Нельзя заниматься тем, чем не хочется

Мы встречаемся в ресторане «Недальний Восток», облюбованном чиновниками. Среди заказчиков компании Ольги Усковой Cognitive Technologies, одного из ведущих разработчиков программного обеспечения, и вправду много госструктур. И общается с чиновниками Ольга часто — не только по делам своего бизнеса, но и по вопросам развития отрасли. Она президент Национальной ассоциации инноваций и развития информационных технологий (НАИРИТ), член экспертного совета при Минэкономразвития. 

Я опаздываю. Ольга читает. Любит Пелевина — за то, что он умеет схватить и передать ритм времени. История ее компании и жизни вполне вписалась бы в его сюжет.

Женщин в сфере технологий на высоких постах во всем мире мало. В начале 1990-х, кажется, были только вы и Ольга Дергунова. 

ОЛЬГА УСКОВА. Да, в то перестроечное бандитское время мы были единственными девушками на рынке. Мы разные, но старт очень похожий. Ольга работала с Женей Веселовым, занималась «Лексиконом», первым русским редактором. А я с Владимиром Арлазаровым разрабатывала первую русскую систему распознавания текстов OCR Tiger. Мы довольно резво взяли — и «Лексикон», и OCR начали хорошо продаваться. И нам с Ольгой примерно в одно и то же время пришли предложения из иностранных компаний: ей из Microsoft, мне из HP.

Доход мой тогда был порядка $500 в месяц, что по тем временам очень много. Иностранцы давали около $2000. Квартиру же можно было купить за $5000. Ольга ответила «да», я — «нет». Не хотела идти в наем, хотелось что-то сделать самой.

Это как-то в детстве закладывается, в юности? Может, комсомол сформировал лидерские качества? 

О. У. Из комсомола меня в вузе исключили за аморальное поведение — связь с женатым мужчиной. Ребенком я была ненормальным, но сама этого не понимала. Рано начала читать — тогда у нас только-только появился телевизор, я очень любила его смотреть, но родители меня надували и говорили, что мультиков в программе нет. И я, чтобы отстаивать свои права, выучилась читать по программе телепередач. К пяти годам я прочитала всю домашнюю библиотеку — цензуры не было. В голове была каша, но представления о том, кто из героев плохой, кто хороший, с тех пор не изменились.

Отец заведовал лабораторией искусственного интеллекта, мать была главным инженером проекта. Но при этом они были хиппи в душе и совершенно не интересовались нашим образованием. Мы с братом учились в обычной школе №515 с детьми рабочих ЗИЛа. К поступлению в вуз меня натаскал мамин поклонник Лев Пономарев. Сейчас он известный правозащитник, а тогда был отличным физиком. Но и к высшему образованию в семье отнеслись безалаберно — я уехала с друзьями на байдарках и пропустила поступление в университет. В итоге меня запихнули на техническую кибернетику в МИСиС, чему я была впоследствии только рада. Национальный колорит — туда брали евреев — сопровождал всю мою учебу и мне очень нравился. Внешне хилые мальчики, но увлечения интересные: литература, андеграунд, особенно у тех, кто собирался уезжать. В нашей «рабочей» школе мы ни с чем подобным не сталкивались.

Опыт погружения в разную среду и умение находить общий язык с разными людьми — один из факторов успеха в бизнесе. 

О. У. Возможно. Я еще студенткой вышла замуж, родила, а лет в 20, заскучав в браке, затусовалась с рок-музыкантами. В кинотеатре «Ударник» было «Рок-кабаре». Я попала в ближний круг Сергея Курехина, и мне понравилось, как живут все эти ребята. Даже стихи начала писать — единственная страничка в биографии, за которую стыдно. Стихи-то были ничего, а вот мотив… Чтобы позиционироваться не как постельная девочка, надо было что-то делать. Я села, почитала хороших поэтов, вошла в ритм и начала писать свое, приносить на тусовки. Некоторые даже хвалили. Недавно у Пелевина нашла объяснение этого эффекта в «Священной книге оборотня» — кстати, очень рекомендую, мне кажется, это одна из самых сильных книг, написанных от лица женщины. Там героиня объясняет свой способ мышления — я сама идей не произвожу, я слушаю мужчин, ловлю идею, а дальше могу доразвить, раскрасить. Это действительно женский способ мышления.

Почему развелись?

О. У. Муж пережил и «Рок-кабаре», и стихи. Семья сломалась на первых больших деньгах. Муж с партнерами начал бизнес, купил несколько заводов, быстро стал новым русским. Меньше чем за год отношения между нами резко изменились, в семье стало холодно. Я взяла шестилетнего сына и ушла. При этом нужно сказать, что муж меня никак не обижал, мы до сих пор в хороших отношениях. Но развод не был его инициативой, и он меня наказал — отказался платить алименты. Я только-только сдала кандидатский минимум, и в лаборатории мне доверили рисовать интерфейсы. Пустые магазины, зарплата $30. Но трагедии не было. Наоборот, у меня был какой-то дикий драйв, желание драться.

У меня была престарелая тетка, богатая по тем временам, болонка которой изгадила всю квартиру. Я взялась все отмыть, за что мне разрешили жить на ее даче. Нашу «родовую» квартиру в центре я на эти два месяца сдала иностранцам за $900. Купила сразу же за $500 подержанные «жигули», на которых еще шесть лет ездила, а на оставшиеся мы запустили бизнес в лаборатории. Не было надрыва, все делалось по приколу, ощущение было, что все можешь. Сейчас люди живут в состоянии какого-то экзистенциального ужаса, хотя вопрос выживания так остро, как в 1991 году, не стоит. Внутри сидит, что деньги дают энергию, которую страшно потерять. Это беда нуворишских поколений в любой стране — подготовка к другому уровню материальной ответственности должна происходить постепенно.

Что делать?

 О. У. Ты сбалансирован, если воспринимаешь деньги как инструмент для решения задач. Мы с мужем — я уже 11 лет во втором браке — в личном плане жестко ограничиваем потребление. Решили для себя, что недвижимость приобретаем только такую, которую можно обслуживать минимальными силами. У нас одна домработница, когда она в отпуске, можно обойтись пылесосом-роботом, на котором любит кататься кот. Дача тоже не дворец.

У вас очень интересная квартира. 

О. У. Мы вообще не собирались ее покупать. Когда сыну исполнилось 19, решили его отселить. Наткнулась на объявление о коммуналке в центре, зашли взглянуть — убитая квартира, убитый подъезд, убитый двор. Но она начала сниться нам обоим. Это флигель 1807 года постройки, куда князь Голицын отселил своего сына за брак с купчихой. Здесь уникальная атмосфера — все поздравляют друг друга с праздниками.

Мы купили почти весь верхний этаж, отремонтировали подъезд, потратили на этот проект два года. Много интересного нашли — гвозди царских времен, обрывки старых газет. Дом к нам привыкал постепенно, и, видимо, мы все-таки ему понравились. Когда уезжаем и в квартире остается мама мужа, обязательно что-то случается — она уверена, что у нас живет домовой.

В офисе много времени проводите? 

О. У. Я в него заезжаю, когда мне удобно. У меня офис внутри. Пока фирма была не очень большой, где-то до $50 млн оборота, я держала в голове всю бухгалтерию. Если ты хозяйка, то автоматом, придя в квартиру, ставишь кашу, вытираешь ребенку попу и делаешь еще кучу дел разом. То же самое с управлением. Знаю людей, которым надо вести тайм-лайн и постоянно «чекать» встречи. Мне проще держать все в голове. Если о чем-то забываю, значит не очень хотела.

Какая ситуация была в бизнесе самой сложной? 

О. У. Никогда не знаешь, какая из них «самая». Есть некоторая сезонность неприятностей. В феврале, когда после праздников надо пополнить казну, обострение у госорганов — проверки. Государство выступает то партнером, то мелким бандитом. А в конце года, когда все крупные тендеры проходят, — коммерческие наезды.

Женщине больнее?

О. У. Один раз только было обидно, давно уже. За мной ухаживал один бизнесмен, дело шло к нежным отношениям. И вдруг на крупном тендере он решил увеличить свою прибыль за счет продукта, где интересы наших фирм пересекались. Человек, который чуть ли не делал мне предложение, вдруг наехал с милицией и прочими атрибутами. Я тогда четко поняла, что у крупного бизнеса психика другая — первым делом самолеты, какие-то человеческие качества атрофируются. Среди российских олигархов, например, принято еще с 1990-х взаимное кидание, система нерасчетов на конце по уже подписанному контракту. Когда сталкиваюсь, уже не реагирую эмоционально — это правила игры.

Многие олигархи, особенно сидящие на ресурсе, — несчастные люди. Жадность, растущую в геометрической пропорции, невозможно утолить. Я не понимаю, зачем все эти деньги, если тебе приходится постоянно находиться в стрессовом и униженном состоянии. Это какое-то тотальное неуважение к себе.

Сложно с госзаказчиками работать? 

О. У. Работа с ними ничем не отличается от работы с вендорами или другими клиентами. Система тендеров более или менее оформлена: заходишь на Zakupki.gov.ru и видишь все планируемые торги. В Америке работать с госконтрактом сложнее — вы просто не найдете информации, кому что нужно, она расходится по своим. Для того чтобы попасть в этот закрытый клуб, нужно кормить определенные лоббистские команды. Cognitive Technologies разрабатывает концепцию умного города для Сколково.

Что там сейчас происходит? У меня такое ощущение, что к саммиту G8 в 2014 году можно успеть построить только недвижимость, а не город-сад. 

О. У. Для меня этот проект — тяжелое переживание. Если то, что задекларировано, не осуществится, это будет очень плохо для общества. Обманы доверия в случаях, когда ты поднял миллион человек под свою идею, приводят к тому, что ломается механизм и в следующий раз никто за тобой не пойдет. И у нас не будет иного выхода, кроме возврата к диктатуре и рабству, никого уже идеей не поднимешь. Основная проблема Сколково: там нет команды, заинтересованной в конечном результате. Поэтому нет процедур контроля, раздача денег неэффективна.

Вы обучаете предпринимательству студентов МИСиС. Это социальная нагрузка? 

О. У. Нет волшебных гномиков, которые найдут и приведут к тебе человека, который кинул свою предыдущую компанию, но не кинет твою. Так что менеджеров надо растить внутри. И когда года два назад проблема кадров встала остро, я пошла в МИСиС. Сыграла роль и личность ректора Дмитрия Ливанова, который теперь министр образования. Он молодой, толковый, со спортивной злостью — альпинист. И самостоятельный, ни на кого не оглядывается.

Мы договорились, что в своем курсе по созданию предприятия я буду честно рассказывать, что такое взятка, наезд, как на него реагировать. Из 85 человек активно работали 40. Я довольна результатом. Шесть человек получили от нас грант и создали фирму, которая занимается программами навигации судов. Еще шестеро работают сейчас в наших структурах и быстро растут.

Ребята заставили мои мозги шевелиться. Чем более стабильная у тебя ситуация, тем ленивее двигать головой. А мозг при отсутствии тренировки провисает, как и мышцы.

Есть еще секреты, как его тренировать?

О. У. Адреналиновый всплеск, изменение монотонного ритма жизненно необходимы. Кстати, первый рывок у меня в жизни был, когда я сидела дома с ребенком. Всем мамам на заметку. Первый год, когда идет интенсивное развитие ребенка, ты, читая и объясняя ему окружающий мир, вместе с ним развиваешься. У меня тогда мозг раскрылся — случился интеллектуальный скачок в работе над диссертацией.

Вы отошли от оперативного управления компанией. Трудно было?

О. У. Когда долго занимаешься бизнесом, становится скучно — все повторяется. Поэтому нужно ловить время, когда ты уже позевываешь. Как только я за собой это заметила, тут же свалила. Нельзя заниматься тем, чем не хочется. Теперь работаю только с интересными мне людьми.

Какие цели ставите для себя в бизнесе?

О. У. Мы изначально ставили задачу по созданию лидера отрасли — в России не так много производителей софта, работающих на крупных проектах. Потом обнаружили, что стали первым парнем на деревне, а в мире никому не интересны. Возникла цель работать там. Есть амбиции, и для меня они важны.

Мне нравится создавать новые сущности — когда в результате приложения усилий, денег, энергии возникает новый продукт. Я сторонник марксистской теории перехода количества в качество, всем сотрудникам говорю, что, если долго мучиться, что-нибудь получится. Но бывает, что очень долго мучаемся, результата достигаем, а кайф не наступает. Думаю, в формуле Маркса не хватает времени: есть оптимальная точка перехода количества в качество — если переход случился вовремя, то будет резонанс и кайф.

И что нужно, чтобы поймать момент?

О. У. У человека обычно сбита система управления — и системой воспитания, и окружающей средой. (Так что чем меньше ребенка воспитываешь, тем лучше. Я со своим, по крайней мере, так поступала и считаю, что результат замечательный.) Но даже при сбитой системе наладить контакт с собой можно. У меня почти одновременно заболели раком близкая подруга и мама. Подруга человек дисциплинированный, передалась врачам, началось хождение по мукам. А мама — хиппи. Мы ее на операцию с большой опухолью еле-еле отправили. А после первой же химии она сказала, что с нее хватит, она себя сама вытащит — и получилось. Рак — это сбой в системе управления, просто организм по каким-то причинам дает команду убивать себя. Старость тоже наступает, когда человек сам принимает решение стареть. Мы по Сколково работаем с Биллом Хатчисоном, ему 74, у него пять дочерей, много внуков. Он каждую неделю летает из Канады, ведет переговоры по 3–4 часа и еще успевает щипать официанток за задницу. Уверен, что лет 50 у него в запасе еще есть, любит жизнь и чувствует себя молодым. А есть люди, которые в сорок начинают умирать.

Ни в жизни, ни в бизнесе без контакта с собой никакого щелчка, попадания в ритм не будет — это как под потолок взлететь.

Распорядок дня Ольги Усковой:

7:30 — подъем

8:00–8:30 — занятия йогой. Муж тоже занимается йогой, а сын предпочитает бокс

9:00 — начало тренировки в конном клубе, если удалось вырваться среди недели

9:30 — встречи

13:00–15:00 в этот промежуток Ольга старается пообедать: «Плохо себя чувствую, если не ем». Мяса не ест

20:00 — часто бывают поздние встречи

00:00 — старается ложиться не позже полуночи