«Мне было очень, очень, очень, очень — сколь- ко угодно раз можно повторить — страшно. Может, сотни раз я прокрутил прыжок в голове. У меня был лучший учитель в мире. Я знал точно, что ничего плохого он посоветовать мне не может. И я подошел к краю — так, чтобы носки уже висели в пропасти».
Мне бы в небо
Я почти 25 лет ходил в горы, совершил много восхождений, покорил Эверест, Нанга-Парбат и другие гималайские восьмитысячники, но сейчас альпинизм — это, скорее, увлечение. Я уже не могу совершать восхождения того качества и уровня сложности, как 10–15 лет назад: в моем возрасте сложно постоянно удерживать суперформу, которая требуется для этого. Нужен большой ресурс времени, а моя офисная жизнь не позволяет мне уехать в экспедицию на месяц. Правда, два года назад я принял участие в чемпионате страны — после 20-летнего перерыва. И мы с напарником выиграли бронзовую медаль. Но ясно, что совмещать ответственную менеджерскую должность и высотный гималайский альпинизм, который мне нравился, невозможно.
Так сложилось исторически, что я занялся прыжками с парашютом — скайдайвингом. Это прыжки с самолета с 4000 м. Причем Москва оказалась классным мировым центром этого вида спорта. Здесь несколько хороших дропзон, специализированных аэродромов для массовых прыжков с парашютом. Увлечение меня очень затянуло. Оно тоже требует культуры обращения с телом, правильного отношения к риску, физической формы, плюс это огромное эмоциональное удовольствие и адреналиновая подпитка. У меня в активе 1300 прыжков. Я регулярно с 2005 года участвую в рекордах на построения больших формаций, когда одновременно с 10 самолетов отделяются (выпрыгивают) парашютисты и пытаются за время свободного падения собрать фигуру. Однажды участвовал в построении из 200 человек, это действующий рекорд России, а еще — в мировом рекорде в Америке, где было 68 парашютистов.
Такой спорт немного вытеснил ностальгию по альпинизму, но не совсем. Это, скорее, легкий заменитель тяжелого альпинизма, но этого мне было мало.
И вот однажды, участвуя в рекорде на построения, я познакомился с Валерием Розовым, профессиональным скайдайвером и бейсджампером. И он предложил мне попробовать прыгнуть бейс. До этого я видел несколько фильмов о прыжках в реальных горах, с вертикальных стен. Но никогда не думал, что сам буду это делать. Страшно было даже смотреть. Конечно, я оценивал риск, понимал и сложность задачи, и неотвратимость последствий ошибки.
К тому же одно дело, когда ты начинаешь что-то новое в 23 года, а совсем другое — в 40–50, в таком взвешенном, я бы сказал, возрасте. Но вот как-то мы с Розовым катались вместе на горных лыжах зимой близ Шамони. Там есть одна хорошая стена — Маглан. И Розов предложил прыгнуть. У меня были большие сомнения, колебания: ведь зима еще и не лучшее время для бейсджампинга. Но я согласился.
Успеть за пять секунд
Стены порядка 350 м достаточно для первого прыжка. Был снег. Я много-много — может, сотни раз — проиграл прыжок в голове. Мысленное воплощение всего упражнения — это то, что в спорте называется идеомоторная тренировка. У меня, можно сказать, был на тот момент лучший русскоговорящий тренер в мире. Нас связывают хорошие человеческие отношения. Я знал точно, что ничего плохого он посоветовать мне не может. То есть с его стороны и со стороны обстоятельств все было отлично, дело было за мной. Валерий прыгнул первым, я дождался его приземления, наблюдая у края пропасти.
Потом я подошел к краю, на котором нужно спокойно держать равновесие. Важно правильно отделиться — не завалить корпус. В момент отделения нет воздуха, на который можно опереться. На четвертой-пятой секунде, когда скорость вырастает свыше 100 км/час, появляется воздушный поток, и можно, если правильно управлять своим телом, опереться, сбалансироваться, выправиться. В скайдайвинге как раз этому и учишься. Но если в скайдайвинге поток появляется сразу, за счет летящего самолета, то в бейсе 4–5 секунд ты падаешь в «безопорном», «безвоздушном» пространстве. Поэтому начальная стадия прыжка — самая ответственная. Ошибки могут быть фатальными, поскольку не будет времени и пространства их исправить.
В первой стадии полета нужно «отделиться» и «отойти» от стены за 5–10 секунд. Чтобы купол, когда он откроется, не касался стены. Иначе рискуешь жизнью.
Я совершил прыжок. Не без ошибок, но нормально.
Мало что можно поставить рядом с тем эмоциональным впечатлением, которое я тогда испытал. Наверное, только восхождение на Эверест — причем не когда стоишь наверху, а когда уже спустился. Там тоже были очень сильные ощущения, но несколько растянутые во времени, а здесь — сконцентрированные.
По психофизиологическим ощущениям это нечто особенное. Для организма, для глубинных наших структур отрываться от недвижимых объектов противоестественно. Организм сопротивляется. Когда прыгаешь с самолета, впечатления совсем другие. Там прыгаешь в океан неба. Земля где-то далеко. А тут все рядом, ты все различаешь, земля очень близко. Ты знаешь, что у тебя на принятие решения очень мало времени. Свободное падение занимает 7–8 секунд. Через 12–13 секунд ты столкнешься с землей, если не откроешь купол. Каждая секунда обладает большим весом. Секунда — это много. Время в бейсджампинге имеет другую длительность.
Страх и ужас был такой силы, что 2–3 секунды я был в несознательном состоянии, ничего не контролировал. Потом пришел в себя и безопасно выполнил первый прыжок и приземление.
Механика риска
Сейчас у меня 125 бейс-прыжков. Первые 10–12 раз оставалось это чувство ужаса, потом оно ушло. Может, на полсекунды оно сохраняется, но дальше ты контролируешь, как работает твое тело, и управляешь своим полетом. Прыжок длится от пяти секунд до двух минут.
Например, прыжок с легендарной северной стены горы Эйгер в швейцарских Альпах — это две минуты. Это очень-очень много для бейсджампинга, ты летишь сначала в крыле, потом открываешь парашют в 200 м от земли.
Прыжок — это всегда расчет. Прыжок с ужасными ошибками, счастливо закончившийся, не хочется повторять. Как спортсмену, мне бывало стыдно за некоторые случаи. Например, за прыжок в Норвегии со стены Троллей — там было холодно, суетливо, мы замерзли, еще налетел туман. Не хотелось прыгать в молоко, видимости нет, а спускаться очень далеко и холодно, сильный ветер. Я поспешил, смалодушничал, прыгнул и рано открылся. А это очень опасно. Еще бы чуть-чуть, и столкновения со стеной не избежать — и тогда было бы совсем плохо.
Или еще один случай в Норвегии, на скале Къераг, c перепадом высот 950 м, большая часть — вертикаль. Вертолет поднимает на высоту, и можно в день по 5–7 прыжков делать (обычно — если пешком идти наверх — 1–2). В Норвегии погода неустойчивая. Вертолет забросил, улетел, погода испортилась. Плоская вершина, спрятаться некуда. Внизу — фьорд. Ждешь, что проклятый дождь кончится. Замерзаешь, промокаешь, снова замерзаешь. Руки окоченели, а в прыжке важно руками делать все быстро и точно. Был момент нерешительности — то ли идти вниз пешком, долго и холодно, то ли прыгать. Я прыгнул — и сделал все правильно.
Мне очень нравятся прыжки осенью в Италии со стены Бренто. Это 1700 м. Рядом с местом приземления есть маленькое кафе, где готовят «спритц» — смесь ликера, минеральной воды, шампанского с долькой грейпфрута. Это местечко Арко недалеко от Вероны.
Бейсджампинг — это еще возможность увидеть очень красивые места, куда я бы без прыжков точно не попал. Например, Лаутербруннен в Щвейцарии. Там маленькое ущелье, вертикальные 500-метровые стены, лубочный луг с коровками, водопады. Поднялся быстро на подъемнике, прошел 20 минут и прыгаешь вниз к коровкам.
Бейс для меня открыл Норвегию, причем очень красивую Норвегию. Стену Къераг и знаменитые фьорды. Иногда круизные лайнеры останавливаются, и пассажиры смотрят в бинокли на бейсджамперов. В этих местах нет обычных туристов, случайные люди сюда не заходят.
В России я прыгал бейс один единственный раз — с Останкинской башни. Но в горах гораздо интереснее.
У нас есть группа, своеобразная команда — человек десять. И мы в разных комбинациях выезжаем во Францию, Италию, Швейцарию. Фактически это маленький отпуск. Иногда на неделю или даже всего на три дня, один прыжок обычно занимает один день.
Безусловно, это мои друзья. Приятные, интеллигентные, самостоятельные, интересные люди. По большей части бизнесмены. Есть среди них и парочка профессионалов, которые занимаются только этим. Вот Валерий Розов — нам приятно проводить время друг с другом и вне бейсджампинга.
С большинством из нашей компании я познакомился в парашютном спорте. Потому что нельзя заниматься бейсом без парашютной подготовки. Это как играть Моцарта, не зная гамм. В прыжках ты настраиваешь свое тело, свои крылья, так сказать.
Бейс заставляет держать себя в форме, дисциплинирует. Я все время тренируюсь: бегаю, плаваю. Бейсу, как правило, предшествует быстрое восхождение.
Но конечной цели в бейсе нет — и в этом красота.
Я пока представить не могу, что это может надоесть. Мне этого не хватает, если бы у меня были возможности, я бы совершал прыжки гораздо чаще. Сейчас я прыгаю около 20 раз в год, а это не очень много.
Смысл жизни
Есть вечный вопрос: ради чего все это? Со стороны, наверное, кажется, что мы полусумасшедшие люди, которые рискуют неизвестно зачем своей жизнью. Но это не так. Мы вполне рациональные люди.
Бейсджампинг дает такое наслаждение, которое и сравнить с чем-то сложно. Ни с эмоцией от искусства, ни с общением с друзьями, ни с вертикальным лазанием, ни с сексом. Ничего близко поставить нельзя по совокупности ощущений.
Вот зачем я этим занимаюсь: ты можешь себя контролировать в сложной стрессовой ситуации. Можешь выполнить сложную координационную работу. Каждый человек гордится собой, когда он ловко что-то делает. Катается на лыжах или быстро плывет. Само ощущение свободного управляемого полета — сейчас мы прыгаем в виндсьютах (костюм-крыло), которые дают минуту-две свободного полета.
Горы — это, наконец, очень красиво. Как правило, все точки отрыва — это пропасти, вертикальные стены, что редко кого оставляет равнодушным по отношению к такому природному масштабу. И важно, когда ты делаешь это с друзьями. С людьми, близкими тебе по духу.
Ощущения, что я рискую жизнью, у меня нет. Есть понимание: да, это риск. Возможно, больший, чем когда ты за рулем. Но в автомобиле все этому подвергаются, а здесь — концентрированный рассчитанный риск. Этим занимается очень маленькая группа. Никто из нас не собирается умирать — все хотят получить уникальный комплекс ощущений, который нигде больше не получишь. Я многое попробовал, профессионально занимался разными экстремальными видами спорта. Бейсджампинг — самое богатое по человеческим эмоциям, мыслям и расчету действие.
Можно ли мое увлечение интерпретировать так, будто я рискую делом? Не думаю. Я и сам часто задаю себе этот вопрос. И отвечаю, что оно мне дает больше, чем забирает, — на тот случай, если вдруг что-то пойдет не так. Бейсджампинг дает мне, прежде всего, умение отличать правду от неправды.
Чистое ощущение риска и грани жизни позволяет в делах действовать смелее. Такой большой проект, которым я занимаюсь в «Сколково», — это тоже риск, но растянутый во времени. Ведь нельзя знать заранее, получится или нет. Можно, говоря образно, считать, что дело, которым я занимаюсь, — это прыжок длительностью в 10 лет. Тоже возникает масса обстоятельств, которые ставят под сомнение правильность выбранного вектора. Иногда нужно шагнуть так, будто это прыжок вниз со стены.
Я еще со времен альпинистских восхождений заметил, что существует некий настроечный камертон, в нравственном смысле, когда возвращаешься из экспедиции с восхождений с чувством ясного ощущения подлинного и мнимого. В этом смысле бейс дает то же ощущение — погоня за ложными ценностями и ложным успехом абсолютно перестает интересовать. И помогает мне различать, преследует человек свой мелкий интерес или большим делом занимается.