«Гитлер и Сталин похожи на персонажей компьютерной игры»: как будет устроена опера-буфф «Рабочий и колхозница»

В этом проекте вы выступили как продюсер и автор идеи, потому первый вопрос: с чего все началось?


Идея родилась очень давно. Памятник «Рабочему и колхознице» я люблю с детства: они мне как родственники. Помню, я даже придумывал им имена: Иван и Анна, Вера, Раб и Кол. Я считаю, что им все сегодня уделяют недостаточно внимания и тем самым их несправедливо обидели. Ровно так считала и сама Вера Мухина. Что ни говори, а «Рабочий и колхозница» — это одна из самых серьезных монументальных скульптур в России, если не брать в расчет «Родину-мать». Это точно самая важная скульптура в Москве — по крайней мере, по моим личным ощущениям.

Спустя годы моих размышлений о важности этого памятника на Довлатовском фестивале в Пушкинских горах я услышал стихи Михаила Чевеги. Я тогда только начинал заниматься продюсированием и постановкой опер и буквально подкрался к Чевеге. Мы познакомились: я рассказал, чем занимаюсь, предложил сотрудничать. Миша отказался не просто талантливым поэтом, но и блестящим драматургом. На сегодняшний момент мы сделали с ним уже три проекта: помимо «Рабочего и колхозницы» он писал либретто для «Кармен» и «Птицы Феликс» о Феликсе Юсупове. Сейчас мы вместе работаем над проектом о Екатерине Великой и Петре Первом. Думаю, мы сошлись на почве общего интереса к брендам и супербрендам.

Вы сразу понимали, на какой из площадок удастся реализовать этот проект?

Нет-нет, «Зарядья» тогда даже в мыслях не было. Конечно, мы уже тогда понимали, что наш проект придется показывать в очень серьезном месте, которое было бы связано с этим супербрендом. Мы думали о ВДНХ, прежде всего потому, что проект был готов как раз к юбилею выставки — как будто бы «ложка пришлась к обеду». Хочу отметить, что в «Зарядье» будет исключительно московская премьера: до этого мы с моим большим другом Юлией Морозовой, которая выступает сопродюсером оперы «Рабочий и колхозница», представили наш спектакль в рамках ПМЭФ-2019 — в  бывших заводских цехах с 6-метровыми потолками. Логистика в этом пространстве была очень сложной: к примеру, оркестру нельзя было сидеть перед певцами, им приходилось играть сбоку, а дирижер стоял так, чтобы видеть одновременно и певцов, и оркестр. При этом певцы и оркестр друг друга не видели.

В «Зарядье» таких проблем уже не возникло?

Да, здесь все будет так, как изначально задумывалось: очень удобная, трансформируемая сцена. Вообще в проекте все сошлось один к одному: я делаю экспериментальные постановки, а «Зарядье» — идеальная площадка для экспериментов.  У меня здесь идет еще два проекта: «Кармен» и «Щелкунчик».

Почему в качестве режиссера вы решили позвать Евгения Кулагина? Вы уже работали вместе?

В этой постановке много пластики, многое завязано на архитектуре и скульптуре: наш проект — про художников, которые работают с формой тела, так что изначально было понятно, что придется задействовать балетных танцоров. А Женя как раз совмещает в себе обе функции: он является режиссером и хореографом, что очень большая редкость. Он уже поставил две серьезные постановки в «Гоголь-центре» — «Шекспир» и «Две комнаты». Важно и то, что он соратник моего друга Кирилла Серебренникова. К тому же за последние годы Женя сильно поднаторел: именно он создавал все адаптации постановок Серебренникова на Западе. Все оперы Кирилла, поставленные за последнее время, выходили при участии Жени.

Вам довелось работать с такими режиссерами, как Анатолий Васильев и Андрей Жолдак. Едва ли можно называть результат сотрудничества с ними легким для восприятия массового зрителя. Почему вам теперь захотелось создать проект для более широкой аудитории?

Я делаю и камерные проекты, и массовые. Кстати, эту пьесу в свое время мне предлагали поставить в театре им. Пушкина на Малой сцене. Но как там поставить такую оперу — пусть в ней есть и весьма камерные интонации? Мы отказались.

Конечно, нельзя не спросить про...

Сергея Мазаева?

Именно — в частности, о его роли Сталина, которую он играет в спектакле. 

Во-первых, Сергей Мазаев — мой друг, я его очень люблю, к тому же у него очень красивый тембр голоса, с отчетливой мужской интонацией. Важно, чтобы в проекте, особенно в таком масштабном, была своя «вишенка на торте». У нас Сталинне идеологический, а исторический персонаж, без фигуры которого невозможно полноценно развернуть сюжетную канву. А действие происходит не на фоне репрессий, но в 1937 году, когда деятели культуры еще не подвергались репрессиям. Это время стало триумфальным стартом скульптуры «Рабочего и колхозницы», дебюта авторов в Париже. Мы не возвращаем их в Россию 1940-х годов, и оценки Сталину не даем. Общая атмосфера того времени отражена скорее через повороты сюжета, повествующие о взаимоотношениях власти и человека.

Гитлер тоже представлен исключительно как исторический персонаж?

Да, они оба похоже скорее на персонажей компьютерной игры: наш жанр —  мистериальный и трагифарсовый. Важную роль при воссоздании атмосферы того периода играет музыка: композитор Владимир Николаев (это, кстати, его дебют в опере) использовал в качестве референсов мелодии, которые господствовали в то время: Шостакович, Дунаевский. Это не транскрибированная, но именно переосмысленная музыка, которая вместе с тем содержит очень верный посыл. И сделана она очень тонко и изящно.

У вас есть ощущение, что сейчас идеологическая составляющая имеет все большее значение?

Конечно, сделать такой масштабный проект без государственной поддержки было бы просто нереально, и этот проект поддержал Департамент культуры города Москвы. Лично я создаю новую русскую классику. Есть, условно говоря, публицистический театр открытого обращения, он может быть и камерный — в качестве примера могу привести пьесу Горького «На дне», которая описывает весьма «долгоживущую» социальную структуру. Интересно, что постановки по Горькому сейчас все чаще проваливаются, и ставят его все реже.

Хотя Некрасова весьма успешно поставил Кирилл Серебренников.


Некрасов — это все же другое. И постановка не совсем социальная, она скорее эмоционально-социальная или даже экзистенциальная. Не могу сказать, что я большой любитель такого театра, я бываю рад увидеть подобные спектакли, но заниматься ими не очень люблю. Мне нравится, как я уже говорил, работать с брендами: либо проверенными старыми, как те же «Рабочий и колхозница», либо создавать новые. Опять же, Кирилл Серебренников начал ставить спектакли в начале нулевых, а я тогда уже был давно «на рынке», скажем так. Я в каком-то смысле такой олдскул.