компенсируется несправедливостью в другую сторону. Собственно, это в духе людей, так всегда и происходит. И давай попробуй объясни какому-нибудь человеку, который страдает сейчас, что ты просто страдаешь за то, что было 50 лет назад. Он, наверное, скажет: «Да идите в жопу, я не хочу страдать за то, что было 50 лет назад, я живу сейчас. Я ничего плохого не делал никому». И это один аспект, который мне не нравится. А второй аспект — когда мне начинают читать мораль, во мне возникает такой дух противоречия. И когда я, условно говоря, смотрю сериалы, в которых я вижу, где уже белыми нитками эти морали подшиваются ко всему, типа: «А почему у тебя больше белых героев, чем черных? А почему у тебя нет истории про сексуальные меньшинства здесь? А где здесь вот этот вот? А где здесь то?».

И мы вспоминаем, конечно же, набившую в свое время оскомину советскую идеологию. Вот у них во многом происходит сейчас чистый совок. Типа пальчиком будем грозить — поучительно очень. А где мораль? Где то полезное, что ты несешь? А почему ты просто так пришел рассказать нам какую-то увлекательную историю — ну, если говорить про мой мир, где ты работаешь над сценарием, и так далее. Нет, мы сейчас так не хотим. Мы хотим, чтобы ты нам рассказал эту историю, очень поучительную и важную. И даже, может быть, те продюсеры, которые берут эти проекты, они и не хотят их брать, но уже начинают думать: «А если мы их не возьмем, что будет?».

О юморе в России

Можно сказать и так  [что в России юмор свободнее]). Это тоже можно рассматривать. У нас здесь в этом плане, конечно, больше недостатков. Есть и грубые шутки над женщинами, и грубые шутки над сексуальными меньшинствами. И не только шутки. Но где-то мы посвободнее, конечно. Где-то мы более варварски подходим. Я не знаю даже. Тут в это закапываешься глубоко и начинаешь теряться. И здесь много вещей неправильных и несправедливых. И каждый раз, когда мы пытаемся играть в то, что мы уже полностью живем по законам какой-то цивилизации и совершенно отошли от всех наших инстинктов, в этот момент мы немножко лукавим.

О сериале «Окаянные дни»

В июне 2020 года на онлайн-сервисе Premier был запущен комедийный сериал «Окаянные дни», сценаристом и продюсером которого выступил Семен Слепаков. Сериал был снят в формате скринлайф (захват изображения с экрана монитора компьютера или гаджета) и посвящен людям, соблюдающим режим самоизоляции во время пандемии COVID19. 

Слушайте, может, я ошибусь, меня услышит Тимур [Бекмакбетов], позвонит и скажет: «Семен, да это я придумал формат скринлайф». А чего его придумывать-то, этот формат? Это же просто условно такая форма [контента], в которой история рассказывается с помощью общения через девайс. Его не надо придумывать. То есть у Тимура есть фильм, где на экране [компьютера] прямо происходит еще очень много всего. Там пишутся сообщения, показывается рабочий стол и так далее. Может, это его ноу-хау, я не знаю. Может, там есть какие-то технические ноу-хау, которые Тимур придумал. Но сам по себе этот жанр не надо придумывать — он очевиден. Например, в моих историях нет компьютерного рабочего стола и так далее. Там просто с помощью двух экранов тебе рассказывают историю. То есть ты не можешь видеть ничего, что находится за гранью разговора людей, которые общаются в Zoom.

Ну [продакшн «Окаянных дней»] чуть меньше, чем в два раза дешевле [сериала «Домашний арест»]), наверное. Все равно недешево. Потом, мы же какие-то вещи переснимали. Этот жанр очень опасный, в нем очень легко соврать, потому что все люди теперь постоянно общаются через видео, и они тут же чувствуют фальшь: когда вдруг актеры переигрывают, когда вдруг по постановке что-то — какие-то фоны неправдоподобные — и так далее. Или камера стоит так, как будто человек ее не держит. То есть куча вот этих факторов. Это на самом деле оказалось очень непросто. Мы какие-то штуки переснимали.

О том, почему за платным контентом будущее

Мне так приятно, когда я просто плачу и перестаю видеть этих дебильных букмекеров постоянно и ту рекламу, которая все прерывает. Я могу посмотреть [контент] на английском, когда мне надо с субтитрами. Я с удовольствием плачу. Мне кажется, люди будут платить, конечно, — не так уж это будет дорого со временем. Многих пристегнут к каким-то программам — не знаю, выйдет «Яндекс» [на этот рынок] и пристегнет всех к приложению. И человек не будет чувствовать, что он платит. Выйдет точно так же МТС и так далее. Все будут пользоваться этой схемой Amazon, когда человека просто включают в какую-то экосистему и он там спокойно себе все смотрит. Другое дело, как они будут решать [вопрос] с западным контентом — тоже, наверное, как-то будут права покупать, что ли. Потому что сейчас далеко не все сериалы присутствуют у нас на платформах, которые там [на Западе] идут.

О рамках дозволенного в интернете

У нас нет какого-то четкого понимания, что делать можно, а чего делать нельзя. И эта ситуация не только на площадке Premier, эта ситуация и на ivi, и на «Окко», и на «Кинопоиске», на котором тоже выходят сериалы. Если вы посмотрите «Последний министр», там все, о чем вы говорите, так же точно присутствует. Мы считаем, что интернет-пространство должно нам позволять такое делать, потому что иначе вообще непонятно, где это все делать, и все, что нас окружает, превратится в детский сад. Другое дело, если начать спрашивать, что можно делать и чего нельзя делать, то выяснится, что, скорее всего, ничего делать нельзя. Поэтому мы, можно сказать, пробуем систему на прочность и пытаемся найти некий способ отражать эту реальность адекватно. Иначе нам останется только YouTube. Но на YouTube ты не сможешь производить качественный контент. То есть это может быть что-то хорошо придуманное, но это не может быть что-то, что снимается за какие-то вменяемые деньги, что будет зрелищным и так далее. Мы просто не снимем для YouTube хороший сериал, он никак не окупится.