«Женщинам тоже нужна помощь»: как жили повитухи и их пациентки в императорском Китае
— Позволь поинтересоваться, как твоя мама? — спрашиваю я. — Я не видела ее уже много месяцев.
— Дети приходят, когда сами решат, — отвечает подруга. — Аристократы больше не нанимают ее, но беднякам все еще нужна помощь.
Повитуха Ши так и не смогла восстановить свое доброе имя за все эти годы. Мне это кажется постыдным, но я говорю:
— Я рада, что ты приобретаешь все большую известность!
— Мать хорошо меня обучила, — отвечает она. — Я знаю, что делаю. Женщины мне доверяют. Никто не принимает роды лучше меня, уверяю!
— Доктор Ван…
— Он был добр ко мне. Если бы не он, не знаю, что бы мы с матерью делали. — Под ее безупречной кожей ходят желваки. — Мой муж хорошо справляется, но если мы хотим и дальше улучшать свою жизнь, всем троим нужно работать. — Она проглатывает «в отличие от вас». — Теперь я принимаю роды во всех лучших семьях Уси.
— Это… — Я пытаюсь прервать ее, чтобы показать радость за нее, но ей нужно похвастаться.
— С тех пор как мы виделись в последний раз, я успела принять сына магистрата Фу. Выше чести не бывает!
— Это замечательно! И я рада видеть, как ты пожинаешь плоды своей безупречной работы. Мы с бабушкой гордимся тобой.
— Я получаю подарки, мясо, мешки с рисом и ящики с углем. — Она переводит дыхание, прежде чем продолжить. — Мебель! Фарфоровые вазы! Бамбуковые ширмы!
Энтузиазм подруги мне понятен, хотя ее меркантильность и претит. Впрочем, им с мужем приходится работать — и так было всегда. Результаты их труда видны и в лавке, и в жилых комнатах — в этой, побольше, под окном с недавних пор появился красивый широкий кан, теперь Мэйлин и ее муж спят на нем, а во второй комнате стоит кан для повитухи Ши.
— Если мне повезет, — продолжает моя подруга, — однажды какая-нибудь благодарная семья захочет почтить меня пышными похоронами.
— Это самая высокая награда, какую только можно получить, — вынуждена признать я.
— Кайлу говорит, что скоро мы купим собственную чайную плантацию, расширимся и … — Она усмехается. — Мне не терпелось рассказать, что мы собираемся построить дом с собственным двором!
— О, Мэйлин, очень радостная новость!
— Ничего бы этого не случилось, если бы не доктор Ван. Повитухе нужны мужчины- врачи, если она хочет наполнить чашу рисом.
Это мне кажется преувеличением. Но, возможно, я не права. Я знаю только двух женщин-врачей — бабушку и себя саму. Бабушка занимается только обитательницами Особняка Золотого света, а в Благоуханную усладу врача приглашает госпожа Ко. Ей нравится доктор Ван, а он пользуется услугами Мэйлин.
— Когда я стану хозяйкой дома Ян, — говорю я, — мы с тобой приведем в мир много детей.
— С нетерпением жду этого. — Она тянется за соленой сливой. — Ты видела книгу доктора Вана?
— Хм-м… — На эту тему я не хочу говорить.
Доктор Ван опубликовал книгу историй болезней своих пациентов, собрав как стандартные средства от обычных болезней, так и рецепты «специальных формул» для изготовления духов, устранения морщин и придания блеска волосам. Но самое неприятное, как мне кажется, то, что он записывал истории исключительно богатых и знаменитых пациентов (да, это значит, что он включил в нее и то, чем занимался в семье Ян). Бабушка объяснила это следующим образом:
— Написать подобную книгу — популярный путь к званию минъи, знаменитого врача. Какое высокомерие!
Видя мое настроение, Мэйлин вздыхает.
— Не забывай, что благодаря доктору Вану мы с тобой чаще видимся, когда я сопровождаю его в Благоуханную усладу.
Это правда. Как семейный врач Янов, он каждый месяц приезжает в Благоуханную усладу, чтобы оказать услуги сначала мужчинам и мальчикам. Затем он заходит на женскую половину, чтобы осмотреть женщин, в том числе и меня. Мы с Мэйлин мало общаемся во время этих осмотров, но можем смотреть друг другу в глаза, пока она передает мне вопросы Вана, а ему — мои ответы.
— Я благодарна за все, что позволяет нам побыть вместе, пусть даже на пару мгновений, — говорю я.
Но моих слов Мэйлин недостаточно.
— Я не понимаю, почему ты относишься к доктору Вану без должного уважения. Мы с ним бывали в сложных ситуациях, и не всегда они разрешались удачно, но я не знаю другого врача в городе, который способен так деликатно сообщить мужу, что его жена покинула этот мир. А ты? Он даже упомянул меня в нескольких историях болезни, о которых написал в своей книге. Назвав по имени!
Я чувствую себя так, словно она провела скребком по моим внутренностям. Доктору Вану не пришлось бы сообщать мужьям о смерти жен, работай он лучше. Еще более тревожно то, что Мэйлин хочет той же славы, что и доктор Ван!
Я решаю сменить тему разговора на ту, которая волнует нас обеих.
— Иногда мужу и жене нужна помощь в постельных утехах.
Однако я делаю это слишком неуклюже, Мэйлин пожимает плечами, словно смахивая с себя лепестки цветущей вишни, опадающие весной. Спустя мгновение она говорит:
— Мы с Кайлу наслаждаемся постельными утехами. Проблема не в этом. Я пью такие травки, он сякие, но нам не удается зачать ребенка.
Я тянусь к ней через стол, чтобы взять за руку.
— Интересно, могу ли я помочь?
Она смотрит на меня, выражение ее лица непроницаемо.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я. — Почему не позволяешь мне лечить тебя? Это потому, что я женщина? Или потому, что я еще слишком молода?
Она отмахивается от моих догадок, но по этому жесту — зная ее так хорошо — я понимаю, что она что-то от меня скрывает.
— Доктор Ван что-то дает тебе? — спрашиваю я.
— Да. Мне ужасно больно.
Пытаясь скрыть свои чувства, я спрашиваю:
— Что он прописал?
— Ой, да не бери в голову. — Потом она добавляет: — Мне не нужна помощь, но я знаю одну женщину, которой она нужна…
— Я помогаю только членам своей семьи…
— Другим женщинам тоже нужна помощь.
— Мне пришлось бы просить разрешения у Маожэня, чтобы посетить другую благородную семью, но он в Нанкине.
— Человек, о котором я думаю, не из благородной семьи.
Когда я качаю головой, Мэйлин говорит:
— Свекровь не узнает. — После паузы она добавляет: — Пожалуйста, Юньсянь. Неужели ты позволишь женщине страдать только потому, что она не живет в стенах дома твоего мужа?
— Привези ее сюда в следующий раз, когда я приеду…
— Так не пойдет. Мы должны пойти к ней. — Прежде чем я успеваю возразить, она вскакивает, открывает шкаф и достает одежду. — Тебе нельзя на улицу в таком виде. Нужно переодеться.
— Ни в коем случае! — восклицаю я, но после того, как она отвергла мою помощь, чувствую, что должна выполнить ее просьбу, чтобы показать, что люблю ее. Вопреки здравому смыслу я сбрасываю с себя платье и натягиваю хлопковые брюки цвета индиго и куртку, которые дает мне Мэйлин. Брюки длиннее, чем те, что на ней, и надежно прикрывают мои белые худые икры.
Остаются три проблемы: мое тщательно накрашенное лицо, что выдает выехавшую из дома благородную даму, высокая прическа, украшенная нефритовыми и золотыми украшениями, и крошечные ножки. Мэйлин салфеткой стирает с меня крем, пудру, румяна и краску для губ.
— Я не хочу расплетать тебе волосы: мы не успеем снова сделать прическу перед твоим возвращением, — говорит она, а затем обматывает пучок вместе с украшениями шарфом ручной работы и завязывает концы сзади на шее. Мы стоим вместе и смотримся в зеркало. Простые изменения делают нас похожими на сестер, и меня поражает, что о положении женщины в обществе свидетельствуют лишь слой краски и хитроумно уложенные волосы. Ну, и ноги.
— Сядь, — приказывает Мэйлин.
Я послушно сажусь, а она роется в ящиках и шкафах, после чего возвращается с чистыми тряпками и парой сапог. Она набивает ткань в носок одного из сапог. Я сую внутрь ножку в шелковой туфельке. Мэйлин нажимает на носок большим пальцем, смотрит на меня и говорит:
— Здесь еще слишком много места.
Я вынимаю ногу, и она добавляет еще тряпок. На этот раз сапог мне впору. Мы повторяем тот же трюк с другой ногой. Я сижу, упираясь пятками в пол, пальцы ног направлены к потолку.
Ступни выглядят огромными.
— Попробуй встать, — просит Мэйлин, — и пройди несколько шагов.
Пошатываясь, я поднимаюсь, и меня охватывает паника.
— Мы не должны этого делать. Если кто-то узнает…
— Никто не узнает!
Она держит меня за локоть, пока мы спускаемся по лестнице и, через заднюю дверь покинув дом, оказываемся в переулке. Сапоги, которые кажутся огромными и тяжелыми, как якоря, делают мою походку неловкой. Я всякий раз высоко задираю ногу, а затем резко опускаю ее. Мэйлин от природы ходит быстрее, чем я, и она тянет меня, пытаясь придать мне скорости.
Мы поворачиваем за угол, выходим на оживленную дорогу, огибающую канал, и идем мимо лавочек, где покупатели торгуются и договариваются. В чайной под открытым небом я замечаю двух мужчин, спорящих о философии. Мэйлин обнимает меня за талию, прижимая к себе. Другой рукой она машет перед собой, чтобы другие пешеходы, двигающиеся навстречу, не подходили слишком близко и не натыкались на нас.
— Давай вернемся, — бормочу я. — Это ошибка!
Она пропускает мои слова мимо ушей.
— Я говорила тебе, что мы с Кайлу собираемся строить дом. Мы уже посетили кирпичный завод и сделали заказ. И там одна женщина…
— Работает на заводе?
— Я тоже работаю, — парирует она. — Маковка, твоя кухарка и все остальные слуги в твоем доме тоже работают.
Она права, но от этого ничуть не легче. Если меня поймают…
Мы бредем куда-то, кажется, целую вечность, хорошо хоть широкие подошвы сапог Мэйлин вполне меня поддерживают. Мы поворачиваем за угол и направляемся в сторону от канала. Меня окружает мир, который Мэйлин описывала мне в детстве. Яркие краски. В витринах выставлены товары: куски шелка и парчи, фрукты, блестящие в корзинах, красное, влажное мясо манит мух. Все это прекрасно и удручающе одновременно. Витрины магазинов постепенно сменяются на ряды домов, жмущихся друг к дружке так, что между ними нет ни единого зазора. Затем дома уступают место фабрикам, где изготавливают корзины и многое другое, где обрабатывают и прядут шелк. Я дергаюсь всякий раз, когда слышу тяжелый стук из кузницы, а звук перемалываемого зерна действует мне на нервы.
Мы доходим до ворот, Мэйлин дергает за колокольчик, и дверь открывает пожилая женщина. Увидев Мэйлин, она сияет.
— Молодая повитуха! Добро пожаловать!
— Рада тебя видеть, Иволга. Я привела кое-кого помочь тебе!