Автор — редактор блока «Культура» газеты «КоммерсантЪ»
На моей улице — праздник. Улица называется Сент-Оноре, а праздник называется «летние распродажи». И прав Хемингуэй, вот это уж точно movable fest. Поскольку кругом реальные скидки, а не так, как в Москве — тридцать процентов с пятисотпроцентной наценки, народ бежит из лавочки в лавочку. Азиатские туристы ходят по бутикам веселыми стайками и бесконечно о чем-то щебечут. Не могу поручиться, что они не читают друг другу стихи Ван Вэя («Опять я слышу женщин разговоры, уж поздно, надо к дому торопиться...») но мне все-таки кажется, что они самым прозаическим образом обсуждают достоинства конкретной кофточки или сумочки.
Зато я точно знаю, что говорят друг другу мои соотечественники, которых вдоль по улице тоже немало. Как правило, они передвигаются парами: мужчина и женщина. Женщина восторженна, мужчина крайне скептичен. Женщина ходит вдоль вешалок, мужчина с горьким выражением лица смотрит в угол. У примерочных слышно мужское шипение: «У тебя такая уже есть! И так весь шкаф забит, вешать некуда. Ты это все равно носить не будешь. Не позорься, ты уже не девочка!» Если же это идеально воспитанные и хорошо выдрессированные мужчины, они произносят стандартное: «Это тебе дивно идет, моя дорогая», — и возводят глаза к небу, а в них тоска.Самые разумные магазинщики давно завели для мужчин специальный позорный диван возле примерочной с подачей кофе и свежих журналов — нечто вроде комнат для детей в ИКЕЕ. Изумительное зрелище: когда здесь рядком сидят сразу несколько мужчин и — так как они явно стесняются друг друга, а курение давно запрещено, — вместо спасительной сигареты они хватаются за телефоны и начинают то ли проверять почту из министерства, то ли играть в шарики.
Московская коллега не могла отдышаться после ссоры с мужем. «Он в магазинах просто звереет: бери деньги, покупай что хочешь, только быстрее — и пойдем уже отсюда! Я не могу с ним даже посоветоваться, он так морщится, как будто бы я делюсь с ним какими-то гинекологическими диагнозами. Но это же так важно для меня, почему он этого не понимает?»
Что я мог ей ответить? Долго не понимал этого и я. Помню, как страстно я объяснял одной милой женщине, что незачем тратить время на магазины, когда в Париже столько дивных музеев, на что получил ответ: «Эти магазины для меня как музеи, экспонаты которых я к тому же могу носить». Я подумал тогда, что это, в сущности, верно. Не каждая женщина сочиняет стихи или пишет картины. Некоторые из них музицируют только тогда, когда шампанского много. Но каждая женщина — специалист по моде, хотя б и на прикладном, магазинном уровне. Аранжировка себя и есть ее жизнь в искусстве. Я подумал, как же мы глупы, когда говорим, что любим женщин, но не понимаем такую огромную и важную часть их существа.
Местные ведут себя в этом смысле идеально. Я очутился недавно на закрытой распродаже одной замечательной марки. Дело происходило в большом ангаре, где стояли штанги с одеждой, и не было не только кабинок для примерки, но даже и зеркал. В очереди рядом со мной стояли и молодые девушки с парнями, и почтенные дамы с кавалерами, но как только прозвенел звонок — что девушки, что дамы разделись с проворством профессиональных стриптизерок и в одном белье побежали примерять наряды. Их кавалеры, бережно держа в руках снятые ими платья, двигались вслед за ними, живо обсуждая каждую перемену гардероба. В отсутствие зеркал женщины могли определить эффект своего наряда лишь по красноречивым взглядам других женщин и подробным репликам своих мужчин. При этом от них — ни следа нетерпения, ни знака неудовольствия даже тогда, когда дама набирала десяток одинаковых предметов в пластиковый мешок и носила их за собой как бездомная на Елисейских Полях. И ни у кого я не заметил свойственного нам яростного желания эти вещи отобрать и в порядке дополнительной скидки скинуть, к примеру, на пол.