В тюрьму за ужин для мужа: какое наказание ждет женщин, завербованных террористами

— Многие женщины, в том числе Варвара Караулова (студентку Варвару Караулову приговорили к 4,5 года колонии по обвинению в приготовлении к участию в деятельности запрещенной в России террористической организации ИГИЛ. — Forbes Woman), хотели просто выйти замуж и не понимали, что их вербуют, — и так оказались в Сирии. Почему для закона они автоматически становятся фигурантами уголовного дела, а не потерпевшими? 

— В этом случае женщинам вменяют приготовление к участию в террористической организации. Мотивы, которыми они руководствуются, следствие отстраняет на второй план. 

Да, женщин вербуют, и это проблема. У молодых девушек часто сложности с сепарацией от родителей, которые на любое высказанное недовольство заявляют «ты должна». Неумение услышать с двух сторон приводит к тому, что люди попадаются на уловку вербовщиков, которые говорят: «Ты ничтожество, а я герой, который с тобой общается. У тебя есть шанс быть со мной — единственным, кому ты интересна». Самое главное, что эти подонки делают, — отрывают людей от семьи, провоцируют на конфликты с друзьями. Человек замыкается в себе и попадает в беду.

Женщины, которые ищут общения с такими мужчинами, создают себе романтизированный образ или надеются с помощью будущего мужа вырваться из сложной ситуации, обречены либо на посадку, либо на смерть. Какая судьба у тех, кто доехал до террористов? Полевые лагеря? Там их ждут только смерти, кровь, грязь, унижение.

Основное, что здесь подлежит доказыванию в суде, — это осведомленность людей. Являются ли уехавшие женщины жертвами или же осознавали, что совершают преступление? Если происходит общение с террористическими организациями и есть хотя бы отдаленное понимание, что это террористы, то нужно осознавать последствия. Поэтому любое прикосновение к этой гадости влечет за собой правовые последствия — это государство дало всем четко понять после дела Варвары Карауловой.

— Можно как-то освободить женщину из рук вербовщиков, пока она еще не уехала?

— Основное правило — просто быть внимательными друг к другу, не превращаться в эгоистов. Видите, что человек рядом страдает? Нельзя отстраняться. Посмотрите, поговорите, не бросайте его.

Кто-то недавно ходил в церковь, а теперь резко покрылся и поменял свои взгляды: что-то происходит? Одно дело, если это какие-то семейные традиции, например девушка выходит замуж за татарина или чеченца, входит в новую семью и вдруг поняла, что ислам — это ее религия. А если девушка сама по себе вдруг начинает покрываться, то тут уже стоит призадуматься, кто с ней на том конце провода.

Если в мечеть приходит русская девочка, которая вдруг говорит, что хочет принять ислам, наверное, надо все-таки спросить, а что такого у нее случилось и кто ее ввел в религию — на эти моменты я как раз рекомендовал бы духовенству обращать внимание. Это в том числе профилактика террористической деятельности. 

Среди уезжающих в Сирию женщин бывает много неофитов (новых последователей религии. — Forbes Woman), это опасно для них самих и для окружающих. Люди, которые воспитаны в традиционном исламе, — татарские, башкирские, кавказские и другие семьи — умеют общаться внутри разных конфессий. А те, кто только подошел к исламу, часто начинают уходить в радикальные течения и учить им представителей традиционного ислама. 

Государство тоже должно не бегать за театралками, а заниматься мониторингом таких случаев. Не нужно ждать, когда человек отчается и поедет. Не нужно доводить до момента присоединения к террористам.

— Что считается моментом присоединения?

— Преступление в форме участия лица в террористическом сообществе считается оконченным (юридически это означает, что человек совершил преступление. — Forbes Woman) с момента вхождения в состав такого сообщества с намерением участвовать в осуществлении террористической деятельности либо в подготовке или совершении одного либо нескольких преступлений. Это активные действия, в том числе когда человек уже начинает сам вовлекать в преступную деятельность других людей или оказывать содействие террористам: передала продукты, разместила кого-нибудь у себя, сама поехала к боевикам. 

— А если просто общение, то как это квалифицируется?

— Не надо в принципе вовлекаться в общение, в любой момент любое слово может расцениваться, как будто человек уже состоит в запрещенной организации. У нас же есть много «волшебных» деструктологов для экспертиз.

— Если женщина была просто женой: готовила, убирала, стирала вещи мужа или его знакомых, которых потом сочли террористами, что с ней будет? 

— Приготовить торт, постирать носки, родить детей мужу-боевику — это, вероятнее всего, будет считаться террористической деятельностью с точки зрения российской практики. 

— Эти действия квалифицируются как пособничество?

— С точки зрения права, этими действиями женщина обеспечивает деятельность террористической организации. 

Если почитать материалы дел, особенно в Дагестане, где велись открытые судебные процессы, можно увидеть четкую позицию суда. Что будет, если ты поехала к боевику с намерением выйти замуж? Сядешь. Что будет, если боевики пришли к тебе домой и ты этим боевикам предоставила продукты? Сядешь. Единственный возможный выход, если к тебе приходят боевики, — это сообщить об этом правоохранительным органам. Останешься свидетелем. 

— Когда у нас говорят, что женщина уехала в Сирию, автоматически как будто подразумевается, что она уехала к боевику — существует такой стереотип. Как доказывают факт того, что она поехала не просто к сирийцу — что тоже бывает?

— Обычные сирийцы и сами в Россию приезжают, браки заключают. Никто не мешает россиянке выйти замуж за сирийца и в Сирии. Если же женщина пересекает границу в месте, где территория контролируется боевиками, и там ее ждет будущий муж, то, скорее всего, в данном случае суд будет говорить о том, что этот человек — террорист. По крайней мере, так было в 2015 году.

Как правило, органы следствия устанавливают данные боевика, многие из них оставляют цифровые следы в соцсетях, в отношении некоторых уже возбуждены уголовные дела за участие в незаконных вооруженных формированиях или международных террористических организациях. Далее — дело техники. 

— В Уголовном кодексе есть составы, которые исходят из возможности заставить человека что-то сделать манипуляциями. Например, есть статья о доведении до самоубийства. Почему в случае с вербовкой женщин обещанием замужества мы не говорим о вовлечении в террористическую деятельность манипуляциями, которые в личных отношениях часто встречаются?

— Склонение к суициду — это создание психологических условий для человека, чтобы он сам погиб, путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства. Здесь государство охраняет общественные интересы, жизнь и здоровье конкретного человека.

В случае с терроризмом человека вербуют, вовлекая его в преступную деятельность, то есть он сам становится преступником. Уговоры и обман работают, но человек, не лишенный дееспособности, разграничивает террористическую деятельность и обычную жизнь. 

— В статье 205.5 УК («Организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации») есть примечание, согласно которому «лицо, впервые совершившее преступление и добровольно прекратившее участие в деятельности террористической организации, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления». Получается, что женщина, которая утверждает, что она невиновна и вообще не имеет отношения к терроризму, должна быть освобождена?

— Это работает, но только до момента заведения уголовного дела, преследования или задержания. Человек должен не втихаря прекратить деятельность, а прийти в полицию и сообщить, что он состоял в такой-то организации, но выходит из нее. Тогда да, примечание действует. 

— Известно, что в Сирии достаточно много россиянок, которые вышли там замуж, но боятся вернуться в Россию, потому что на родине их ожидает заключение. В том числе это женщины с детьми. Когда в 2018 году нескольких россиянок вернули в страну через Чечню, в Грозном они писали явку с повинной и разъезжались по своим регионам. В Дагестане при этом их осудили по статье 208 УК («Участие в незаконном вооруженном формировании»). 

— На Северном Кавказе история с примыканием к терроризму наиболее болезненная. Потому что именно туда с 1990-х годов радикальный ислам все время лезет. И продолжает там проявляться.

Вопрос о возвращении подобных людей на родину должен ставиться не только в плане уголовного права, а гораздо шире. Надо думать о том, как не допустить отъезда в принципе и как потом работать с вернувшимися людьми. Самое главное, что нельзя забывать, — в первую очередь важно спасти человеческую жизнь.

— Почему после терактов арестовывают родственников террористов? Потенциальная угроза родственникам рассматривается как фактор, помогающий удержать человека от совершения преступления?

— Если родственники знают, что их близкий втянут в сомнительную ситуацию, единственное спасение для всех — это обратиться к адвокату, взять этого родственника и просто тащить его в правоохранительные органы. Здесь речь о спасении [жизни] человека.

Правоохранители должны оценивать роль каждого, кого они привлекают по уголовному делу, независимо от родственных связей. То есть если человек действительно ничего не знал, а его задерживают, потому что он родственник, это вызывает вопросы. Это недопустимо.

Если человек знал, что его родственник планирует преступление террористической направленности, и дал ему ключи от машины, канистру бензина, перевел денег, передал охотничье ружье, то должен был понимать, что его родственник не собирается ездить на мотоцикле, устраивать пикник или отбиваться от хулиганов. Если он видит, что человек радикализировался, общается с определенной группой лиц, очевидно, родственник не должен ему помогать. Он может только догадываться или вовсе не знать, на что тот пойдет, но в этот момент, с точки зрения логики, должно быть понимание, что ты содействуешь террористической деятельности. 

— Есть статья о несообщении о преступлении (статья 205.6 УК), которая не распространяется на близких родственников и супругов. Также, согласно 51-й статье Конституции, у гражданина есть право не свидетельствовать против близких родственников, в том числе против супругов. Эти принципы работают в случае с женами мужчин, которые оказались террористами?

— Скажем так, практика применения статьи за несообщение в чувствительных регионах вызывает достаточно чувствительную реакцию, а в среде правоведов и правозащитников — закономерное обсуждение. Это все, что могу сказать. 

С терроризмом нужно бороться исключительно правовыми методами. [Когда происходит теракт, ожидаемо, что люди] кричат про мигрантов и про смертную казнь, это нормально с точки зрения психики, потому что здоровый организм должен реагировать на боль. Но следствие, прокуратура, депутаты, адвокаты и суды должны оставаться профессионалами (после теракта в Crocus City Hall 22 марта 2024 года в Госдуме прозвучали призывы отменить мораторий на смертную казнь. — Forbes Woman). 

Хочу напомнить, что кроме статьи 51 Конституции предусмотрено и примечание к статье 205.6: лицо не подлежит уголовной ответственности за несообщение о подготовке или совершении преступления его супругом или близким родственником.

Ну и кроме того, чувствительные процессы по уголовным делам о терроризме должны быть открытыми: общество должно понимать, что случилось, какие причины, как эти причины устраняются государством. 

— Можно ли предположить, что государство следует идее «муж и жена — одна сатана» и по этой причине не видит в женщинах жертв своих мужей — ни в случае вот таких коллизий, когда женщина вышла замуж за террориста, даже не зная о том, что он террорист, ни даже в случае домашнего насилия, закон о котором до сих пор не принят?

— Мужа и жену у нас вообще признали экстремистским сообществом (речь о случае, когда суд признал внесенного в реестр иноагентов Александра Невзорова и его жену Лидию экстремистским объединением и запретил их деятельность в России. — Forbes Woman), поэтому здесь я даже не знаю, что вам еще ответить.