«Его равнодушие по-хорошему меня задевало»: миллиардер Леонид Богуславский об отчиме Андрее Вознесенском, о матери и YouTube, который заменил поэзию

Культурный центр Вознесенского — собственность Фонда Андрея Вознесенского, созданного предпринимателем, венчурным инвестором Леонидом Богуславским и его матерью, писателем и общественным деятелем, многолетней спутницей поэта Зоей Богуславской. Проще говоря, центр — дар любящего сына матери, сделанный в тот момент, когда, по словам Богуславского, «бюрократические забеги по созданию музейно-культурного центра, предпринятые в течение нескольких лет, ничем не увенчались». «Когда стало понятно, что музея не дождаться, — рассказывает Зоя Богуславская, — «Э-э», сказали мы с Леонидом Борисовичем по Гоголю». В общем, «мы с мамой решили, что сделаем все сами, не обращаясь к государству ни в организационном плане, ни в финансовом», — говорит Леонид Богуславский.

Музей и мама

Леонид Богуславский подходит к микрофону и читает «Голос» Андрея Вознесенского:

«Раздайте себя немедля,

Даруя или простивши,

Единственный рубль имея,

Отдайте другому тыщу!»

При звуках голоса Богуславского на стене появляется проекция текста, отдельные строки и слова пишутся крупнее и ярче других. «Это наш обратный караоке, — объясняет Леонид Богуславский. — Устроен по принципу распознавания текста с голоса. Такую технологию используют и Google, и «Яндекс», а вот применить ее для чтения стихов придумал авторский коллектив, который создавал наш культурный центр».

Расположенный в небольшом замоскворецком особняке начала XIX века (среди владельцев в прошлом и штабс-капитан Евграф Демидов, потомок заводчика Демидова, и купец второй гильдии Дружинин), сохранившем в интерьере исторические печи-голландки, Центр Андрея Вознесенского меньше всего похож на рядовой музей.

От сына — матери

Куратор и автор концепции проекта Петр Шепотинник и архитектор Агния Стерлигова и ее бюро Planet 9 превратили пространство старинного дома в аттракцион мультимедийных инсталляций, где произведения современного искусства, архивные фото-, видео- и аудиоматериалы воссоздают атмосферу жизни и творчества Андрея Вознесенского, рассказывая о нем современным языком.

«Лето, жара, я иду по Большой Ордынке с риелтором Машей. Она показывает мне три здания. И я выбираю особняк XIX века с большим залом, многокомнатный, просторный. Признаться, это был чрезвычайно дорогой вариант. Леонид Борисович посмотрел на другой день и одобрил, — рассказывает Зоя Борисовна Богуславская. — Я ушла на второй план. Идея, дизайн, весь эстетический ряд разработаны Леонидом Борисовичем».

«Идея была — не делать музей, — рассказывает Богуславский. — Хотя у нас есть множество артефактов, на мой взгляд, важнее и интереснее создать культурный центр, в котором, с одной стороны, присутствуют экспонаты, имеющие отношение к творчеству Андрея, а с другой стороны, это чуть-чуть независимое от него пространство, где можно устраивать разные культурные проекты. Нам хотелось создать центр, где было бы интересно молодым людям. Мы с мамой определили общее зонирование, что, где должно быть по-крупному расположено, а разрабатывала проект творческая группа под руководством Петра Шепотинника».

Центр Андрея Вознесенского открылся 12 мая 2018 года, в 85-й день рождения поэта. Под руководством директора фонда Ольги Варцевой и арт-директора Антона Каретникова творческая программа центра постоянно меняется, благо технические возможности пространства позволяют и показывать интерактивные инсталляции, и устраивать живые дискуссии с шампанским. Здесь проходят киновечера, выставлена инсталляция Кати Бочавар, транслируют оперу-инсталляцию «Некийя» композитора Дмитрия Курляндского (Курляндский — лауреат премии «Парабола» в области литературы и искусства, учрежденной Фондом Андрея Вознесенского) и поэта Димитриса Яломаса. До 30 сентября открыта интерактивная выставка-инсталляция «Им 20 лет», посвященная 55-летию фильма Хуциева и Шпаликова, — любой хипстер может телепортироваться в эпоху кинематографистов.

Семейная история

Зоя Борисовна Богуславская входит в центр. Она приехала представлять фильм о Вознесенском: по вторникам и четвергам в особняке на Большой Ордынке, 46, проходит киноклуб «Вознесенский Cinema», где показывают и обсуждают артхаус и документальное кино разных лет. В первом же зале на охристо-красных кубах вывешены фотографии друзей и ровесников из ближнего круга Андрея Вознесенского, на стенах — проекции видео артистов разных поколений, читающих стихи поэта. «А где портрет?» — недоуменно спрашивает Богуславская. «Зоя Борисовна, посмотрите, у нас такая концепция, вот тут все рядом», — принимаются объяснять сотрудники центра. «Хорошо, — отвечает Зоя Борисовна. — Но я хочу видеть его сразу при входе».

«В жизни Андрея существовала моя мама как муза, а все остальные — лишь постольку, поскольку были нужны для его творчества, для вдохновения. Ему было важно, чтобы восхищались, чтобы создавали атмосферу. Грубо говоря, для Вознесенского практически ничего не существовало, кроме его творчества», — говорит Леонид Богуславский.

Когда Андрей Вознесенский появился в жизни Зои Богуславской, ее сыну Леониду было тринадцать лет. «Чтобы мне понравиться, Андрей повез меня на птичий рынок на Таганке. Он чуть-чуть подстраивался под меня, — рассказывает Леонид Богуславский. — Наверное, ему было малоинтересно, но мы походили по рынку и купили бурундука, принесли в квартиру. Тогда мы короткое время жили на улице Щербаковской, между метро «Семеновская» и «Измайловский парк». Андрей совершенно не понимал, что с этим бурундуком делать. Произошла страшная глупость: мы его выпустили, он бегал, бегал и, к сожалению, подо что-то залез, и его придавило.

Андрей, что называется, поставил галочку. Сходил на птичий рынок, уделил мне время и внимание. На этом наше тесное общение надолго прервалось. Если называть вещи своими именами, Андрей меня не замечал. Мы жили как семья; он хорошо ко мне относился, но я был приданым Зои, довеском к любви к моей маме. Я ощущал, что я вторичен, что я придаток. Его отстраненное отношение сыграло важную роль в моем становлении как личности. Его равнодушие по-хорошему меня задевало, я задался целью стать ему интересным.

Это стимулировало меня выигрывать олимпиады, добиваться серьезных результатов в науке. Я стремился максимально сепарироваться как личность. Надо сказать, мне это удалось. В какой-то момент я стал интересен Андрею как личность. Я оказался успешен в тех областях, которые могли ему понадобиться для творчества, подпитывать его. Он стал расспрашивать, мы начали что-то обсуждать, причем на моей поляне, там, где находились мои интересы. Я стал для него источником важной, полезной информации.
На рубеже конца семидесятых — начала восьмидесятых годов я рассказывал ему о математических результатах, к чему они приводят. А в начале девяностых — про интернет и новые технологии.

Семья и бизнес

Леонид Борисович, как Вознесенский с его стремлением к экспериментам, с его видеомами реагировал на компьютерные технологии?

Леонид Богуславский: Вознесенский искал новые технологии коммуникации. Видеомы для него — это некая технология синтеза и передачи образа и слова, обращение в данном случае к зрителю, а не слушателю. Андрею нравились лазерные шоу. То есть он старался обыграть видео и стихотворный текст таким образом, чтобы возник синтез коммуникаций и создалось что-то новое. Но при всей своей открытости к новому и современному Вознесенский не стал компьютерным гиком, в свое творчество он этого не взял. Может быть, это связано с тем, что последние 15 лет он болел. Думаю, если бы болезнь так не мучала его, мы бы увидели его интересные находки, он бы развернулся еще сильнее вслед за видеомами и лазерами. Сейчас трудно представить, что «Лужники» были забиты людьми, которые пришли слушать стихи. Не верится, что поэты собирали стадионы. Я это объясняю так: в тот момент читаемая вслух поэзия была важным каналом коммуникации мыслей, идей, чувств аудитории. Поэзия позволяет большую свободу, чем проза. Многовариативность текста, смысловая подстрочность работали как маячки для широкой аудитории. Сейчас есть другие возможности.

То есть Telegram-каналы, WhatsApp и социальные сети сейчас играют коммуникационную роль поэзии?

Леонид Богуславский: Поэзию нельзя заменить. Но новые технологии изменили возможности доступа к аудитории. Притом что сейчас нет такого уровня цензуры, как в СССР, и можно достаточно открыто писать художественную прозу, если мы берем большую аудиторию, то видим, что люди, используя социальные сети, Twitter, YouTube, WhatsApp, пересылают друг другу какие-то смешные картинки, самовыражаясь и чувствуя себя причастными к адресуемым группам, своей аудитории. Принципиально изменилось пространство коммуницирования. Followers, «подписчики» — это больше чем «Лужники», это многомиллионная аудитория, которая отслеживает конкретного человека, неважно, кто он — рок-звезда, выдающийся спортсмен, популярный политик или opinion maker. Поэт в шестидесятые-восьмидесятые годы был лидером мнений, коммуницировавший с большой аудиторией. Сейчас новые технологии позволяют коммуницировать с аудиторией в сто раз больше.

Означает ли это, что технологии помогут появлению новых поэтов на онлайн-стадионах?

Леонид Богуславский: Возможно. Однако новые технологии коммуникации, например свой канал на YouTube, дает талантливым людям большую возможность самовыражения. Поэтому человек, который в условиях ограниченных возможностей, вероятно, стал бы выдающимся поэтом, в условиях широких возможностей может пойти по менее трудоемкому пути и стать лидером мнений, звездой в каком-то социуме, просто разговаривая через видеоконтент со своей аудиторией.

Культура сместилась в область журналистики и массмедиа: и проза, и кино начинают добавлять элемент документа. Например, многосерийный фильм «Дау». Мне кажется, что за такими проектами будущее. Возможно, это уже мейнстрим.

Сейчас Netflix хочет снимать, как живут игроки очень известной футбольной команды уровня «Реала» или «Баварии». Поскольку футбол — спорт номер один, у этого проекта потенциально самая гигантская аудитория в мире. Пока люди видят только то, что происходит на поле, читают какие-то новости, интервью, но не могут погрузиться в понимание жизни футбольных звезд, увидеть, что их волнует, какие у них проблемы, какие у них отношения с любимыми. Думаю, если такой проект будет осуществлен, его ждет огромный успех.

У меня есть международный спортивный проект, мировая чемпионская серия стартов триатлетов «Суперлига триатлона», соревнования проводятся в разных странах, в них принимает участие вся элита этого спорта. Я думаю, что для продвижения Суперлиги недостаточно интересно подавать чисто спортивный контент. Нужно делать фильмы о жизни атлетов, как они встречают свою любовь, как воспитывают своих детей.

Технологии vs cемейный сценарий

Леонид Борисович, а как воспитывали вас? 

Леонид Богуславский: Моя мама всегда была для меня не только мамой, она была другом. В ней есть такая мудрость, что она меня не ругала, ни на чем не настаивала. У нас действовало правило: она не могла просто сказать «нельзя», она должна была аргументировать, объяснить, почему нельзя. В подростковом возрасте она говорила, что я могу оставаться на ночь там, где захочу, и делать что хочу, но обязан позвонить ей и сказать, что не приду. И я всегда звонил, потому что знал: она не может мне запретить без причины. Должен был быть аргумент, почему я должен поступить так, а не иначе. А когда я был в десятом классе, мама с Андреем переехали жить в Переделкино. Началась лафа, я остался один в квартире.

Зоя Богуславская: У Леонида Борисовича с детства была привычка уходить, отрываться и путешествовать. Однажды в девятом классе он увел весь класс с урока военного дела в какой-то поход, за что был исключен из школы. Он пришел ко мне и сказал: «Мама, ну только если умолишь директора». — «Ты же знаешь, — ответила я, — никогда я не пойду никого просить». — «Тогда... Если бы в школу пришел Владимир Высоцкий и спел, меня бы, может, простили. Он же твой друг». Я позвонила Высоцкому: «Леньку исключают из девятого класса. Это волчий билет. Володь, ты мог бы выступить в школе?» И он ответил без заминки: «Выступлю. Но у меня нет гитары. Я не помню, где ее вчера оставил». Купить гитару в городе Москве тогда было невозможно. Я позвонила Зурабу Церетели: «Зураб, у меня проблема, выручай». И он приволок какую-то музейную гитару работы старинного мастера.

Когда прошел слух, что в школе будет петь Высоцкий, на крышах, на фонарях, на деревьях висели желающие его послушать. На другой же день директор принял моего сына с распростертыми объятиями.

После концерта мы решили попировать с Володькой. Он был в ударе — быть может, такая молодая аудитория у него собралась впервые — и потом ушел куда-то еще. Позвонил в шесть утра: «Я не знаю, где гитара». Я — Церетели: «Зураб, что делать? Как хочешь ругай меня. У Володьки увели гитару». Но Зураб был на высоте, он ответил: «Цацуля, чтоб у тебя не было другого горя в жизни».

В традиционном понимании своего сына я не «воспитывала». Как у человека либерального, который в те годы часто был оппозиционен решению вышестоящих органов — меня прессовали много лет за Синявского и Даниэля, потом за Бродского, — у меня было убеждение, что воспитание ребенка может быть только в том, чтобы прочитать его свойства, его предназначенность. И помочь этой предназначенности осуществиться, а не переламывать ее через колено.

Леонид Борисович, на ваш взгляд, с изменением технологий меняются ли семейные отношения? Или родительские паттерны сильнее нас, устойчиво передаются из поколения в поколение? 

Леонид Богуславский: Мой родной отец, когда я был совсем маленьким, мной мало интересовался. Я часто вспоминаю, как он сказал моей маме: «Леня будет меня интересовать, когда научится отсасывать бензин из канистры в бак машины». К двенадцати я научился. Примерно в этом возрасте отец стал брать меня с собой в походы, в горы. Мы много времени проводили вместе. Я, к сожалению, тоже на него похож. В общении с детьми мне важна какая-то активность. Например, путешествовать или заниматься спортом, вовлекать их во что-то новое. Мне значительно интереснее привести свою шестилетнюю дочку на стадион, на футбольный матч, посмотреть, как она болеет за любимую команду, чем читать ей сказки на ночь. Я думаю, что это мужской подход, учить ребенка новым физическим навыкам: плавать, кататься на лыжах, играть в теннис.

Спорт и путешествия — так я проводил свободное время со старшими детьми. Удивительно, но это осталось и сейчас, когда они совсем взрослые. У них появились друзья, бойфренды, герлфренды. Но если я предлагаю им поехать куда-то со мной, они срываются и едут.

Следом за мной они освоили триатлон. Недавно в финале Суперлиги триатлона в Сингапуре мы выступали семейной командой: Бен, жених моей дочери, плыл, дочь Настя ехала на велосипеде, а моя нынешняя жена Настя бежала. В начале весны мы вместе со старшим сыном Димой участвовали в соревнованиях по триатлону в Техасе.

Когда я только увлекся триатлоном, дети приезжали поболеть за меня, и я как-то сказал сыну: «В Новом Орлеане будет гонка, половинка длинного Ironman, у тебя есть три-четыре месяца, чтобы подготовиться. Не хочешь поехать попробовать свои силы?» А он ответил: «Папа, я уже зарегистрировался». Сейчас он сделал два полных Ironman.

Анастасия Богуславская: У Леонида бешеная энергетика. Глядя на то, с каким увлечением он занимается спортом, нельзя не втянуться, просто невозможно. При этом ему хватает мудрости и терпения ждать, когда ты дозреешь и выберешь свой тренировочный план как будто по собственному желанию. То есть он, конечно, давит, но терпимо, оставляя некий коридор твоего комфорта. Так что теперь мы тренируемся всей семьей. Иначе, наверное, и быть не может.