Вероника Лазарева, создавшая компанию MATEO и назвавшая ее в честь своего сына Матвея, неуловимо напоминает Джулию Робертс. Ее увлеченность заразительна. О трудностях она вспоминает с улыбкой: «Я сначала создала компанию, а потом уже стала думать, как все это продается. Я же дизайнер. А если бы я была маркетологом и знала, на чем споткнусь, то, может быть, вообще не ввязалась бы в это семь лет назад».
Вероника по образованию художник-модельер, в 1990-е годы у нее было свое ателье одежды. Потом она постепенно переориентировалась на дизайн интерьеров. Это давало больше возможностей, а после развода она осталась с двумя маленькими детьми.
Оформляя интерьеры, она постоянно сталкивалась с проблемой: нет такого хрусталя и фарфора, какой она себе представляла.
«Аналогов тому, что мы затеяли, не было: не существовало компании, которая с нуля, без всякой основы, то есть без завода, начинает выпускать хрусталь и посуду», — рассказывает Лазарева.
Ей хотелось не только стать пионером производства, но и основать свои традиции.
В бизнес Вероника вложила собственные деньги и решила обойтись без кредитов — боялась, что не сможет просчитать последствия. Забраковала нескольких маркетологов: «Они могли создать разовый проект, а не рабочую структуру. Но это разные вещи. Мы должны пользоваться теми возможностями, которые существуют реально».
Сначала в поисках производства Вероника ездила по России, пока ей не стало очевидно, что здесь его не открыть. «Мы приняли очень правильное на тот момент решение: не затевать свое производство, потому что его тяжело поднимать, а распределять заказы по заводам, которые уже существуют», — рассказывает она. Начиная сотрудничество с Гусь-Хрустальным, Лазарева столкнулась с тем, что производители с трудом понимают функции дизайнеров и не слишком самостоятельны. «Выяснилось, что заводы могут работать с нами, только если мы «заказчики» и они делают конкретную партию по нашим эскизам. Мы же хотели сотрудничества, чтобы они использовали свои мощности, мы — свои дизайнерские разработки, и мы вместе работали с магазинами. Но это не нашло понимания».
Позже коллекции кроме России (Никольск) стали производить в Чехии, Словакии и Китае. Спустя четыре года хрусталь и стекло захватили Веронику целиком, и интерьерное направление было закрыто: «Нельзя было отвлекаться — это как бросить маленького ребенка, у которого своя скорость развития. Кроме того, создание чего-то нового мне нравится больше, чем комбинация, которую предполагает интерьерный дизайн. Причем я люблю именно малые формы».
Каждый последующий шаг компания проходила как в многоуровневой игре: решили одну задачу — другая будет сложнее. Иногда не могли просчитать количество: например, после пробной партии в 50 тарелок заказали 300, а из них продалось только 30. Или сделали цветные хрустальные бокалы-шары и поставили их в магазины — в течение года они «не шли». И вдруг стали звонить байеры: оказалось, новый дизайн дошел до журналов и был объявлен модной тенденцией. Дизайнеры MATEO просто немного опередили время. «Вообще это нормально — предвосхищать тренды, — считает Вероника. — Дизайнер видит пропорции вокруг — в автомобилях, телефонах, одежде — и преломляет их по-своему. Если к этому подключается маркетолог, можно поймать момент. В этом смысле безукоризненно работают итальянские мебельщики».
Психологию российского покупателя Лазарева считает консервативной: «Для россиян очень важен бренд. Европа же воспринимает вещь в чистом виде: если нравится чашка — я ее покупаю».
Но она гордится тем, что продукция MATEO стоит в магазинах рядом с фарфором Rosenthal — легендарной марки с двухсотлетней историей. Сетует на то, что в России не принято уважать труд — ручной в том числе: «У нас очень опасливо относятся ко всему отечественному. Нет доверия и со стороны клиента к производителю («а вдруг он сделает что-то не то»), и со стороны производителя к клиенту».
С другой стороны, Вероника считает большой проблемой государственные дотации: «Это жестокая вещь, но нельзя дотировать производства. Нужно, чтобы прежде всего умерла их психология. Чтобы они поняли, что такое клиент». Она правда считает, что отрасль обязательно возродится, потому что хорошие мастера есть: «Я верю, что в какой-то момент это сойдется: такие люди, как я, производство и финансы». Лазарева вообще считает, что денег мало, нужна вовлеченность. Однажды она отказалась от совместного бизнеса с российским региональным заводом стекла: «Не мое дело — набирать команду на производство. А там ее нет. Если нет директора, технолога и маркетолога, которые живут там, — это принципиально — и дети которых ходят в местную школу, производство жить не будет. Люди должны быть кровно заинтересованы в этом заводе».
У Вероники в этом смысле грандиозные планы. Она планирует создать сеть ремесленных колледжей для детей с 10 лет в небольших городах. «Когда человек знает, что потом он пойдет работать вот на этот завод или фабрику, это будут совершенно другие люди, иначе относящиеся к труду».