«Продолжай работать как прежде» — такую инструкцию получил Александр Корсик от Владимира Евтушенкова на случай неприятностей. Когда решения проблемы нет, задача дипломата — сохранить существующее положение вещей до тех пор, пока решение не будет найдено. У Корсика сейчас как раз такой период: владелец «Башнефти» под домашним арестом, а Следственный комитет требует вернуть компанию в государственную собственность. В интервью Forbes президент «Башнефти», постоянный участник рейтинга Forbes «25 самых высокооплачиваемых менеджеров России» (18-е место в рейтинге 2014 года), рассказал, как менеджмент пытается сохранить бизнес компании для нынешнего и, возможно, будущего собственника.
«Я хотел бы, чтобы «Башнефть» осталась независимой компанией»
Шестнадцатого сентября председателю совета директоров АФК «Система» Владимиру Евтушенкову было предъявлено обвинение в отмывании денег при покупке предприятий башкирского ТЭК у структур Урала Рахимова, сына тогдашнего президента Башкирии Муртазы Рахимова. Ранее Евтушенков был лишь свидетелем по делу Рахимова. Дважды бизнесмена вызывали на допрос. После первой же встречи с сотрудниками следствия Евтушенков заявил, что компания «Башнефть» стала жертвой «обычного рейдерства».
По ходатайству следствия Евтушенков был помещен под домашний арест сроком до 16 ноября. Правоохранительные органы позволили бизнесмену, остающемуся под домашним арестом, ходить на работу, получая каждый раз для этого разрешение. За Евтушенкова вступились многие чиновники и бизнесмены, а также, по данным источника Forbes в одном из банков, Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Председатель отдела по взаимоотношениям церкви и общества Московского патриархата протоиерей Всеволод Чаплин сказал Forbes, что не знает об этом.
Forbes: Когда вы поняли, что все серьезно?
Александр Корсик: После домашнего ареста Владимира Петровича. До этого он, по моим наблюдениям, виду не подавал, что есть какие-то проблемы.
Но до домашнего ареста Евтушенков побывал на допросе. Вы согласовывали с ним какой-то план на случай негативного сценария развития событий?
Был очень короткий разговор. Я спросил: «Что будем делать?» Он ответил: «Продолжай работать как прежде». Так что мы работаем по бизнес-плану, он не менялся.
Как арест Владимира Евтушенкова сказывается на работе «Башнефти»?
Психологически ситуация крайне неприятная. Это очевидно. Если говорить о бизнесе, то влияние пока незначительное. Некоторые наши партнеры начали проявлять определенную сдержанность. Наверное, это рациональное поведение — они оценивают потенциальные риски, это их право.
Какие у вас отношения с Евтушенковым?
Владимир Петрович — выдающийся предприниматель и, на мой взгляд, абсолютно незаурядный человек. Если говорить об отношениях в социальном плане, то я всегда чувствую себя с ним абсолютно комфортно. Потому что, несмотря на все свои достижения, он не вознесся, не стал небожителем и абсолютно адекватно воспринимает окружающий мир. С точки зрения бизнеса для меня Владимир Петрович не самый простой руководитель. Или, может быть, это я неудобный подчиненный. Но так или иначе, я с ним работаю уже пять с половиной лет. Я не ушел, а он не предлагал мне уйти.
Евтушенков сильно вмешивался в оперативную деятельность компании?
Он очень активно участвовал в принятии ключевых решений — по стратегии, корпоративному управлению, структуре, назначению высшего менеджмента, планированию всех глобальных реорганизаций, через которые уже прошла «Башнефть». Если говорить об операционной деятельности, то его участие минимально. Нужно отдать Владимиру Петровичу должное: он занимается теми вопросами, которыми и должен заниматься основной акционер.
Еще до того как «Башнефть» объявила о намерении провести размещение в Лондоне, «люди, связанные с «Роснефтью», делали предложения акционерам «Башнефти» о приобретении компании либо о других формах взаимодействия, писали в начале августа «Ведомости» со ссылкой на федерального чиновника, знавшего об этом от руководства госкомпании; по его информации, стороны не сошлись в цене. Представитель «Системы» это отрицал. Президент «Независимой нефтегазовой компании» Эдуард Худайнатов в ответ на вопрос Forbes опроверг эту информацию. Позднее президент «Роснефти» Игорь Сечин также заявил, что госкомпания не рассматривала возможность приобрести «Башнефть» и не стоит за уголовным делом Евтушенкова.
А правда, что интерес к «Башнефти» проявляли «Роснефть» и «Независимая нефтегазовая компания» Эдуарда Худайнатова?
Я об этом слышал только из СМИ. Другой информации на этот счет у меня нет. Наверное, «Башнефть» многим интересна, потому что это очень успешная, динамично растущая компания.
Когда планировалось SPO «Башнефти» в Лондоне, была версия, что это защита от Сечина.
Игорь Иванович, если не ошибаюсь, публично заявлял, что «Роснефть» не заинтересована в поглощении «Башнефти». Если же вести речь о каком-то абстрактном поглощении, то цель SPO была совершенно иная — радикально повысить ликвидность акций компании, принять жесткие дополнительные обязательства по корпоративному управлению, сделав «Башнефть» более привлекательной для инвесторов, что, естественно, должно было привести к росту ее стоимости. И, конечно, заработать деньги.
На рынке ходят разговоры о том, что Евтушенков вынужден отдать государству «Башнефть» сейчас, так как актив получил на время. Но так драматично ситуация стала развиваться из-за того, что Владимир Петрович попросил вернуть ему сумму большую, чем та, что он отдал за башкирский ТЭК?
На рынке циркулирует огромное количество слухов. Я стараюсь на них не реагировать. Предпочитаю делать выводы только тогда, когда у меня есть информация.
На другой мотив в этой истории, политический, указывает Игорь Сечин (в интервью Bloomberg). В контексте истории вокруг «Башнефти» он рассказал о разбирательстве по итогам приватизации хорватской INA. Тогда владельцем «теневой доли» в компании оказался премьер-министр страны.
Я вряд ли могу что-нибудь добавить к предыдущему ответу. Я не склонен фантазировать. Мне едва хватает времени для того, чтобы заниматься тем, за что я отвечаю.
В случае смены собственника «Башнефти» возможны два варианта развития событий. Один: это будет укрупнение одной или нескольких государственных компаний за счет активов «Башнефти». Другой: это будет, например, еще один частный игрок, но другой владелец. Что лучше для индустрии в целом?
Я хотел бы, чтобы «Башнефть» осталась независимой компанией, поскольку всегда считал, что в нефтяной отрасли, как и в любой другой, должно быть много игроков. Уменьшать их количество, ограничивать конкуренцию, мне кажется, было бы неправильно.
Даже у тех, кто определяет направление развития отрасли, всегда должна быть возможность сравнения. Вот есть, например, компании Х, Y и Z. Первая компания делает так, вторая — так же, третья — по-другому, но у нее все как-то намного лучше получается. Может быть, у первой и второй компаний проблемы? Этого не узнать и ошибки не исправить, если нет возможности сравнить.
Останетесь в «Башнефти», если у компании будет другой собственник?
Уже много лет я не стремлюсь где бы то ни было остаться. Вопрос стоит в иной плоскости: нужен ли я и готов ли я работать в тех или иных условиях? Сейчас мне не хочется думать об этом. Сегодня у меня другая задача — надо провести компанию через этот непростой период без каких-либо потерь, а дальше жизнь покажет.
Хочу ходить на работу и получать удовольствие от того, что делаю. Ходить просто для того, чтобы зарабатывать деньги? У меня был такой период в жизни, но он давно позади. У меня нет никаких особых притязаний: личный самолет или яхта мне не нужны. Люблю путешествовать, а на это мне точно денег хватит.
Но допускаете мысль, что, возможно, придется уйти из «Башнефти»?
Да.
А если уйдете из «Башнефти», то останетесь в нефтяной отрасли?
Я уже не раз думал: а может, пора заканчивать? Зачем эти бессонные ночи, проблемы, нервы, стрессы, перелеты? Разум подсказывает, что нужно заняться семьей и приятными делами, на которые катастрофически не хватает времени. Но уверенности в том, что подсознательные мотивы не победят разум, нет.
А как на происходящее реагируют сотрудники «Башнефти»?
Я попросил всех коллег следовать простому принципу: то, что происходит за пределами компании, — абсолютно вне сферы нашего влияния, и мы ничего здесь изменить не можем. Я был приятно удивлен выдержкой и работоспособностью наших сотрудников в этой ситуации. Я горжусь своей командой.
Безусловно, люди напряжены. Они думают о будущем, и это совершенно естественно. Но дембельских настроений в плохом понимании этого слова, к счастью, нет, и я не сомневался, что их не будет.
«Наши партнеры начали проявлять определенную сдержанность»
Как к событиям относятся ваши партнеры? «Лукойл», с которым у вас СП по разработке месторождений им. Требса и Титова?
У нас очень хорошие отношения с «Лукойлом». «Лукойл» я могу назвать надежным партнером. Они переживают, они заинтересованы в том же самом, что и мы, — чтобы нынешняя история завершилась с минимальными потерями и как можно быстрее. Никакого изменения в отношении к нам со стороны «Лукойла» я не почувствовал. Со стороны некоторых
других партнеров чувствую, но это другая история.
Вы имеете в виду банки?
В том числе.
Госбанки занимают большую часть нашего банковского рынка. Сдержанность по отношению к вам — это индивидуальные решения или государственная линия?
Не думаю, что это государственная линия. Это совершенно точно обычная практика банков, в том числе частных. Понимаю, что они должны думать о рисках и соизмерять свои действия в соответствии с ними. Но при этом всегда ведь есть простор для маневра: можно сделать чуть меньше или чуть больше. И желание сделать чуть больше мы, конечно, учтем, когда ситуация наладится.
Вы обижены на них?
Никакой обиды нет. Я, наверное, вел бы себя в этой ситуации точно так же. Я вспоминаю, опять же, конец 2008 года. Приходит ко мне подрядчик и говорит: «Готов не повышать расценки на следующий год». И как бы большое одолжение делает. Я отвечаю: «Спасибо тебе огромное. А мы при сегодняшней цене на нефть в следующем году будем терпеть убытки. Предлагаю тебе тоже поработать в убыток». Он отвечает: «Подумаю». Уходит, возвращается: «Я снижаю ставки на 10%». Вы понимаете, что происходит через полгода, когда цена восстанавливается? Подрядчик приходит снова: «Помнишь, мы же с тобой договорились? Я же никуда не ушел». Я ему должен отказать? Взять другого? Нет, конечно.
Пункт о смене собственника, влияющий на условия кредитования, присутствует в большинстве кредитных соглашений, поэтому в связи с возможностью пересмотра итогов приватизации банки проявляют сдержанность, объясняет источник Forbes, близкий к «Башнефти». Основные кредиторы «Башнефти» — Сбербанк, ВТБ и Газпромбанк. «Трудности существуют как в обслуживании уже выданных кредитов, так и с привлечением новых средств», — говорит источник, близкий к «Башнефти». Переговоры о привлечении новых кредитов банки ведут неохотно. Например, рассказывает Александр Корсик, в том числе из-за сдержанности банков может «зависнуть» сделка по приобретению одной из сетей АЗС. У АФК «Система» пока никаких проблем с банками нет, уверяет президент компании Михаил Шамолин: «Все взятые на себя обязательства банки исполняют».
Каковы теперь планы в отношении ваших основных месторождений в Башкирии?
Программа-минимум по Башкирии — поддерживать добычу на зрелых месторождениях. Но если все пойдет так, как идет в последние годы, то мы сможем и в будущем году, и, возможно, в ближайшие два-три года добычу в Башкирии даже наращивать. Рассчитываем в республике и на новые запасы за счет серьезной программы геологоразведки.
Продолжаем работу на месторождениях Требса и Титова. Планы пока не менялись — 4,8 млн т нефти в 2020 году. Плюс в Ненецком автономном округе у нас работает еще одно совместное предприятие с «Лукойлом» по геологоразведке семи лицензионных участков, и, по нашим оценкам, это, возможно, самые перспективные участки для геологоразведки в России. Здесь мы рассчитываем найти запасы, сравнимые с запасами месторождений Требса и Титова. Мы также активно развиваем наше недавнее приобретение в Тюменской области — «Бурнефтегаз» с двумя месторождениями: на Соровском к 2020 году добыча должна составить около 2 млн т, а на Тортасинском сейчас идет геологоразведка.
Нынешние проблемы с акционерами «Башнефти» мешают развитию месторождений Требса и Титова?
По этому проекту ничего не изменилось — как работали, так и работаем. Да, Требса и Титова — большие месторождения и очень сложный проект, но если рассматривать его с точки зрения денег, который он приносит и принесет компании, то это сумма не столь значительная по сравнению с тем, что мы зарабатываем и будем зарабатывать в Башкирии, на наших зрелых месторождениях. Влияние лицензионных споров пока невелико. Какого-то существенного ущерба они нам не наносят.
Когда месторождения им. Требса и Титова выставят на продажу, за них будет настоящая драка, предполагал несколько лет назад вице-президент «Лукойла» Леонид Федун. Так и вышло. Ведь это были последние эффективные российские месторождения на суше, пояснили Forbes два сотрудника разных нефтяных компаний. Совокупные запасы месторождений оцениваются в 140 млн т нефти.
Продать месторождения Требса и Титова государство хотело еще в 1994 году, но конкурсы то и дело переносились или вовсе отменялись. Тендер состоялся лишь в 2010 году, и месторождения достались сравнительно небольшой компании «Башнефть», предложившей около 18,5 млрд рублей — чуть выше стартовой цены (18,17 млрд рублей). В 2010 году она добыла 14 млн т нефти. Для сравнения: «Лукойл» добыл 96 млн т, «Сургутнефтегаз» — 61 млн т.
«У многих существует ощущение, что конкурс прошел несправедливо», — говорит сотрудник одной из нефтяных компаний. За месторождения хотели побороться «Лукойл», «Газпром нефть», «Сургутнефтегаз», THK-BP и индийская ONGC. Однако заявки большинства из них не удовлетворили комиссию. В итоге к конкурсу допустили только двоих — «Башнефть» и «Сургутнефтегаз». Однако «Сургутнефтегаз» не смог вовремя внести задаток и выбыл из гонки. Остальные хотели оспорить решение о недопуске, но так и не сделали этого. «С государством спорить бесполезно», — говорил позднее Леонид Федун.
«Башнефть» не раз обвиняли в том, что компания выиграла конкурс на месторождения им. Требса и Титова с нарушениями законодательства.
У меня нет сомнений, что все было сделано в полном соответствии с законом. Когда кто-то говорит, что конкурс был неправильный, я думаю, что таким образом они критикуют правительство Российской Федерации, которое проводило этот конкурс. И, в частности, председателя правительства, который подписал распоряжение о выдаче лицензии «Башнефти».
Председателя правительства Владимира Владимировича Путина? А еще говорят, что якобы даже работа на месторождении началась раньше, чем был выигран тендер. Можете прокомментировать эти обвинения?
Я просто хотел еще раз подчеркнуть, что лицензию мы получили абсолютно законно. Что касается работы на месторождениях до получения лицензии, то это уголовно наказуемое деяние. Мы же не сумасшедшие.
Конечно, мы не начинали работы до получения лицензии, но думали о разных вариантах разработки месторождений.
Было три варианта. Первый — строить трубу на юг до системы «Транснефти». Второй — строить терминал на берегу Баренцева моря — аналогичный лукойловскому Варандею. И вариант третий — договориться с «Лукойлом» и использовать Варандей и другую инфраструктуру партнера. Получив лицензию, мы выбрали третий вариант, потому что он был на сотни миллионов долларов дешевле первых двух. Так появилось наше СП с «Лукойлом» — «Башнефть-Полюс».
Так почему именно «Башнефть» получила Требса и Титова при наличии таких сильных конкурентов?
«Башнефть» получила лицензию, действуя в полном соответствии с существующими законами и правилами. Никто не мешал нашим очень сильным конкурентам поступать точно так же.
«Башнефть» образца приватизации и «Башнефть» сейчас — это разные компании по объективным экономическим показателям. Как удалось этого добиться?
Если очень коротко описать, что произошло за эти пять лет, то «Башнефть» из региональной, я бы даже (никому не в обиду) сказал — провинциальной, неэффективной компании с неясными перспективами превратилась в современную, быстро развивающуюся, эффективную компанию. Сложную машину, которая успешно создает стоимость для акционеров, платит очень существенные налоги, дает работу 28 000 наших сотрудников. Во многом это результат огромных инвестиций в развитие — около 240 млрд рублей за последние пять лет.
«Я слишком упрямый: не хочу делать то, во что не верю»
Александр Корсик — постоянный участник рейтинга самых высокооплачиваемых руководителей компаний, который ежегодно представляет Forbes. С оценкой своего вознаграждения президент «Башнефти» спорить не стал. Несмотря на то что работает в нефтяной отрасли с 1995 года, настоящим нефтяником Корсик себя не считает, а говорит, что он лишь «менеджер нефтяной компании, который удостоился чести войти в круг настоящих нефтяников». До середины 1990-х годов он жил в Лондоне и работал в российском посольстве. Там познакомился с нынешним президентом ВТБ Андреем Костиным, бизнесменами Александром Лебедевым и Анатолием Данилицким.
Недавно Владимир Путин сказал, что узнал от Киссинджера, что все приличные люди работали в разведке. Такое утверждение, наверное, лестно и для вас…
Очень надеюсь, что могу быть отнесен к этой категории не только в соответствии с логикой Генри Киссинджера. Надеюсь, 
у меня есть и другие качества, которые позволяют назвать меня приличным человеком (улыбается).
А какие?
Нельзя никого предавать — наверное, один из главных принципов. А о других качествах вам лучше, видимо, спросить у тех, кто меня знает.
А есть люди с прежней работы, с которыми вы общаетесь до сих пор?
Остались, конечно, знакомые, но основной круг общения — из новой жизни. Просто род деятельности накладывает определенный отпечаток: гораздо интереснее общаться с теми, кто занимается чем-то сходным.
А как вы оказались в нефтяной отрасли?
В 1995 году, после возвращения из Лондона, я решил кардинально изменить жизнь. Во-первых, трезво оценивал свои перспективы там, где тогда работал. Во-вторых, очень хотелось попробовать что-то новое, поскольку появились возможности, которых раньше просто не было. В-третьих, материальный фактор, конечно.
Когда я вернулся из Лондона, у меня было £500 и двое детей. Мне исполнилось 39 лет, и было немного страшно бросать все и начинать с чистого листа. Спросил жену, как она к этому относится. Она ответила: «Как решишь, так и делай». Так легко это прозвучало, я просто поразился. Приехал в Москву, уволился с госслужбы и начал думать, чем бы заняться. В нефтяной отрасли оказался случайно — попал на работу в «КомиТЭК-Москва». Эта компания оказывала услуги только что созданной «Сибнефти».
В 1997 году Вагит Алекперов говорил в одном интервью, что в отрасль пришло очень много чужих людей, которые «нефть не понимают». И вот вы приезжаете на месторождение, с вами говорят «красные директора». Как они вас воспринимали?
Дурить меня пытались. Знаний было мало. Но первое образование у меня инженерное все-таки — окончил Бауманское училище. Как-то начали рассказывать мне очередную сказку. Говорю: «Стоп. Рисуйте скважину». Начали рисовать скважину, я полез в детали: «А это что? А вот это? А это?» Смотрю: люди поплыли. Со временем желание играть со мной в эти игры пропало.
Но я согласен с Вагитом Юсуфовичем — нефтяная компания не может работать без карьерных нефтяников. Блок добычи вряд ли может возглавлять человек, который сам не прошел через все ступени и не чувствует все на кончиках пальцев. Мне очень хочется назвать себя нефтяником, но на 100% я этого сделать не могу — на кончиках пальцев пока не чувствую. Хотя умею делать кое-что другое.
А как вы попали в «Сибнефть»?
Работая в «КомиТЭКе», три-четыре раза встречался с Романом Абрамовичем. Как-то раз он вдруг спрашивает: «А ты почему у меня до сих пор не работаешь?» Я отвечаю: «А ты мне еще не предлагал». А он: «Я предлагаю». И мы практически сразу договорились. Я Роману чрезвычайно благодарен за те восемь с половиной лет, которые у него проработал. Я получил возможность работать в удивительной корпоративной культуре «Сибнефти» и пройти практически всю историю этой совершенно потрясающей компании.
Кто вас позвал в АФК «Система»?
В «Систему» меня позвал Леонид Меламед.
Вы помните свои первые дни работы в «Башнефти»?
Пришел в офис. Начал думать: а кто же будет работать? Я-то работать не люблю (смеется). Значит, работать должны те, кто любит и кто умеет это делать.
Людей мы подбирали долго: 90% успеха — это команда. Некоторые менялись, но основа — это высокопрофессиональные, лояльные компании люди. Многих из них я знал по предыдущим местам работы — из «Сибнефти», «Русснефти», «Итеры», люди из других компаний отрасли, люди, которые работали в «Башнефти» и полностью вписались в нашу новую корпоративную культуру и по профессиональным, и по личным качествам.
Подозрительность — это из вашей прошлой жизни?
Этот стереотип далек от реальной ситуации. Там, где я работал до прихода в бизнес, подходы и взгляды на самом деле были во многом более свободными и либеральными, нежели в целом в стране. Вообще для подчиненных, мне кажется, я очень простой руководитель. Надеюсь на это, по крайней мере. Мой круг рабочего общения — не только топ-менеджмент. Регулярно общаюсь с директорами департаментов. Когда меня интересует, например, детальная информация по какому-то вопросу, могу позвонить рядовому сотруднику.
И они пугаются?
Начальники этих людей иногда пугаются, но, кажется, все давно убедились, что это никоим образом не подрывает уважение и доверие к самим начальникам. Просто вместо пяти телефонных звонков иногда лучше сделать один: и быстрее, и информация не искажается.
А чем вы можете не нравиться своему начальству?
Думаю, я слишком упрямый: не хочу делать то, во что не верю. Например, есть некий гениальный проект, в который верит много людей. А я в него не верю, потому что знаю этот проект уже лет десять вдоль и поперек. И я буду до последнего сопротивляться. В большинстве случаев это сопротивление заканчивается тем, что такой проект не принимается, но у того, кто в этот проект верил, остается, вероятно, ощущение, что я упускаю возможности. Но есть понятный критерий — насколько успешна компания. Не буду говорить о том, насколько она успешна. Хочу только сказать, что не помню ни одной глобальной ошибки. Хотя локальные, конечно, были.
«$90 за баррель в долгосрочной перспективе — разумная цифра»
Нефть дешевеет. ЦБ прогнозирует падение цены до $60 за баррель. Александр Корсик говорит, что «Башнефть» планирует свою работу из расчета средней цены на нефть $90 за баррель. «Но есть, конечно, еще запас прочности — даже при этой цене IRR наших проектов в подавляющем большинстве случаев существенно выше ставки дисконтирования», — говорит он.
Сколько продлится кризис?
Я уже давно перестал гадать. Думаю, что $90 за баррель в долгосрочной перспективе — разумная цифра. А как долго будет продолжаться нынешнее падение, сложно сказать. По ощущениям, нынешнее падение — на год, по меньшей мере. Если цена упадет достаточно низко на несколько месяцев — мы переживем. Есть понимание, что делать. Вспомним 2008–2009 годы. Все российские нефтяные компании прекрасно знают, как действовать: перестают платить подрядчикам, реструктурируют кредиты банков и выживают. Извините, я цинично излагаю, но так все и происходит. Сокращают капитальные вложения, замораживают проекты, потом возобновляют, когда цена возвращается на приемлемый уровень.
То есть цена на нефть — это лотерея?
Не то чтобы лотерея, но под любой тренд всегда находится много вполне убедительных объяснений. Начинаются, скажем, разговоры о том, что Саудовская Аравия решила снизить цену и именно с этим связано то, что происходит на рынке.
Под воздействием США действует против России?
Это одна версия. А есть и другая — убить сланцевую революцию в США. Всегда есть масса конспирологических теорий и наукообразных объяснений.
А американские санкции, в значительной степени направленные на нефтегазовый сектор, подрывают стабильность российских компаний?
Можно я о «Башнефти» буду говорить? С точки зрения финансов влияние есть — деньги стали дороже, это очевидно. Сегодня у нас отношение чистого долга к EBITDA меньше 1,5. На этом, видимо, и остановимся, иначе можно подвергнуть компанию слишком большому риску.
С точки зрения доступа к технологиям «Башнефть» ни в какие санкционные списки не входит, и мы по-прежнему работаем со всеми подрядчиками без каких-либо ограничений.
Если говорить о будущем, у нас, безусловно, есть долгосрочный план действий, если ситуация с санкциями будет развиваться в негативном ключе. Этот план не отвечает на все без исключения возможные вызовы, но он задает алгоритм действий в тех или иных неблагоприятных ситуациях.
Алекперов в Сочи уже сказал, что ему очень не хочется возвращаться к ситуации, когда 60 лет назад приходилось работать исключительно на русских технологиях, на советских…
Никому не хочется, но ситуация такова, что думать об этом надо. Если честно, я не верил в то, что подобная история случится. Мы все были убеждены, что необязательно что-то создавать, зачастую эффективнее купить, тем более надежность продавцов сомнений не вызывала. К сожалению, я был наивен.
Есть мнение, что у русских «своя» школа добычи. Насколько наши разработки и школа способны компенсировать мировые технологии?
Школа есть. Только в какой-то момент мы сильно отстали от лучших компаний. Вы помните, что у нас в 1990-е годы было резкое падение добычи. В конце ХХ века мы переломили эту ситуацию, и добыча вновь начала уверенно расти. А ведь все нефтяные компании стали делать давно известные вещи — использовать геологическое и гидродинамическое моделирование, правильно применять давно известные технологии, привлекать нормальные сервисные компании. Мы это хорошо делаем сейчас, но надо признать, что еще не все пока умеем.
В частности, это относится к сланцевой нефти. Хотя не факт, что это то направление, в которое сегодня нужно вкладывать серьезные инвестиции. Если взять, например, Башкирию, то в ближайшие годы там дешевле добывать нефть на месторождениях, которые у нас есть сегодня. Это не значит, конечно, что мы не занимаемся сланцевой нефтью. Занимаемся, чтобы не упустить потенциальную возможность. Но сегодня эффективнее тратить деньги на то, что мы уже имеем, — очень большие традиционные запасы. Когда я говорю «тратить деньги», я имею в виду не только деньги компаний, но и деньги государства. Ведь если государство дает льготу по налогам, значит, грубо говоря, оно тоже несет затраты.
Поэтому не исключаю, что, вместо того чтобы давать льготы на добычу сланцевой нефти, лучше снизить общую налоговую нагрузку, а уж компании сами разберутся — заниматься им обычной нефтью или сланцевой.