«Это гуманитарная катастрофа». Писатель Саша Филипенко о новой книге, посвященной проблеме детских домов в России

Саша Филипенко — автор нескольких романов («Бывший сын« получил «Русскую премию», год спустя «Замыслы« выиграли премию журнала «Знамя», а «Травля» была номинирована на «Большую книгу»). Книги Филипенко переведены на французский, чешский, венгерский, польский, итальянский, английский и хорватский языки. Его предыдущий роман «Красный Крест» был опубликован на немецком языке в феврале 2020 года — и уже вошел в список 50 бестселлеров журнала Der Spiegel. Мы встретились с одним из самых продуктивных и современных русскоязычных писателей, чтобы обсудить его новую книгу — «Возвращение в Острог», где Филипенко поднимает чрезвычайно сложную для российского общества проблему — сиротства и детских домов.

Что вы узнали про устройство российских детских домов, пока писали книгу?

Я понял, что единственное, чего не хватает детским домам, — любви. Многие люди, которые приезжают туда, думают, что нужно везти телефоны, подарки, одежду, игрушки — но все это давным-давно есть. Главная проблема детских домов России заключается только в том, что они еще есть. А быть их ни в коем случае не должно. Ребята должны быть в семьях, за ребятами должна стоять многомиллионная очередь. А сейчас получается так, что каждый день в России в детские дома возвращают тринадцать детей в день. В среднем тринадцать детей в день. Я считаю, что это гуманитарная катастрофа.

От вашей книги «Возвращение в Острог», конечно, остается тяжелое ощущение — что скорее все плохо, чем ничего.

Конечно, все плохо. Происходящее в детдомах — ненормально. И не надо успокаивать себя тем, что в некоторых таких заведениях есть хорошие инициативы. Я в этом смысле алармист, и мне кажется, что мы должны эту ситуацию исправить. Я не уверен, что книга может глобально повлиять на ситуацию, но книга вместе с помощью журналистов, вместе с работой волонтеров может сработать. И у меня нет задачи написать милую книжечку, которая скрасит досуг. — я хочу показать зрителю фотографию того, что происходит здесь и сейчас.

В книге детей отправили на море — та самая «хорошая инициатива». А в итоге им стало только хуже, потому что они увидели, как можно жить по-другому, а потом их вернули в ад детдома. Как делать добро, чтобы не навредить?

Ровно об этом я и хотел рассказать в книге. «Возвращение в Острог» в том числе роман о себестоимости добра. Сейчас все помогают, и это безусловно хорошо, но многие не думают как раз о последствиях добра и не думают, как это делать грамотно. И главное, что я хочу сказать: добро не должно быть разовым. Если вдруг у тебя возникает истеричное желание сделать что-то доброе, чтобы об этом потом написать в Facebook, ты должен понимать, что тебя ждет очень долгий путь.

Со мной произошла сложная личная ситуация, когда я был не в состоянии помочь себе в течение долгого времени. Очень переживал. И в какой-то момент я пришел к мысли, которую в книге озвучивает Петя Павлов: если ты не можешь помочь себе, ты должен начать помогать другим. Это действительно работает. Но! Обычно, как только тебе становится чуть лучше, ты опять забиваешь на других, возвращаешься к своей жизни. И в этом смысле я восхищаюсь волонтерами, которые делают добрые дела постоянно, вне зависимости от собственных переживаний и настроений.

Так что, если ты вдруг собрался помогать – эта штука с тобой всерьез и надолго. И даже если ты переводишь деньги в один из благотворительных фондов, не надо делать это разово — лучше подпишитесь на ежемесячный небольшой взнос. Всем фондам важно понимать, что деньги поступают регулярно. А вот у истеричных хороших поступков могут быть ужасные последствия.

Я читала, что сюжет книги основан на реальных событиях. 

Не совсем. В его основе две реальные истории. Одна произошла в Германии, другая в России. Я долго пытался срастить две эти истории, но гораздо важнее было поднять тему использования «аминазина» — лекарства, которое запрещено во всех цивилизованных странах, но которое по-прежнему используется в России. Мы должны знать, что здесь и сейчас ребятам из российских детских домов дают «аминазин». Мне было важно рассказать, что в России в 2020 году все еще существует карательная медицина и в отношении детей тоже.

Почему детдомовцы не рассказывают об этом? Они боятся?

Боятся, конечно. У них там воспитатели стоят рядом за спиной, врачи — и все слушают. Но даже если ты будешь говорить с ребенком в детском доме тет-а-тет, он будет повторять, что все классно. Обычно об ужасах детдомов спустя время начинают рассказывать те, кого усыновили. Ребятам нужно какое-то время, чтобы начать говорить. Помните, как мы узнали о том, что насиловали детей в Челябинске? Дети, которых забрали в семьи, спустя только несколько лет почувствовав доверие, начали рассказывать по чуть-чуть об этой трагедии.

Диалоги с детьми в книге реальные. Как удалось их разговорить?

Я связался со Светой Строгановой, которая работает в благотворительном фонде, ищет сиротам приемных родителей и адаптирует детей после того, как их усыновили. Она познакомила меня с детьми, которые уже живут в семьях, предварительно объяснив им, для чего я с ними буду встречаться. Мне было важно, чтобы они рассказывали, как именно им давали «аминазин», при каких условиях.

И как это происходит?

Допустим, вы нагрубили воспитателю, сбежали, прогуляли, выпили вина — в наказание за это вас отправляют в ближайшую лечебницу, где месяц, а могут и три, дают «аминазин». Еще немного дают и с собой, по выписке. Я разговаривал с парнем, которому 16 лет и который год своей жизни пролежал под «аминазином». Год!

Дети просто жертвы определенной системы. А что с воспитателями?

Они очень разные. Иногда это очень странные люди, которые не должны вообще быть рядом с детьми. Люди, которые просто не смогли найти другую работу. Например, у ребят может быть два воспитателя, с очень разными уровнями допуска, с одним можно пить пиво и шутить, а другой за такие же вещи накажет вас и отправит в лечебницу, где вам дадут этот самый «аминазин».

Есть воспитатели, которые любят ребят, помогают, с которыми дети не ссорятся и с которыми детям хорошо. Есть воспитатели, которые считают, что это не дети вовсе, а отбросы общества, что они опасны и просто «хуже» других. Если тебя возвращают приемные родители — значит, ты действительно плохой и заслужил быть в детдоме.

Кто должен решать эту проблему? Государство?

Мне кажется, сейчас вопрос не в том, что нет людей, которые могут решить эту проблему. Просто, как обычно, государство не готово пойти навстречу. Есть множество волонтеров, фондов, которые понимают и знают, что нужно делать. Но они сталкиваются с идиотскими препятствиями. Их не хотят слышать, говорят: «Что вы сюда приехали? У нас от вас одни проблемы». Что касается государства, то прямо сейчас нужно законодательно запретить «аминазин» — прямо завтра. Это первое. Но мы же понимаем, что этого не случится. Они вместо этого запрещают европейские лекарства, вводят какие-то санкции, из-за которых матери контрабандой перевозят лекарства, без которых их дети умирают. Я думаю, нам надо всему этому сейчас объявлять войну, а государству хотя бы просто не мешать тем, кто знает, что делать.

Мне кажется, что в общественном создании тему детских домов до сих пор маргинализируют. Выпускники детдомов  кажутся «опасным социальным элементом», идея усыновления вызывает ужас…

Какой ужас могут вызывать ребята, которые оказались в сложной ситуации? Есть люди, которые готовы им помочь, но они не всегда справляются, это правда. Огромная проблема с тем, что детей берут — и возвращают. Потому что нет грамотно построенной системы. Приемных родителей надо готовить, они должны получать поддержку. Но этого не происходит — и ребенка возвращают. И для детдома, и для ребенка это очень плохая ситуация: у первых статистика портится, у второго — травма.

Чтобы этого не происходило, работают специальные фонды. И я повторюсь, будет гораздо лучше, если государство просто перестанет мешать людям, которые знают, как работать с такими детьми. Понятно, что в стране, где не могут решить еще массу других проблем, так не случится в одночасье, но мы должны стараться. Надо говорить, что есть классные фонды, классные волонтеры, много неравнодушных людей, которые готовы предпринимать усилия, чтобы помогать детям в разных сферах и будет уже очень славно, если этим людям просто не будут вставлять палки в колеса.

У нас еще часто тему благотворительности считают «самопиаром». «Добро надо делать тихо». Вы не боялись такой реакции на книгу?

Мне все равно, если честно. Я считаю, что о проблемах надо говорить громко, нужно поднимать вопрос и заставлять людей делать выбор. Вот посмотрите на Грету Тунберг. Вообще все равно, что она говорит. Самое важное в Грете, главное ее достояние в том, что она заставила огромное количество людей делать выбор относительно того, что она говорит. Мы все понимаем, что есть ребята, которые реально чистят океан, делают какую-то черную, но очень сложную работу в отношении экологии, но важность Греты в том, что она есть, и тебе нужно в беседе с кем-то занять позицию, сказать, что ты думаешь про экологию. Она тебе может не нравиться или нравиться, это уже второй вопрос.

И в этом смысле мне вообще все равно, подумает ли кто-нибудь, что моя книга — это манипуляция на теме детей-сирот. Простите, ребята, но все это правда происходит вокруг вас. Мы сидим в Москве в ресторанах, а каких-то людей пытают прямо сейчас. Когда я работал на «Дожде», где мы с Пашей Лобковым вели «Бремя новостей», у нас за полгода только в двух выпусках не было сюжета про пытки в российских колониях. Не потому, что редакторы все время ищут пытки для сюжета, а потому, что они происходят постоянно.

В России очень мало не только книг, но и кино или сериалов, которые поднимают остросоциальные вопросы. Говорят, нет сценаристов. Почему?

Потому что продюсеры заказывают у всех сценаристов снимать «Движение вверх» и прочую ерунду.

Самоцензура?

Не знаю. У меня нет никакой самоцензуры, я твердо убежден, что это все происходит, потому что люди просто «ссут». Мне многие продюсеры часто говорят: «Ну ты же понимаешь все, мы тут смягчим, там уберем. Ты же понимаешь, что «Красный крест», который (кстати!) стал за одну неделю бестселлером в Германии, никогда не снимут в России, потому что сейчас будет 75 лет победы, а у тебя там в книге рассказывают, что мы плевать хотели на собственных солдат оказавшихся в плену. И они всю жизнь  будут рассказывать, что им приносят слабые сценарии, а на самом деле они просто ссут. Сейчас «Красный крест» уже перевели на 11 языков, а в «Гоголь-центре» поставят спектакль, потому что Кирилл Серебренников, даже находясь в ситуации, в которой находится, понимает важность этого романа и не ссыт. Я надеюсь, что с «Возвращением в Острог» будет то же самое.

Это важно, чтобы книга была экранизирована, стала основой для спектакля?

Это важно, потому что в России нет никакого книжного рынка. К тому же возможно, посмотрев фильм или постановку, зритель захочет познакомиться с первоисточником и, о ужас, потянется к книге!

С разрешения автора Forbes Life публикует отрывок из книги «Возвращение в Острог»

***

Возвратившись за стол, Александр перечитывает характеристику первого самоубийцы:

Касимов Ринат

Находится в государственном казенном учреждении для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, «Острожский детский дом» после смерти матери. У Рината вторая группа здоровья, смешанное специфическое расстройство, физическое здоровье среднее.

Успеваемость удовлетворительная, отношение к школе безразличное. Необходима помощь воспитателей по всем предметам. Память и внимание развиты недостаточно. Навыки учебного труда средние, инициативу не проявляет, ленится. 

Постоянно требует контроля. Дисциплина низкая. Часто проявляет непослушание и упрямство. Осложняет отношения в коллективе. Проявляет агрессию к педагогам и товарищам. 

Уровень этической культуры низкий. Неуравновешен, использует ненормативную лексику. Несдержан. Не контролирует собственные действия. 

Правила личной гигиены соблюдает только под присмотром, неаккуратен, неопрятен. 

Необходим постоянный контроль со стороны взрослых. Может сказать неправду, свалить вину на другого, замечен в воровстве. 

Имеет неудачный опыт проживания в двух семьях. 

Отложив характеристику, Козлов думает, что подобный текст составлен едва ли не на каждого воспитанника. Сделанные под копирку, документы эти мало чем отличаются друг от друга. Хороший/плохой, удобный/не очень. Чтобы убедиться в собственном предположении, Козлов наугад открывает еще одну характеристику и понимает, что предположение его верно. Здесь все одно. По мнению воспитателей, дети наличествуют сложные, неумные, как правило бесперспективные. Часто хамят, дерутся и постоянно сбегают. Приближает ли это к разгадке? Безусловно, нет. Единственное, что теперь понимает Козлов, что щелкнуло не вчера. Что-то случилось в жизни этого пацана задолго до самоубийства. Из любимых книг Александр помнит, что Клото прядет нить жизни, Лахесис отмеряет ее длину, а Атропос решает, когда жизнь следует оборвать, — процесс этот длинный и непростой.